Никто еще не ходил по улице, только кошачий след тянулся с краю.
- Эй ты, салям-алейкум, зиму проспишь! - закричал Матвей, стуча кулаком в дверь. Послышалось шарканье, стук запора, дверь отворилась, и появился Ренат в ватнике на голое тело.
- Заходи, заходи, - восторженно сказал он и побежал обратно. - Ты вот как раз вовремя, заходи, - крикнул уже из комнаты. - Иди-ка сюда, послушай, как интересно...
Матвей плюхнулся на продавленный диван, а Ренат, сидя на колченогом стуле напротив, уже настраивал гитару.
- Хорошо живешь - песни с утра...
- Ты погоди! Вот послушай - только внимательно...
Ренат, как слепой акын, запрокинул голову и запел медленно и монотонно, растягивая слова, рокочущим басом, какой появлялся у него только при пении.
- Понедельник, понедельник, понедельник дорогой...
При первых словах Матвей скривился, как от боли, но быстро взял себя в руки и опустил лицо, стал глядеть в пол. Ренат этого не заметил.
...Ты пошли мне, понедельник,
Непогоду и покой.
Чтобы роща осыпалась,
Холодея на ветру,
Чтоб спала, не просыпалась
Дорогая поутру...
Дорогая поутру.
- А теперь скажи, - торжествуя, продолжил Ренат, - когда это написано?
- Лет пятнадцать назад, может, больше, - мрачно ответил Матвей.
- Я не про то! - отмахнулся Ренат. - В какой день недели, в какую погоду?
- Шут его знает, - пожал плечами Матвей. - В понедельник, наверное... с утра...
- Вот! И я так думал! Но это чушь! Стихотворение написано в воскресенье, поздно вечером, даже ночью! То есть написано оно могло быть хоть в среду, по настроению - в воскресенье ночью. В дождь! И ветер резкий, осенний! Листья не осыпаются - их срывает, несет, они липнут к заборам, к пороге, к деревьям. А вечером, только что, было тягостное, долгое выяснение отношений с этой женщиной, мучительное объяснение, не первое уже, понимаешь? И тогда ночью - мольба о понедельнике! Обращение в будущее: пусть будет непогода, пусть холод, но пусть - покой! Мольба о покое, понимаешь?
- Вроде так...
- Только так и именно так!
- Ну а что потом?
- Потом - суп с котом, - чуть-чуть обиделся Ренат. Это для меня важно, подтверждает мою мысль. Попросту говоря, эмоциональный эффект достигается симультанно со сдвигом по временной координате.
- Действительно просто, как я, дурак, не догадался? - Матвей наконец улыбнулся. - Обычный сдвиг по координате.
- Вот ты смеешься, а это чрезвычайно интересно!
- Кто спорит, - Матвей встал и, взял Рената за плечо. - Пошли ко мне завтракать, а то загнешься без жратвы, симультанный ты мой.
Ренат хотел пойти, как сидел - в ватнике на голое тело, но Матвей удержал его.
- Очнись, салям-алейкум, зима на дворе!
- Неужели? - Ренат подслеповато глянул за окно. - И правда - бело...
На улице он все приглядывался к снегу, вдруг заметил следы и обрадованно закричал:
- По кошачьим следам и по лисьим,
По кошачьим и лисьим следам
Возвращаюсь я с пачкою писем
В дом, где волю я радости дам!
И счастливо засмеялся, сморщив плоский носик. Глядя на него, Матвей заставил себя тоже засмеяться, а Карат, услышав голоса, загавкал, тут же раздался близкий вороний грай, и первая зимняя тишина заходила ходуном, рухнула, рассыпалась, и вот так они вошли в новое время года.
- Товарищи, она действительно чудеса творит, то есть без всякого преувеличения. - Семен вытер потный лоб и расстегнул воротник под галстуком.
- Что это ты, Сеня, вроде нервничаешь? - подозрительно сказал Костя.
- Ну при чем тут, при чем? - Семен ослабил галстук и укоризненно покачал головой.
Академик глубоко вздохнул и вяло откинулся в кресле.
- Хорошо, Семен Борисович, давайте ее.
Семен открыл дверь и крикнул в коридор:
- Антонина Романовна, заходите, пожалуйста.
Круглолицая женщина в темном платке, мужском пиджаке и длинной серой юбке, в сапогах, как вошла, сразу встала у порога и опасливо оглядела кабинет, полный стеклянных шкафов с ретортами, пробирками и какими-то блестящими металлическими инструментами, какие у зубных врачей бывают. Женщина остановила взгляд па академике и его помощнике, сидевших за длинным столом, и поклонилась.
- Здравствуйте вам.
- Проходите, Антонина Романовна. - Семен легонько подтолкнул ее к столу.
Женщине можно было дать и сорок лет, и шестьдесят. Она села, сжав колени, и стала теребить край пиджака.
- Ну, голубушка, расскажите о себе, - сказал академик и вдруг старчески трогательно улыбнулся.
- Чего сказывать-то, - ответила похожей улыбкой женщина, - из Семиряевки мы.
- А где трудитесь, кем?
- В совхозе у нас, скотницей, - она поправила платок и добавила: Имени Семнадцатого съезда совхоз. Речицкого района.
- Ну так, голубушка, покажите нам что-нибудь из своих умений. Академик вынул из наружного кармана пиджака очки и положил их на середину стола.
- Двигать, что ль? - опасливо спросила Антонина Романовна, кивнув на очки.
- Если сможете, - осторожно ответил академик.
- Не, очки не буду, жалко...
- А почему? - удивился он.
- Вещь нужная, а разобьются, - смущенно пояснила женщина. - Я ж как двину, они и полетят... вона... в угол, - показала она в дальний конец комнаты.
- А потише не получится? - иронично спросил Костя.
- Нет, никак не получится, - решительно сказала Антонина Романовна. А потом у меня на них злости нету, от очков польза людям... Людям, поправилась опять смущенно.
- А вы обязательно должны разозлиться? - заинтересовался академик.
- Ага, - виновато кивнула женщина. - Лучше всего - если по-настоящему. Но можно и так... невзаправду. Чтоб подумать - мол, ах ты, зараза этакая, пошла с моих глаз... Ну и тогда выходит. А лучше взаправду. О прошлом годе у нас дожди были, а асфальт эвон когда проложить обещались, еще при Хрущеве, а все нету его, асфальту, вот и застряла машина. С картошкой машина-то. Витьки моего, старшего. Он и так непутевый, а тут еще скажут - мол, все люди ездиют, а тебя, косорукого, тягачом выволакивать надо. Такое меня зло взяло - я как глянула, так ее будто танком потащило - метров на десять, - Антонина Романовна засмеялась и сразу прикрыла рот ладошкой.
- Ну хорошо, хорошо, Антонина Романовна, давайте все же попробуем... ну вот, хотя бы сей предмет, - академик поднял с пола на стол пузатый портфель. - Тут ничего нет бьющегося, не бойтесь.
