Бандит был моложе, ретивее, но не такой опытный, как Докучай. Голос у него был с раскатом, тонкий, заливистый... Лес, когда гнал зверя Бандит, был полон звона-перезвона...
И такой они, Докучай и Бандит, дуэт давали, что слушать бы и не переслушать...
И вот однажды вечером, когда мы вернулись с охоты по чернотропу, Олекса Иванович заявил мне:
- Стар я уже, с гончими мне тяжело! Забери у меня Докучая и Бандита. Ты молодой, они тебе еще послужат.
- Как так "забери"? Таких собак и забери?! - удивился я. - Если вы на самом деле решили не охотиться с гончими, купить собак я могу, а взять так... Что вы, Олекса Иванович?!
Олекса Иванович махнул сердито рукой:
- Сроду собаками не торговал! Никогда!.. Забери! Мне с ними тяжело, а в плохие руки отдавать не хочу!
Я забрал Докучая и Бандита.
Когда я выезжал со двора Олексы Ивановича, он куда-то ушел.
Семеновна, жена Олексы Ивановича, прощаясь с собаками, каждую из них, и Докучая и Бандита, обняла и поцеловала.
- Не обижайте их, - обратилась он ко мне. - Хорошие они псы... Докучая на первых порах остерегайтесь: он с характером. Пока привыкнет!
- А где же Олекса Иванович? - спрашиваю я.
- В садок пошел. Чтобы не видели, что он плачет...
Не из-за собак пустил слезу старенький Олекса Иванович - он хорошо знал, что собаки будут в хороших руках, - молодых лет жалко было старенькому.
Недаром в последнее время, когда, бывало, охотясь, ночевали на лугу, Олекса Иванович, лежа под копной или под стогом сена и глядя на небо голубое, на золотые звезды, старческим голосом заводил:
Запрягайте...
Та й поiдем доганяти
Лiта молодii...
Остался Олекса Иванович без гончих.
- Буду охотиться с Пиркой... На дупеля, на перепела... А если подстрелю где-нибудь утку, она и утку мне принесет.
Пирка (Пират)-пожилой уже, не очень чистой крови ирландский сеттер. Искать умел и перепела, и дупеля, и бекаса, держал хорошо стойку и понимал Олексу Ивановича не только по словам, но и по движению. Махнет рукою Олекса Иванович: "Ложись, мол!" - ложится... Махнет: "Вперед!" идет вперед. Послушный был пес Пирка и спокойный.
Однако о том, чтобы совсем бросить охоту, у Олексы Ивановича и в мыслях не было.
- Хоть на горлинку, хоть на воробья... До тех пор, пока ногами вперед из хаты не выеду, ружья не брошу! - твердо заявил Олекса Иванович, когда Семеновна как-то намекнула: "Да куда уже тебе с тем ружьем? Оставил бы уже!"
Крепко тогда разгневался Олекса Иванович на Семеновну.
* * *
Олекса Иванович - охотник, можно сказать, с детства.
Охотился его дед, охотился и его отец. Деда своего Олекса Иванович уже не застал, а у отца было очень много возни: как бы упрятать от маленького Олексы порох и пистоны.
Пряталось и ружье, хоть отец держал его всегда незаряженным: у отца была не централка, а шомполка. Хоть ружье было и не заряжено, отец всегда снимал пистон, когда шомполка была дома: отец хорошо знал, что самое опаснейшее дома ружье - всегда незаряженное и без пистона.
Случалось и с дедом, случалось и с отцом, что ружье всегда стреляло в хате или незаряженное, или без пистона.
А вы думаете, что с Олексой Ивановичем такого не было, когда ему минуло тринадцать лет?
Тогда отец не очень-то уж прятал от Олексы ружье. Висело оно на стене, на гвоздочке. Олекса взял да и щелкнул курком. Хоть пистона и не было, а оно - "бабббах!". Хорошо, что он держал ружье стволом вниз. От выстрела в полу только вот такую ямочку выбило...
Отца и матери дома не было.
А когда вернулись отец с матерью, мать ахнула, а отец строго спросил:
- Щелкал?
- Щелкал, батя!
- А я что говорил?
- Чтоб я не трогал ружья!
- Спускай штаны!
От правды не уйдешь. "Стрелял" отец пояском Олексу, приговаривая: "Не щелкай! Не щелкай!", до тех пор, пока мать не вырвала поясок и не сказала: "Да хватит уже тебе!"
