- Она могла, - возразила Нэнни с кротким упрямством, которое окончательно вывело меня из себя, - испугаться неизвестно чего, самой простой, самой обыкновенной вещи, которую вам, поскольку вы человек, а не лисица, трудно себе представить. Вот, например, ребенок, даже очень отсталый, никогда не боится зеркала - напротив, он радуется, он восхищенно хлопает в ладоши и любуется своим отражением.
- Именно так! - ответил я. - Именно об этом я и толкую! Разве мы с вами не ждали того мгновения, когда Сильва узнает себя в зеркале? И разве не интересно то, что она не обрадовалась, а, наоборот, испугалась?
- Вот потому-то я и думаю, что она все-таки не узнала себя, упорствовала Нэнни, старательно жуя свой бутерброд, наклонившись над чашкой, ибо у нее была скверная привычка макать в кофе хлеб, с которого потом текло. - Мы, конечно, когда-нибудь узнаем, что именно ее напугало, и сами удивимся, как все это банально и просто.
Несмотря на раздражение, я не мог не признать, что осторожная Нэнни рассуждала более чем благоразумно. Вот почему днем я отправился искать утешения и поддержки у доктора Салливена. И тут я не разочаровался. Он пришел в полный восторг.
- Ну что я вам говорил? Что я вам говорил? - твердил он, опершись на дубовую каминную доску в позе пророка, делавшей его похожим на епископа, выступающего с амвона.
- Значит, вы тоже считаете, что она сделала решающий шаг?
- Даже не сомневайтесь! Ваша Нэнни с ее отсталыми детьми - просто дура набитая. Сильва не имеет с ними ничего общего, она - доисторическое создание, да-да, именно так! Я, разумеется, не мог предположить, что первой реакцией подобной натуры на это открытие будет тревога и страх. Но по зрелом размышлении легко можно понять, что именно такое поведение неизбежно.
- Как вы думаете, - спросил я, - что теперь произойдет? Каков следующий этап?
Доктор воздел руки к небу, словно беря его в свидетели своего бессилия.
- Ну, милый мой, я ведь не пророк! Напротив, именно от Сильвы я теперь надеюсь узнать, что творится в темном сознании первобытного человека.
- К несчастью, все, что в нем происходит, потребовало многих тысячелетий. Если и нам придется столько ждать...
- Конечно, у нас нет гарантий, что Сильва минует какие-то ступени развития. Но, однако, она уже сделала это, и есть надежда, что, живя в современной обстановке, при вашей помощи, она продолжит в том же духе.
- Да, но как оказывать ей эту помощь, совершенно не зная самой программы?
- О, это вы поймете сами по ходу дела, - успокоил меня доктор, - я полагаю, что теперь, открыв себя себе самой, Сильва начнет задавать вопросы. Тогда только держитесь!
- А что, Дороти нет дома? - спросил я невпопад, настолько удивило меня ее затянувшееся отсутствие.
Доктор мгновенно переменился в лице, словно этот нежданный вопрос причинил ему боль. Его щеки густо побагровели, а огромный жирный нос между ними побледнел и стал безумно похож на клюв перепуганного тукана.
- Мне кажется, у нее мигрень, - пробормотал он.
Я, конечно, не поверил ему.
- Не могу ли я хотя бы поздороваться с ней?
- Нет-нет, вы должны ее извинить, - быстро ответил доктор, - я полагаю, она лежит в постели.
- Доктор, - с упреком сказал я, - вы не откровенны со мной. Может быть, я допустил какой-нибудь промах? Почему Дороти отказывается видеть меня? Еще несколько дней назад мне показалось...
Доктор прервал меня довольно потешным способом: он начал сморкаться. Потрясая воздушной кудрявой бахромкой седых волос, он извлекал из собственного носа громовую симфонию.
- Нет-нет, - трубил он в платок, - она вовсе не отказывается, успокойтесь. Вы тут абсолютно ни при чем, уверяю вас. Но только не расспрашивайте меня! - продолжал он, заботливо складывая огромный белый квадрат. - Мы сейчас переживаем некое испытание. Последствия жизни в Лондоне... Она сама вам расскажет, но позже. Да, позже, - повторил он, умоляюще протягивая ко мне сложенные ладони. - Не правда ли? - Он так настойчиво глядел на меня, так просительно и жалобно улыбался, что мне не оставалось ничего другого, как улыбнуться ему в ответ и пожать простертые ко мне руки.
- Вы же знаете, как я к вам отношусь, доктор. Нет нужды говорить...
- Я знаю, знаю, я могу рассчитывать на вас. Но сейчас вы ничем не можете помочь. О! - воскликнул он с торопливым испугом. - Не заставляйте меня говорить больше, чем я сказал. Ничего серьезного. Все пройдет. Нужно только выдержать это испытание. А потом все наладится.
И все же, покидая доктора, я был далек от спокойствия. Что он имел в виду, дважды повторив слово "испытание"? Как ни суди, а я не был до конца уверен в своей полной непричастности к состоянию Дороти.
Во все последующие дни я больше не осмеливался подводить Сильву к зеркалу. Я велел вставить новые зеркала в рамы, включая и псише, но Сильва сперва притворилась, что даже не замечает их, хотя, проходя по галерее между двумя высокими трюмо, не могла удержаться, чтобы не ускорить шаг, стараясь миновать их почти бегом.
Но мало-помалу она, по нашим наблюдениям, переставала пугаться. Теперь она все чаще и чаще ловила свое отражение в оконном стекле, в дверце книжного шкафа, на лакированной поверхности мебели. И вот настал день, когда, вместо того чтобы бежать или притвориться ничего не видящей, Сильва остановилась и взглянула в зеркало. Через какое-то время подошла поближе. Присмотрелась - сперва робко, потом с любопытством, потом с глубоким вниманием. И наконец псише стало для нее центром притяжения, никогда не надоедавшим развлечением. Теперь она непрерывно смотрелась в него, но не так, как смотрятся женщины - желая полюбоваться своей внешностью, рассмотреть себя или просто со скуки, - а так, словно непрерывно проверяла, там ли ее отражение, как будто никогда не бывала уверена в существовании этой незнакомки, чье появление, чей ответный взгляд каждый раз повергали ее в бесконечное недоумение.
Отойдя от зеркала, она сворачивалась клубочком в ногах кровати и, обхватив руками лицо, глядела перед собой ничего не видящими, немигающими глазами, на манер затаившейся кошки. В эти мгновения я готов был отдать год жизни за возможность проникнуть в этот примитивный мозг и подглядеть, что там происходит. А впрочем, что могло в нем происходить такого, чего не мог бы себе представить наш человеческий, великолепно развитой мозг!
