Вначале думал, что гитлеровцы обнаружили его роту. Отдал приказ. Хлопцы залегли. Только разведка ужом подползла к полотну железной дороги.
Но немцы метались по станции бестолково и бесцельно. Они то устанавливали пулеметы в одном месте, то тащили их в другое. Вот пробежал полицейский, на ходу срывая полицейскую повязку с рукава. Долетали немецкие слова: "...Ахтунг, Кальпак!" Цымбал лежал в кювете и напряженно думал: "Что бы это могло значить?" Из-за угла бесшумно подползали два разведчика.
- Товарищ командир! Похоже, фрицы на новую фатеру собираются.
Но прошло еще несколько минут, и все стало ясно. Немцы оставляли небольшой заслон на станции, а главные силы бросали на охрану моста и для усиления гарнизона города Сарны.
В штабе соединения нервы всех были напряжены до предела. Время подходило к условному часу. Руднев ходил по хате широкими шагами. Садился. Вдруг стукнул кулаком по колену.
- Время! Время уже. К черту! Лучше было бы самому, чем тут вслепую сидеть...
Распахнулись широко двери и, словно родившись из клубов морозного тумана, вбежала радистка Катя.
- Товарищ командир, - она протянула Ковпаку бумажку, вырванную из блокнота. - Цымбал ведет бой с...
Ковпак выхватил из ее рук радиограмму.
- А ну, прикуси язычок, дивчина!
Комиссар через плечо Ковпака прочел текст.
- Так и знал. Так и знал. Не умеют маскироваться, не хотят действовать скрытно. Вс? напролом. На "ура"... Сорвут операцию.
Ковпак снял очки.
- Зачекай, комиссар. Ты, радистка, больше не звони. Это раз. Ну, теперь думай, комиссар, чем ему помочь.
- Помочь ему можем сейчас только советом.
- Та больше нечем. Но чем же мы, старики, ему... Эх, молодо-горячо... Що ему такое разумное...
Комиссар подошел к карте. На ней были подчеркнуты жирными чертами интересующие нас объекты. Недавно приходил Вася Мошин со своей "библией", читал сводку Совинформбюро. Правда, она была за вчерашнее число. Поэтому на столе лежала, как всегда, вторая карта, карта Волги, и на ней грубо, на глазок нанесенная обстановка фронтов. И Сталинград, очерченный красными стрелками. Вот, зажатые в тисках армий, отборные войска фашистской Германии. Ковпак склонился пониже над картой. Опять напялил очки. И вдруг глаза его блеснули озорным огоньком. Руднев, хорошо зная эти вспышки творчества у своего друга, поднял руку, как бы приказывая нам замереть и неосторожным словом не помешать плавному ходу мысли командира.
- Гляди, Семен... Наш фронт врага отсюда стянул. Ага? А потом що? А потом он его, как волка в капкане, прижал. Бачишь? Нам же надо на своих, пускай и маленьких масштабах науку применять... Що нам надо? Нам надо немца убедить, що для нас город - самое главное. От они с Цымбалом бой ведут чего? Они думают, що он к мосту идет. А он должен сейчас на Сарны...
Дверь распахнулась, и в избу, как всегда шумно и весело, вбежал Горкунов.
- Пошел Черемушкин в разведку...
На него зашикали сразу несколько человек. Горкунов в недоумении остановился.
Ковпак крепко потер лысину.
- От черт. Мысль перебил. Самое главное, самое главное сейчас... Щоб тебя черти взяли с твоей разведкой...
Но Руднев уже схватил идею Ковпака на лету. Он подошел к нему и сказал тихо:
- Не сердись, старик. Самое главное сейчас - есть ли радиосвязь с Цымбалом...
- Была связь все время, - подтвердила радистка.
Когда по нашим расчетам роты должны были выйти на исходные позиции, я поздно задержался в штабе. Возвращаясь, я заметил фигуру человека в высокой черной шапке и кожухе. Это был Руднев. Он ходил взад и вперед, нервно потирая руки, и поглядывал на часы.
Вскоре к нам подошел Ковпак. Он умостился на бревне, как в седле. Закутался в шубу и поднял воротник.
- Передохни, комиссар. Больше не думай. Теперь, що б ни придумал, оно без пользы. Началась эта инерция... Растак ее в печинку... Взорвут мосты так взорвут. А не выйдет - так что, голову тебе свою на рельсу класть?..
Руднев молча ходил по утоптанному снегу, скрипевшему на морозе.
- Нет, Сидор Артемьевич, не в мостах здесь дело. Не взорвет его Цымбал - ведь я тебя знаю, - сам пойдешь! Для этого и эскадрон Усача в резерве держишь.
Ковпак хмыкнул и завозился на бревне:
- А ты що, не пойдешь, что ли?
- Пойду...
- И голову свою горячую в пекло сунешь...
- Не об моей голове тут речь... Ведь это испытание, экзамен всей нашей годичной работе. Взорвут мосты - это значит, есть у нас пять партизанских командиров, которые уж и без нас народ поведут.
Помолчали, прислушались.
- От мени Цымбал спокою не дает... Понял он нас как следует?
- Если правильно мы его вели целый год - значит, понял, а не понял - пеняй на себя...
На юге раздался взрыв, приглушенный расстоянием и мягким ковром лесных массивов. В иную ночь мы, может быть, и не услышали бы его. Но ночь была ясная, безветренная, морозная. Скрипел под ногами снег, светящееся кольцо вокруг луны мерцало на фоне звезд.
Семен Васильевич остановился и замер, прислушиваясь, как будто он хотел услышать эхо еле слышного взрыва, и после паузы сказал:
- Молодец Матющенко!
Снова сделав несколько шагов, Руднев поднял руку. Казалось, мы не услышали, а лишь инстинктивно почувствовали, как где-то, севернее, дрогнула земля, передающая детонацию шестисот килограммов тола.
Руднев с удовольствием потер руки и хлопнул меня по плечу:
- Ну учись, академик! Чистая работа! - сказал он, картавя от волнения больше обычного.
Через несколько минут прямо на западе, растворяясь в ярком свете луны, вспыхнуло зарево.
- Бережной, Бережной работает! - проговорил Руднев. - Но почему же взрывов нет? Что они там жгут, черти?!
Зарево подымалось вспышками, похожими на взрывы, их было много, но звук до нас не доходил.
Наконец грянул пятый взрыв.
- Цымбал! Цымбал! - крикнул Ковпак, сорвавшись с места. - А я що казав?.. Понял нас. Понял и выполнил. Не может того быть, щоб не помогло.
Мы еще долго ходили с Рудневым, прислушиваясь, что же принесет нам единственный связной в этой странной операции - тихий морозный воздух Полесья.
Это было в ночь с четвертого на пятое декабря 1942 года. В эту ночь, за полторы тысячи километров к востоку от нас, войска Красной Армии под Сталинградом завершали окружение армий Паулюса. А "Сарнский крест" - это была посильная помощь партизан Ковпака героической Красной Армии, отныне начавшей поворотный путь к великим победам.
