И кроме того, ему еще раз хотелось увидеть эту лучезарную улыбку.

Из-за того, что стол Энн размещался именно так, а не иначе, прежде всего он заметил ее саму, войдя в приемную "Пфицнера". Выражение ее лица оказалось еще более странным, чем он ожидал. И, похоже, она пыталась произвести какой-то тайный жест, как будто бы сметая пыль со стола в его сторону кончиками пальцев. Он сделал еще несколько более медленных шагов в комнату и, наконец, сбитый с толку, остановился.

Со стула, коего он не мог заметить из-за двери кто-то поднялся и начал надвигаться на него. Шаги по ковру и странная осанка фигуры, которую уголком глаза заметил Пейдж, были неприятно осторожны. Пейдж повернулся, бессознательно подымая свои руки.

- Разве мы не видели этого офицера ранее, мисс Эббот? У него здесь дело - или нет?

Человек, находящийся в нетерпеливой полусогнутой позе, являлся никем иным, как Фрэнсисом Кс.Мак-Хайнери.

Когда он не сгибался в позу обвинителя, Фрэнсис Кс.Мак-Хайнери ни на дюйм не отличался от бостонских аристократов, кем он в действительности и являлся. Не обладая по-настоящему высоким ростом, он был очень худощав и абсолютно сед, еще когда ему исполнилось 26 лет. Это придавало ему вид холодной мудрости, дополнявшейся орлиноподобным носом и высокими скулами. ФБР перешло к нему от деда, который каким-то образом сумел убедить находившегося тогда на посту президента - поразительно популярного Человека-на-Коне, который просто источал ХАРИЗМУ, но не имел достойного упоминания мозгов - что столь важное заведение не должно подвергаться опасности при назначении преемников. Вместо этого оно должно передаваться от отца к сыну подобно частной фирме.

Наследные посты со временем склонны преобразовываться в номинальные, так как достаточно только одного слабенького потомка, чтобы уничтожить важность данного поста. Но этого с семьей Мак-Хайнери пока не произошло. Ныне здравствующий на своем посту, он мог бы в действительности даже преподать пару-другую уроков своему деду. Мак-Хайнери оказался хитрым, как росомаха. И несмотря на устраиваемые ему бессчетное число раз политические катастрофы, он всегда приземлялся на ноги. Как теперь убедился Пейдж, Мак-Хайнери и являлся именно тем человеком, для которого была изобретена метафора "глаза-буравчики".

- Так что же, мисс Эббот?

- Полковник Рассел вчера был здесь, - ответила Энн. - Наверное, вы тогда его и видели.

Поворачивающиеся двери распахнулись и вышли Хорсфилд с Ганном. Мак-Хайнери не обратил на них никакого внимания.

- Как тебя зовут, солдат? - спросил он.

- Я - космонавт, - отрывисто произнес Пейдж. - Полковник Пейдж Рассел, Армейский Космический Корпус.

- Что ты здесь делаешь?

- Нахожусь в отпуске.

- Ты будешь отвечать на мой вопрос? - надавил Мак-Хайнери.

Как заметил Пейдж, глава тайной полиции смотрел вовсе не на него, а куда-то через плечо, словно не обращал по-настоящему никакого внимания на сам разговор. - Что ты делаешь в "Пфицнере"?

- Я влюблен в мисс Эббот, - отчеканил Пейдж к своему полному и мрачному удивлению. - Я пришел, чтобы увидеться с ней. Прошлым вечером мы слегка поссорились и я хотел извиниться. Это все.

Энн выпрямилась за своим столом, словно в ее позвоночник воткнули длинный штырь, и повернулась к Пейджу слепо блестящими глазами, на лице ее застыло непонятное выражение. Даже рот Ганна несколько перекосился. Он сперва посмотрел на Энн, затем на Пейджа, словно вдруг почувствовал неуверенность в том, а знает ли он их вообще.

Тем не менее, Мак-Хайнери, бросил лишь один беглый взгляд на Энн и показалось, что его глаза превратились в бутылочное стекло. - Меня не интересует ваша личная жизнь, - произнес он тоном, действительно несшим отпечаток скуки. - Я сформулирую вопрос иным образом, чтобы его невозможно было избежать. Прежде всего - зачем вы явились в "Пфицнер"? Какое у вас здесь ДЕЛО, солдат?

Пейдж постарался свои следующие слова подобрать весьма аккуратно. Действительно, едва ли сказанное им что-либо значило, после того как Мак-Хайнери проявит настоящий интерес к нему. Обвинение ФБР имело почти полновесную силу закона. Все теперь зависело от того, сможет ли он добиться полной потери интереса к себе со стороны Мак-Хайнери. Это являлось делом, в котором, как и любой другой космонавт, Пейдж совершенно не обладал практическими навыками.

- Я доставил кое-какие пробы грунта из юпитерианской системы. Меня попросил это сделать "Пфицнер" в рамках их исследовательской программы.

- И вы доставили эти пробы вчера, как вы мне сами сказали.

- Нет, я вам этого не говорил. Но, действительно, вчера я их приносил.

- Как я вижу, вы и сегодня их принесли. - Мак-Хайнери ткнул своим подбородком в сторону Хорсфилда, чье лицо замерло в абсолютной неподвижности, как только он начал проявлять признаки понимания происходящего здесь. - Ну, что вы скажете на этот счет, Хорсфилд? Это один из ваших людей, о котором вы мне ничего не говорили?

- Нет, - ответил Хорсфилд, однако придал своему голосу слегка вопросительную интонацию, словно не собирался отрицать сразу же все, на случай если понадобиться изменить мнение. - Думаю, вчера я видел этого парня. Насколько мне кажется - в первый раз.

- Понятно. Могли бы вы сказать, генерал, не является ли этот человек частью персонала, подключенного к проекту Армией?

- Я не могу заявить этого с полной уверенностью, - ответил Хорсфилд, и его голос на этот раз прозвучал с большим сомнением. - Мне надо проконсультироваться со своим офисом. Может быть - он новичок из группы Олзоса. Тем не менее, этот офицер не входит в мой персонал. Но он ведь такого и не утверждает - не правда ли?

- Ганн, как насчет этого парня? Ваши люди взяли его без моей проверки? У него есть необходимый допуск?

- Что ж, мы некоторым образом взяли его. Но он не нуждается в проверке, - пояснил Ганн. - Он всего лишь обычный полевой собиратель. И никакого отношения к исследовательской работе не имеет. Полевые собиратели - просто люди, которые добровольно взялись помогать науке. Вы сами знаете.

Брови Мак-Хайнери сходились вместе все больше и больше. Еще лишь несколько вопросов и, как Пейдж знал из тех немногих газет, что достигали его в космосе, у главы тайной полиции будет достаточно материала для его ареста и сенсации - такой сенсации, которая сделает "Пфицнер" посмешищем. Уничтожит всех гражданских сотрудников, работающих в нем. Приведет в движение длиннейшую цепочку полевых трибуналов для армейских сотрудников проекта. Приведет к падению политиков, поддерживавших исследования, и увеличит альбом передовиц о Мак-Хайнери по крайней мере дюйма на три. Это казалось единственным, в чем по-настоящему был заинтересован Мак-Хайнери. То, что проект умрет, само по себе являлось лишь побочным эффектом, хотя и неизбежным, интересовавшим его меньше всего.