О том, в каком шоковом состоянии он находился, можно судить хотя бы по постановлению ГКО об эвакуации столицы, о существовании которого я узнал в 1954 году в связи с делом Берии. Согласно этому документу в случае появления войск противника у ворот Москвы Берия должен был произвести взрыв свыше тысячи объектов в столице. Можно представить себе, чем это могло обернуться, если бы мы дрогнули... Возможно, покажется странным, почему я считаю наиболее опасным октябрьские, а не последние ноябрьские дни, когда противник на узких участках находился уже в 26-30 километрах от Москвы. Дело в том, что к этому времени у нас образовался сплошной фронт обороны, а противник был уже не тот, что в сентябре и октябре.
Когда после Победы художник П. Корин завершил в Берлине свой знаменитый жуковский портрет и пригласил маршала посмотреть готовую работу, Георгий Константинович дал ей весьма необычную оценку.
- Работа отличная, - сказал он. -И лицо полевое...
- Какое? - не понял Корин.
- Полевое, - повторил Жуков и пояснил. - Такое бывает на поле боя...
Маршал знал, что говорил. Он был рожден для действий на поле боя. Волевой, энергичный, умеющий мгновенно оценивать обстановку и принимать единственно верное решение. Он не останавливался ни перед чем для достижения победы, был резок и иногда даже груб в отношениях с подчиненными.
Когда-то в начале своей карьеры он служил комполка в дивизии Рокоссовского, и тот, как командир, давая своему подчиненному аттестацию, указал как на один из серьезных недостатков Жукова на его непомерно грубое отношение к подчиненным. После победы под Сталинградом Жуков, уже начальник над Рокоссовским, напомнил ему о давней аттестации. Но Константин Константинович не смутился:
- А разве я не прав? - спросил он. - Ты такой и есть.
- Верно, - подумав, сказал Жуков. - Прав.
Эта малоизвинительная грубость сослужила маршалу плохую службу. Ведь она породила неверное, но правдоподобное представление о нем как о безжалостном военачальнике, пренебрегающем солдатскими жизнями. Совсем недавно по телевидению какой-то неопрятный иностранный историк убеждал наших зрителей, что Жуков достигал своих выдающихся побед ценой невероятного кровопролития, заваливая поля сражений трупами советских солдат. В обоснование этого глубоко ошибочного мнения нередко приводится хрестоматийная история, когда на запрос Жукова, почему застопорилось наступление, один командарм стал объяснять, что в рядах обороняющегося противника много противотанковых фауст-патронов. "О фа-уст-патронах будешь рассказывать внукам, когда выйдешь на пенсию, -резко оборвал командарма Жуков. -А сейчас - вперед! Только вперед!" Таких примеров жуковской беспощадности приводится сейчас множество. Иные коллеги маршала в годы его опалы приводили ему в пример самих себя как полководцев, берегших солдатскую кровь.
Но старая истина, согласно которой проявление жалости на поле боя жестокая тактика, как нельзя более ярко подтвердилась при серьезном анализе жуковских операций. Так, в "Военно-историческом журнале" No 1, 1995 г. кандидат военных наук В. Киселев опубликовал поистине сенсационную статью "Почерк двух полководцев". В этом исследовании Киселев сопоставил действия коневского 1-го Украинского фронта и жуковского 1-го Белорусского в знаменитой Висло-Одерской операции.
Оба фронта, пишет Киселев, имели по две танковые армии почти одинакового состава и численности: под начальством Жукова действовали армии Катукова и Богданова общей численностью 1615 танков и самоходок, под начальством Конева армия Рыбалко и Лелюшенко -1675 танков и самоходок. Не было большой разницы и в силе противостоящих вражеских войск. А результаты оказались далеко не одинаковыми, так как командующие по-разному использовали свои танковые армии.
Так, Конев, движимый желанием сберечь солдатские жизни, бросил обе танковые армии в бой в первый же день наступления, чтобы помочь частям 13-й и 52-й армий прорвать тактическую зону вражеской обороны. Жуков же возложил прорыв зоны на общевойсковые 8-ю гвардейскую и 5-ю ударную армии. Танковые же армии сохранил в резерве, намереваясь ввести их в бой на второй и третий день наступления после того, как пехота прорвет тактическую зону. Если Конев не допускал большого отрыва танковых соединений от основных сил фронта, ограничив темп среднесуточного движения танковых соединений 20-25 километрами, то Жуков, напротив, требовал, чтобы продвигались в сутки не менее чем на 45-50 километров, не опасаясь значительного отрыва. Он лично инструктировал командиров передовых отрядов, убеждая их не бояться решительного продвижения в глубь вражеской обороны, обещая всемерную поддержку авиацией даже при отрыве на сто километров. Смелое продвижение, говорил маршал, не позволит противнику организовать сопротивление на подготовленных в глубине рубежах.
Не описывая ход сражения, рассмотрим лишь его финал. Через две недели после начала операции войска 1-го Белорусского фронта продвинулись на сто километров дальше, чем 1-го Украинского. Но что поразительнее всего, потери у "жестокого", "безжалостного" Жукова оказались примерно в полтора раза меньше, чем у "гуманного", пекущегося о сбережении солдатских жизней Конева (17257 человек убитыми и 61151 ранеными против 26219 человек убитыми и 89564 ранеными). Чтобы достичь жуковских рубежей, Коневу пришлось провести еще одну Нижне-Силезскую операцию, занявшую еще две недели, потеряв при этом 23577 человек убитыми и 75809 ранеными. Таким образом, выход на жуковские рубежи потребовал от Конева двух операций, в ходе которых он потерял почти в три раза (!) больше солдат, чем Жуков.
С этих рубежей Георгий Константинович начал последнюю операцию Отечественной войны - Берлинскую, которая дала ему право спустя много лет сказать о себе:
ГОРЖУСЬ, ЧТО СВОЮ СТОЛИЦУ ЗАЩИТИЛ, А ВРАЖЕСКУЮ ВЗЯЛ!
Люди старшего поколения помнят слухи о причинах снятия Жукова с поста Главнокомандующего сухопутными силами сразу после войны. Говорили о несметных трофейных богатствах, изъятых маршалом в оккупированной Германии, об охватившей его мании величия и бонапартистских замыслах, побудивших его заказать свой портрет на белом коне в виде Георгия Победоносца. Сегодня мы можем прочитать документы, на которых некогда основывались слухи: журнал 'Военные архивы России" опубликовал в 1993 году справки, записки и доносы на Жукова, направленные Сталину.
