- Що такое ос-сел?
- Ну, ишак. Кинь такий с вухами.
Молчание. Снова немецкая речь.
Нежный голосок:
- Вахмайстр говорил: немедленно собрать всех людей, прибежавших, слышите, прибежавших из леса...
- А це вирно. Действительно, люди прибиглы. А я и не разошолопав...
- Ай, Мазуренко, Мазуренко! Собрать всех и допросить, что они видели в лесу. Какое войско?
- Войско?
Снова рычит немец.
- Послали, Мазуренко?
- Ни ще!
- Посылайте. А сами не отходите от телефона.
Теперь мне уже не до сна. Базыма, заинтересовавшись моими сообщениями, положил передо мной чистый лист бумаги и всунул в руку карандаш. Я стал записывать.
- Послали?
- Вже. Ну, ище що?
- Слушайте внимательно. Снарядите своего человека и немедленно посылайте в Блитчу. Надо выяснить, что там и почему не отвечает Блитча.
- Добре.
Проходит полчаса. На заставы полетели распоряжения Базымы. Задерживать всех идущих из Леоновки и доставлять в штаб.
По линии прекратились всякие сельскохозяйственные разговоры.
- Леоновка. Послали?
- Послав.
- Кого?
- Кривого Микиту.
- Верхом?
- Не-е...
- На подводе?
- Не-е...
- А как же? - нервничает девица-вахмайстр.
- Пишки...
Не кладя трубку, она переводит это по-немецки. И сразу же в трубку несется оглушительная немецкая ругань. Я успеваю передать трубку Ковпаку, Базыме, Войцеховичу, стоявшим за моей спиной и до сих пор следившим за моим карандашом, протоколировавшим на бумаге разговор. Сейчас дело принимает веселый оборот.
- Молодец Михаил Кузьмич, - говорит Ковпак.
- Почему? - спрашивает Базыма.
- А що захватив в плен оцю бандуру, - отвечает командир.
Семенистый, торжествуя, вытягивается, и глазенки его смеются.
Снова начинает говорить переводчица. Из ответов я точно устанавливаю все приметы Кривого Микиты: он черноусый, на левой ноге деревяшка, за поясом топор, в шапке; и Семенистый летит на заставу сообщить приметы.
Часа через полтора в штаб приводят Кривого Микиту. Все приметы сходятся.
- Здоров, Мыкыта, - говорит ему Ковпак, как старому знакомому.
Тот с недоумением смотрит на нас всех.
И тогда Ковпак, наслаждаясь, продолжает:
- Ну, Мыкыта, пидийди сюда. Расскажи, куда тебе Мазуренко, комендант полиции Мазуренко, посылав. В Блитчу? А чого посылав? В розвидку? Вийшов ты из Леоновки и думаешь, пиду я, все узнаю, а потом назад вернусь. А того не думав, що ты ще з Леоновки не выйшов, як мы все чисто зналы, - даже якой у тебя ноги нема.
Микита смотрит на Ковпака и молча плюхается на пол.
- Не погубите, пане товарищу, чи хто вы будете...
- В комендантскую, - машет плетью Ковпак.
Через час Иванково требует послать новую разведку. Теперь идет женщина. Затем верховой. К концу дня пять посланных в разведку сидят у нас.
Под вечер мы узнаем, что в Иванково из Киева прибыли мотоциклисты и одна машина.
Вот он, Киев! Я поручаю свой пост у трубки Тартаковскому, а мы удаляемся с Базымой на квартиру командира. Надо обсудить создавшееся положение. Надо приготовиться на завтра к бою. Уже видны щупальца киевской группировки. Теперь мы спокойны. Все начинает проясняться. А раз есть ясность, все будет хорошо. "Ведь недаром Ковпак и Руднев маракуют о нашей жизни", - сказал бы Колька Мудрый.
Он лежит сейчас в братской могиле на площади в Блитче вместе с Володей Шишовым.
А в штабе его командиры маракуют о жизни живых, зная, что чем лучше будет продуман завтрашний день, тем меньше прольется нашей, а больше вражеской крови.
Величайшая экономия людей - вот почему не спим мы в эту ночь. Бодрствуют разведчики, под покровом ночи рыскающие под Иванковом, Леоновкой, на шоссейках, ведущих к Киеву. Бодрствует Миша у телефона-бандуры, исписывая стопку бумаги болтовней бестолковых районных воротил.
В районе тревога. Воротилы что-то знают, но еще нет у них ничего определенного. Знают, что не отвечает Блитча, знают, что в иванковские леса прорвалась большая группа партизан. У страха глаза велики. В Иванкове паника. Пусть паникуют. Руднев решает: дать бой киевской группировке под Блитчей. Но для этого надо раздробить эту группировку на части. В сторону Киева высылаются роты с минерами: под Дымер, Дарницу и Бровары.
Главная задача - подорвать железнодорожный мост через Тетерев. Рвет Кульбака и приданные роты. Общее командование поручается Павловскому, комиссаром - Панин. Это важная задача, но меня сейчас больше интересует Киев.
Роты первого батальона участвовали в кодринском бою, брали железку и мост, второй батальон Кульбаки тоже дрался в эти дни. Вся оборона Блитчи поручена третьему и четвертому батальонам. А так как третий батальон обороняется от Иванкова, то пусть он и жжет мост, тот самый, в честь постройки которого иванковским властям понадобилось столько сметаны.
Командир третьего батальона (Шалыгинского партизанского отряда), бывший предколхоза, потом секретарь райкома, Федот Данилович Матющенко, приходит в штаб ругаться. Ему уже известно, что мост построен из свежего лесоматериала, который не горит, что длина его 148 погонных метров.
Федот Данилович просит помочь зажигательными средствами, а еще лучше толом. Но Ковпак в последние дни стал скуп на взрывчатку. Давно нет самолетов, а впереди, видимо, много работы.
- Соломкою, соломкою, Матющенко, - поучает он комбата-три.
- Сам знаю, що соломкою. А як не загориться?
- Ну, дам тебе еще три десятка термитных шаров.
- Так вони не запалюють дерево.
- Ну, солому подпалишь!
- Це я можу и серником и катюшею.
Матющенко кончил институт имени Артема. Ему нечего объяснять горючие качества соломы. Но они долго рассуждают на эту тему, пытаясь переспорить друг друга, а Руднев и Базыма, улыбаясь, слушают затянувшийся диспут.
- Ну, дай ему еще один ящик взрывчатки, Сидор Артемович!
Дед сердито сопит:
- Добре. Дам ящик. Кажи спасибо комиссару. Ни за що сам не дав бы.
Матющенко - человек с военной смекалкой и суворовским умением. Как все, кто впервые столкнулся с военным делом только в боях, не умеет козырять, не имеет выправки и бравого вида. Но зато он понимает противника, знает своего солдата и умеет воевать.
