Но для этого опять же нужен автоклав.
Каким магическим способом Дина Казимировна сумела убедить Веласа, что от этой штуковины - автоклава, зависит жизнь раненых, я не знаю. Но он усвоил это крепко. И вот сейчас на все дело его жизни посягнул человек со званием врача!.. И этого человека поддерживали командиры!
Сидя под арестом, Велас жаловался часовому:
- Була б Динка - мы б этого в жизнь не допустили. Срамота! Отряд и без автоклава.
- Да на черта он тебе сдался? Раз приказывают...
- Эх, ты... зелено-белено... Приказывают!.. А кому? Веласу? Мы еще первую медицину в отряде открывали.
Но здесь, на Карпатах, не было Дины. Она надломила здоровье на непосильной работе, свалилась в тифу и была эвакуирована с Князь-озера...
Мне было очень жаль старика.
Правда, теперь, в 1943 году, уже несколько врачей было в отряде.
Но что же делать с Веласом?
- Надо как-то их помирить, - сказал я комиссару.
- От я зараз их помирю, - решительно заметил Ковпак. - Пошли, Велас!
У Веласа блеснули надеждой глаза, и с удивительной прытью он пустился на гору.
- Показывай свою медицину! - скомандовал Ковпак в санчасти.
Велас взял на руки автоклав.
- Неси сюда, - Ковпак показал место на краю обрыва.
К ним подошли медсестры - Дуся Черненко, Галя Борисенко.
- Нужен для медицины цей самуварь? - спросил у девушек Ковпак.
- Конешно... Как в степях, то чего же... Нужен, конешно...
- А в горах обойтись можно?
- Можно, конешно.
Ковпак повернулся к хирургу.
- Иван Маркович, можно обойтись?
- Я сказал уже. Можно. Заменим кастрюлей, ведром...
- Ну, глядите...
И Ковпак с размаху ударил ногой по чану. Тот перекатился, загудел и с грохотом полетел по скалам в обрыв.
- Что - опять бомбят? - затревожились раненые.
- Лежите, лежите, хлопцы, - мимоходом успокоил их Ковпак.
А над пропастью стоял старый Велас, и на глазах его блестели слезы.
- Тоже... Так и сказал бы... Раз нельзя лишних коней, так и сказал бы. Можно було б на плечах, пока по силе возможности. А то сразу... От стрельнет фашист тебя, генерала, тогда узнаешь, как без а... а... асептики, будешь знать тогда, що есть партизанская медицина... Як червы заведутся... тогда не дуже забрыкаешь...
В штабе я внес предложение перевести Веласа из санчасти. Базыма согласился.
- Верно. Переведем от греха подальше. Старик он с мухами. Может натворить делов. Да и делать ему теперь в санчасти нечего. А куда его ткнешь?
- Давайте на радиоузел.
- Верно, дедок на медицине образовался малость. Пускай еще техники понюхает.
На этом и порешили.
Новое назначение пришлось Веласу по душе. Вот только развернуть в эфире свою деятельность ему не довелось. Не успел.
31
Противник неожиданно и крупными силами начал нажим вдоль долины Быстрицы. До трех батальонов с артиллерией навалилось на наш самый малочисленный отряд - отряд Кучерявского. Он держался два дня, затем стал понемногу пятиться. Обоз был реконструирован только наполовину, а уже встал неумолимый вопрос: куда двигаться дальше? Командование собрало штаб.
- Думайте, хлопци! Яки у кого есть варианты? Есть у кого? - спросил Ковпак.
- Мы ожидали наступления, но не так скоро, - сказал задумчиво Руднев.
- Можно через Рафайлову шарахнуть на юг: прямо в Закарпатье, а можно свернуть круто на восток и выйти к Пруту от так: на Делятин, Коломыю, Черновицы, - соображал над картой Базыма.
- Этот вариант наиболее подходящий, - сказал Руднев. - Какие еще? Горкунов, докладывай...
- Есть и третий вариант, - сказал помначштаба Горкунов.
Это был, по-моему, самый неподходящий вариант: выбираться по ущелью реки Зеленички вверх на кряжи, в сторону венгерской границы. На Яблонов и Поляничку.
Командование, выслушав всех, не приняло ни одного из предложенных маршрутов.
Казалось, и Руднев и Ковпак берегут свою душевную энергию и творческие силы для будущих решений. А что дела будут серьезные, уже никто не сомневался. Об этом говорило и количество войск, и активность наземных разведчиков врага, шнырявших по горам, и появление "стрекоз" - воздушных разведчиков. На следующий день противник нажал еще сильнее. Он сбил наш заслон. Отряду оставалось либо втянуть все силы в серьезный бой, либо немедленно сняться и двинуться по пути, изображенному Горкуновым.
- В горы, дальше в горы! - вот была мечта Феди Горкунова. Там вдали синел в дымке огромный Поп-Иван. Над ним высилась стройная Говерля. Именно туда и прокладывали мы свой маршрут.
- В горах основа тактики - борьба за высоты, - говорил часто в эти дни Руднев. Он раньше всех призадумался над недельным опытом горной войны.
А горы на нашем пути громоздились все выше и выше.
Разрабатывая горный маршрут, старый учитель Базыма, подпадая под общее настроение, лихо насвистывал солдатскую песню Ковпака:
Горные вершины, я вас вижу вновь!
...Иногда на миг он переводил изумленный взгляд с карты на синевшие кряжи.
Подняв на лоб очки с дальнозорких стариковских глаз, говорил мне восхищенно:
- Не горюй, дед-бородед. Безумству храбрых!..
Повторив припятский маневр с ракетами, отряды за ночь оторвались от Быстрицы, ушли по ущелью реки Зеленички дальше в горы.
Ночь марша была очень трудной для обоза. Люди шли пешком. Они уже убедились, что здесь это самый легкий способ передвижения. На рассвете докарабкались до кряжа.
В сумеречном свете застрявшей в ущельях ночи мерещились преследующие нас по пятам полки. Горный хребет мрачно синел за спиной. Впереди туманы окутали широкую долину. Над белоснежным месивом туманов вырастали еще более неприступные кряжи и скалистые хребты. Казалось, что мы все еще стоим у самого подножия гор. Но это был обман зрения. Весь организм ощущал большую высоту. О ней сигнализировали легкие, сердце и подгибавшиеся колени.
- Перевал, - сказал проводник.
Знакомое слово, но не встречавшееся ранее в моей жизни понятие перевал. Для меня сейчас это была только самая высокая точка, до которой докарабкались дрожащие ноги и достукалось готовое лопнуть сердце.
Впереди - пологий спуск. Позади - подъем, теряющийся в рассветной мгле. Там из последних сил ползла на гору колонна Ковпака.
