Мне никогда не приходилось быть тапочками; никогда не приходилось быть тем, кто сидит дома и отчаянно ожидает очередного позднего свидания в офисе. Мне никогда не нужно было ложиться в 11 часов, и под видом того, что сплю, напрягать свой слух, как сторожевой пес при звуке проезжающей машины. Мне не приходилось поднимать руку, чтобы посмотреть на часы, ощущая холодную тяжесть тех потерянных часов, которые бьются в моем желудке.
Множество раз мне случалось быть танцевальными туфельками и подобно таким женщинам мне хотелось играть. Пятница вечером: конференции по выходным дням. Естественно в моей квартире. Деловой костюм сброшен. Раздвинутые ноги. Они притягивают меня к себе, прерываясь только на бокал шампанского и английский сыр. И пока мы занимаемся этим, кто-то из нас выглядывает в окно, чтобы проверить не изменилась ли погода. Взгляд на часы, взгляд на телефон (она обещала, что позвонит после последнего доклада). И она конечно звонит. Она встает с меня и набирает номер, держа трубку на груди. Она еще влажная от секса и пота. "Привет дорогой. Да. Прекрасно. Сегодня такой дождь!"
Приглушенный свет. Это вневременное пространство. Край черной дыры, где ты не можешь ни двигаться ни вперед, ни отступить назад. Физики размышляют над тем, что может произойти, если мы поселимся у края такой дыры. Кажется, что благодаря особенностям пограничной полосы черной дыры, мы могли бы стать сторонними наблюдателями истории, никогда не принимая в ней участия. Мы находились бы в ловушке, из которой могли бы только наблюдать, не имея возможности рассказать это кому либо. Возможно именно здесь находится Бог и поэтому Бог может понять в каких условиях протекает неверность.
Не двигайся. Мы не способны двигаться, как лобстеры, пойманные в ресторанный аквариум. Это границы нашей жизни вдвоем, эта комната, эта кровать. Это сладострастная, добровольно выбранная ссылка. Мы не осмеливаемся пойти за едой, кто знает кого мы там можем встретить? Мы должны закупать пищу впрок с предусмотрительностью русского крестьянина. Мы должны хранить ее на целый день - замороженную в холодильнике, запеченную в духовке. Температура горячего и холодного, огня и льда, крайностей в которых мы живем.
Мы не принимаем наркотиков, мы одурманены страхом: где встретиться, когда разговаривать, что произойдет если нас увидят вдвоем. Мы думаем, что нас никто не видит, но всегда есть лица за окном, глаза встречных людей. Нет никого вокруг о ком можно шептаться, и они шепчутся о нас.
Включи музыку. Мы танцуем с тобой, тесно прижавшись друг к другу, как пара гомосексуалистов 50-х годов. Если кто-нибудь постучит в дверь мы не ответим. Если мне придется открыть дверь, я скажу что она мой бухгалтер. Мы ничего не слышим кроме мягкой музыки из которой мы выдавливаемся как из тюбика и размазываемся по полу. Мне пришлось ждать ее целую неделю. Всю неделю был режим часов и календарей. Мне казалось, что она может позвонить в субботу и сказать, что не сможет прийти - что иногда случалось несмотря на то, что мы встречались только по выходным и в украденные у работы часы.
Она выгибает спину, как кошка, она прижимается своей вагиной к моему лицу, как молодая кобыла к воротам. Она пахнет морем. Она пахнет морскими лунками из моего детства. У нее там есть рыба-звезда. Я опускаюсь ниже, чтобы ощутить вкус соли, чтобы провести пальцами по ободку. Она открывается и закрывается как морской анемон. Она наполняет каждый новый день свежими приливами страстей.
Солнце не останется за шторами. Комната заливается светом, который синусоидами ложится на ковер. Этот ковер в приемной, который выглядел так респектабельно теперь кажется гаремно красным Мне сказали, что это цвет бургундского.
Она лежит на свету, подставив спину под жезл солнечного луча. Свет преломляет цвета под ее веками. Она хочет, чтобы свет проник в нее, взломал неясный холод ее души, где ничто не согревало ее уже столько лет и зим, что она не может их сосчитать. Ее муж лежит на ней как брезент. Он пробирается сквозь нее так, как сквозь болото. Она любит его и он любит ее. Они все еще женаты, не так ли?
В воскресенье, когда она уходит, я могу раздвинуть занавес, завести свои часы и убрать тарелки сгрудившиеся вокруг кровати. Я могу приготовить себе ужин из остатков еды и думать о ней, представлять ее дома за воскресным обедом, слушающую нежное тиканье часов и шум воды в ванной, которую готовят для нее заботливые руки. Ее муж будет жалеть ее: круги под глазами, измученный вид. Бедняжка, едва ли ей удалось поспать. Уложит ее на кровать, на ее собственное простыни, как мило! А наши испачканные простыни я могу отнести в прачечную самообслуживания.
Вот такие ситуации приводят израненные сердца к Жаклинам этого мира. И Жаклины этого мира приводят к таким ситуациям. Разве нет другого пути? Неужели счастье это всегда компромисс?
Мне случалось читать женские журналы, в ожидании своей очереди, в приемной у дантиста. Они умиляли меня своим неведомым миром сексуальных советов и ловушек для мужчин. Их тонкие глянцевые страницы помогают вам определить имеет ли ваш муж роман на стороне или нет. Для этого нужно следить за его трусами и одеколоном. Журналы утверждают, что когда мужчина заводит себе любовницу, он более обильно чем обычно орошает свои дорожки одеколоном. Он начинает пользоваться новым лосьоном после бритья. Без сомнения журналам лучше знать. Вот мистер Идеальный украдкой закрывает дверь в ванную, чтобы примерить свои новенькие боксеры (размер L). Его старые добрые трусы в форме буквы У, сброшены на пол. Зеркало в ванной, установленное так, чтобы лучше видеть лицо, оставляет за пределами видимости самую важную вещь, поэтому ему приходится балансировать на краю ванной и держаться рукой за душ. Вот так уже лучше, и все, что он видит в зеркале, это рекламная модель из журналов для мужчин: прекрасный батистовый хлопок охватывающий крепкий торс. Удовлетворенный, он спрыгивает с края ванной, и выливает на себя изрядную дозу Hommage Homme. Мисс Идеальная ничего не заметит, она готовит карри.
Труднее обнаружить Мисс Идеальную, если она заводит роман, говорят журналы, а им виднее. Она не будет покупать новую одежду, она скорее всего оденется так, чтобы ее муж поверил ей, когда она скажет, что идет на вечерние занятия по игре на средневековой лютне. И хотя она деловая женщина, ей будет очень трудно регулярно уходить из дома, если не считать дневное время. Не потому ли так много женщин начинают делать карьеру? Не потому ли Кинси обнаружил, что большинство женщин предпочитает заниматься сексом днем?