После того Олекса больше не щелкал до той поры, пока отец сам как-то в воскресенье не сказал:
- Ну, идем в сад, учись уже стрелять! Осенью со мною на уток пойдешь... Пора...
Радость была - и не говорите!
А вы думаете, Олекса Иванович не стрелял раньше, до того, как уже сам отец решил учить его стрелять, готовить из него охотника?
Стрелял. Да еще как стрелял!
Начиналось, как и у всех будущих охотников, с бузинового пугача.
Нет, не так: перед бузиновым пугачом была еще брызгалка из болиголова.
Она, брызгалка, хоть и не огнестрельное оружие, больше гидропульт, но все же она приучала к глазомеру.
Наберет, бывало, в брызгалку маленький Олекса из лужи у колодца чего-то такого жиденького, что его никак водою нельзя назвать, и подкрадется к коту, чтобы в него попасть. Кот очень хитрющий, сразу на яблоню, с яблони на крышу, с крыши на чердак - и нету кота. В кота трудно было попасть.
А вот в наседку легче. Наседка сидела под припечком в хате, очень прочно сидела, не удирала. Ну и клятущая наседка была! Только что подойдешь зачем-то к припечку, сразу: "Рль-рль-рль-рль!" Как "зарельчит" и в икру клювом только - стук! Клювом - стук! Вольно клевала клятая наседка!.. Вот ее из брызгалки как обольешь! Ох, и шуму тогда в хате: наседка квохчет, по хате прыгает, яйца под квочкой мокрые, из гнезда грязная жидкость льется... Весело!
А если заскочит на тот гам в хату мать, тогда уже грустно. Брызгалка разлетается, ударившись об Олексину нижнюю спину, к той спине присоединяется еще такой удар матери, что Олексиной головой открываются двери, и Олекса, не задерживаясь в сенях, летит до самой повети. От повети с криком: "Я больше не буду!", через перелаз на огород и в картофель.
В картофеле уже отдышка.
А в хате звучит:
- Я тебе, разбойник, дам брызгалку! Самого, ирода, под припечек на яйца посажу! Чтоб знал, как наседку из брызгалки обливать!
Дрожит Олекса в картофеле, лежа в борозде. Дрожит и думает всхлипывая: "Не усижу я под припечком на яйцах, ей-бо, не усижу! Удеру!"
Долго мать ругается, пока под квочкой сено не переменит, яйца не вытрет.
А когда успокоится - это уже только вечером, - тогда кричит:
- Где же ты, брызгальщик? Вылезай! Иди молока выпей!
- А бить не будете, мама?
- Ну, иди уже, иди! Да не трогай ты мне наседку!
- Не буду, мама, накажи бог, не буду!
Помирились...
А уже после брызгалки - бузиновый пугач.
Бузиновый пугач - оружие весьма популярное и очень распространенное среди будущих охотников.
Жертвами этого оружия большей частью бывают мухи, маленькие лягушки, маленькие цыплята и т. д.
Муху можно убить из пугача насмерть, лягушонка и цыпленка перепугать.
"Пук!" - цыпленок только прыг!-и озирается на все стороны: что с ним случилось, что он так подпрыгнул.
Наседка тоже встревожена, наклоняет набок голову и внимательно всматривается в небо одним глазом, не коршун ли случайно...
Пугач - оружие не очень агрессивное, но и оно иногда причиняло маленькому Олексе много неприятностей.
Как-то к маме заглянула тетя Оришка, мамина кума, с маленькой Марьянкой на руках. Марьянке было всего три месяца. Положили Марьянку на полати, на подушку, и болтают себе мама с тетей Оришкой.
Олекса подошел к Марьянке с пугачом в руках, хорошенько нацелился и в лоб Марьянке "пук!".
Было реву Марьянки, было крику маминого и тетиного, был горячий шлепок Олексе по нижней спине, но больнее всего было то, что полетел пугач в печь.
- Ох, и пугач же был! Такого пугача, как у меня, во всем краю не было! - вспоминал Олекса. - Как послюнишь паклю и сделаешь из той пакли пульку - тугую-тугую! - да как выстрелишь, так пулька та
выше дерева летит! Вот какой был пугач! И сгорел!
Да чего только не перетерпишь, бывало, ради той охоты?
Отец собирался уже от шомполки переходить на централку и купил пять штук медных патронов двенадцатого калибра.
