Фантазия народа, живущего в этих горах, заставляет его таскать на вершины камни, которые не под силу сдвинуть и слону, только потому, что народ верит в благородство человеческого сердца. Кто знает, пройдут годы, и, может быть, творчество этого забитого, но талантливого народа создаст новые легенды. В них Ковпака объявят братом Довбуша. Появятся новые памятки, вырезанные из бука и граба, высеченные из гранита.

А сейчас нужно было вести колонну вперед. Скорей отводить ее от лысой вершины 1713, пока не заправились на неизвестном нам аэродроме "стрекозы" или не привели с собой "мессеров".

Пройдя лесом еще километр, мы вышли на опушку. Тропа круто спускалась вниз. Несколько лысых холмин слева были совсем свободны от растительности. У подножия их явно чувствовался перекресток троп. Скала на перекрестке была словно нарочно заброшена сюда карпатским великаном. На ней издали угадывались те же надписи - символы упорства и веры народной.

- Камень Довбуша! - голос гуцула звучал торжественно и молодо.

- Что за люди там, на холме?

Я поднял бинокль в сторону левого холма, указанного Горкуновым. Люди были увлечены какой-то работой и не видели нас.

За готовым бруствером хорошо видна самоварная труба миномета.

- Ясно. Немцы!

Пока связной мчался (конечно, он мчался, хотя и еле передвигал от голода и усталости ноги) к Ковпаку и Рудневу, мы с Горкуновым быстро приняли решение.

- Що у нас под рукой? - спросил я Федю.

- Только одна восьмая рота Сережи Горланова.

- Ее надо бросить в обход. Задача: сбить немецкую группу с лысины холма.

- Хорошо, если у камня Довбуша нет второй такой же, - вслух размышлял Горкунов.

Подошел Базыма. Он одобрил наш план. Рота Горланова скрылась в вырубке.

Правой стороной, настолько ниже тропы, чтобы оставаться невидимой для немецкой группы на холме, колонна продолжала свой путь.

- Другого выхода нет, - бормотал Базыма. - Если у камня Довбуша немцы выставили роту, батальон, даже полк - черт возьми! - если они выдолбили там окопы, построили дзоты, все равно - мы прорвемся. Потому что другого выхода нет.

Мы напряженно прислушивались. Стук топора на холме, где укреплялись враги, звучал, как звон железа, лай собак напоминал рыканье дикого зверя, простые доски звенели, как колокола, - так удивительно деформировался здесь звук.

Колонна двигалась очень медленно. По нашим расчетам голова ее уже достигла камня Довбуша. Боя впереди не слышно было. Но вот слева эхо донесло до нас выстрел винтовки. И вслед за ним - рев бури. Сначала казалось, что это где-то внизу, в глубине ущелья Зеленой, поднялся ветер необычайной силы; но громче ветра в горах завизжала пастушья флояра и сразу оборвалась вырвавшимся из груди чабана отчаянным воплем минометного разрыва. Еще миг, и громкая трембита гуцула зазвучала в горах. Словно ватаг, скликая свое стадо перед грозой, громко трубил и звал.

- Ура! - шептал Базыма. - Восьмая пошла на ура! Теперь возьмет.

Прислушиваясь к звукам горной атаки, мы с трудом расшифровывали их.

- Атакуют высоту с тыла, - нервно шептал Горкунов.

- Верно. Это доносит стрельбу от противоположного хребта, - Базыма приложил ухо к земле.

- Тут и автоматная очередь арфой зазвучит, - сказал Воронько.

Я вспомнил слова комиссара о новой трудности в горах: ведении прицельного огня. Как я не предупредил об этом Сережу? Вот досада. Плохо, если сразу не нанесут фашистам чувствительных потерь.

Базыма послал на помощь Горланову подошедшую роту Бакрадзе.

Проходили минуты. Мы слушали странные шумы боя восьмой. Начинали привыкать.

- Только один раз ударил немецкий миномет. Значит, враг застигнут врасплох, - словно выпытывал у карты Базыма.

- Но в центре, в центре, черт возьми? Ведь камень Довбуша - это ключ дорог. Не может быть, чтобы немцы его не оседлали. Что же случилось? - спрашивал у нас Горкунов.

Молчал камень Довбуша.

К нашему случайному, но очень удобному НП подошли Ковпак, Руднев, Панин. Не маскируясь, группа командиров вышла на поляну.

Вечерело. Далеко справа, в промежутках между выстрелами, которые становились все реже, доносилось далекое журчание моторов.

- Маскироваться! Команду по колонне! Маскироваться! - отчеканил Руднев.

Все подняли головы к небу. Из-за какой горы зайдут на нас немецкие самолеты? Но они не показывались. Шум моторов слышался низко, как из-под земли.

- Шось не то, не то... - говорит Ковпак.

К нам подошел гуцул.

- Авто гудуть, господин товарищ.

- Новая морока. Откуда они тут в этой богом проклятой земле? спросил Ковпак.

- Из Яремчи.

Теперь уже всем было ясно, что из Яремчи. Отчетливо слышался рев моторов. Автомашины, а может, и танки двинулись в горы. Откуда так некстати появилось на нашем пути шоссе?

- На карте никакого шоссе нет, - разводил руками Базыма.

- А карта у тебя какого года? - спросил Руднев.

- Девяносто восьмого.

- Чудак старый. Так тут же война с четырнадцатого по семнадцатый шла. По каким-то дорогам патроны, снаряды и солдатскую крупу возить надо было?

- Верно, пане товарищу. В шестнадцатом году мы сами этот гостинец строили.

- Какой гостинец?

У Франко слово "гостинец" означает: мощеная дорога - шоссе. Но сейчас, кажется, этот гуцульский "гостинец" может стоить нам жизни.

- А камень Довбуша молчит, - сокрушенно говорил Горкунов.

- В одном наше спасение - уже вечереет, - успокаивал его Базыма.

Мы обсуждали положение.

Все столпились вокруг единственной карты 1898 года.

- За царя Тымка, когда земля была тонка, - твоя карта... - мрачно пошутил Ковпак.

Длинная очередь на полдиске разрывными прижала нас к земле. Но враг нервничал, и взятые с превышением пули срубили только около десятка веток... Да одна сшибла шапку с головы Ковпака. Сидя в яме, куда затащил его Панин, дед молча и виновато потирал лысину, выслушивая выговор по партийной линии. Тихий и дельный секретарь парторганизации вдруг пришел в ярость. Он кричал на командира:

- Я в порядке партийной дисциплины вам предлагаю... Это что за мальчишеская лихость со стороны командиров. Я на бюро...

- Ладно, ладно, - успокаивал его Руднев. - Никто ж не знал, что он так близко подберется. Не зацепила?