Кортышков с восхищением наблюдал, как вертолеты развернулись и устремились в атаку со стороны солнца. Они вели огонь с относительно большого расстояния, но результат был ошеломляющим. Снаряды поражали демонстрантов с ужасающей точностью: сбивали людей с ног, а потом тела их разлетались на куски. Никогда еще в жизни полковник не видел такой радующей глаз картины.

Но тут Кортышков заметил литовского генерала Пальсикаса, тот стрелял из пистолета в направлении территории института! Невероятно! Полковник подбежал к другому окну и увидел одного из своих омоновцев лежащим на земле. У полковника не было сомнений, что его подстрелил Пальсикас. Этот Пальсикас стрелял по его омоновцам!

Отдельные выстрелы еще раздавались откуда-то с территории института, шум от пролетавших над головой вертолетов был настолько сильным, что Пальсикас сомневался, слышали ли летчики его приказы. Но спустя несколько секунд вертолеты взяли курс на запад, рассредоточились и один за другим пошли на посадку на площадку Денерокина. Атака длилась менее тридцати секунд, но Пальсикас мог видеть десятки убитых мужчин, женщин и детей, лежавших перед воротами.

Они были не просто мертвы, а уничтожены.

Пальсикас и Колгинов буквально оцепенели. Они оба прошли Афганистан, им приходилось видеть последствия атак вертолетов МИ-24. Но наблюдать прямо в пятидесяти метрах перед собой искромсанные и разорванные на куски тела — это было просто ужасно.

Пальсикас схватил микрофон рации, настроенной на волну командования авиацией СНГ и закричал по-русски:

— Всем авиационным подразделениям в районе «Физикоуса»! Говорит генерал Пальсикас! Немедленный отбой боевой готовности! Объект никто не атакует! Немедленный отбой боевой готовности! Объект никто не атакует! Здесь только невооруженные гражданские лица! Отбой!

Кортышков не поверил своим ушам, услышав, как Пальсикас отдает по рации на волне командования авиации приказы вертолетам прекратить атаку. Да как он посмел! Но после того, как Пальсикас представился генералом и не стал угрожать ответным огнем, летчикам ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

— Ублюдок! — выругался Кортышков. — Трусливый ублюдок! — Оттолкнув часового, полковник выхватил из пирамиды рядом с дверью свой автомат АК-47 и выскочил на узкий балкон, окружавший сторожевую вышку.

Пальсикас скрылся за штабной машиной, стоявшей невдалеке от главных ворот, поэтому цели Кортышков не обнаружил. Перегнувшись через перила балкона, он закричал своим солдатам:

— Сержант! Возьмите два отделения, арестуйте зачинщиков и генерала Пальсикаса! Бегом!

Тридцать «черных беретов» быстро собрались вокруг старшего сержанта ОМОНа, выслушали приказы и двумя колоннами двинулись к воротам.

Картина была ужасной, но Пальсикас и Колгинов ничего не могли поделать, они стояли совершенно потрясенные и смотрели на окружавшие их трупы женщин, детей, стариков, на трупы своих солдат из «Бригады Железного Волка». Каждый стон, каждый крик боли отзывался в сердце Пальсикаса, словно его полосовали бритвой. И он еще кое-что открыл для себя.

Пальсикас понял, что среди мертвых нет русских.

Только литовцы.

Как это часто бывало на протяжении тысячелетней истории Литвы, человеческие жизни ничего не стоили. И, несмотря на всю свою власть и влияние, Пальсикас ничего не мог сделать, чтобы спасти их.

— Свяжись с Тракаем, — пробормотал он Колгинову, заставив себя отдавать приказы. — Пусть пришлют машины «скорой помощи», автобусы, грузовики... В общем — весь транспорт, где можно разместить носилки. Предупреди больницы... Боже...

Сквозь стоны и крики умирающих Пальсикас услышал звавший его женский голос. Он увидел Анну Куликаускас, ее платье, волосы, лицо, руки были вымазаны в крови, она брела, спотыкаясь, навстречу генералу. На руках Анна несла тело ребенка — девочки лет двенадцати. Шея, лицо и грудь девочки ужасно раздулись и были пурпурного цвета — ребенок задохнулся, глотнув отравляющего газа. Алексей Колгинов подбежал к Анне и забрал у нее безжизненное тело. А у Анны даже не было сил сопротивляться.

— Пальсикас... Пальсикас, вы негодяй! — крикнула она. — Что вы наделали? Ради Бога, что вы...

— Анна! Вы ранены?

— Нет... не думаю... Господи, Пальсикас, они все мертвы! Все...

Глаза генерала округлились.

— Нет...

— Да, да... послы, американский сенатор... они побежали к воротам. «Черные береты» стреляли в них... А потом вертолеты... косили их одного за другим...

— Оставайтесь здесь, Анна. Тут вы будете в безопасности.

— Что вы наделали? — повторила Анна, почти срываясь на истерику. — Зачем вы приказали солдатам открыть огонь? Зачем вы приказали вертолетам атаковать?..

— Я не отдавал таких приказов! Это омоновцы, а не литовские солдаты!

— Я видела, как они пускали гранаты... это были ваши солдаты! — Анна шагнула к генералу и ухватила его дрожащими пальцами за мундир. — Вы убийца, генерал. Сегодня вы убили десятки ни в чем не повинных людей.

Колгинов положил на землю тело ребенка и принялся оглядываться в поисках врача, и тут его взгляд упал на сторожевую вышку возле главных ворот Денерокина. К своему ужасу, он увидел, что полковник Кортышков лично целится из автомата в Пальсикаса.

— Генерал! В укрытие!..

Пальсикас посмотрел на Колгинова, потом проследил за его взглядом и увидел направленный на них с вышки автомат. Схватив Анну, он бросился вместе с ней за машину, и в этот момент прозвучала автоматная очередь. Обернувшись, генерал увидел, как пули прошили Колгинова от живота до головы. Входные отверстия величиной с кулак разорвали в клочья тело майора, а попавшая в голову пуля разнесла череп.

— Кортышков, сволочь! — закричал упавший Пальсикас. Он хотел подняться, одновременно потянувшись к кобуре, но в этот момент его окружил десяток омоновцев с автоматами — его руки прижали к земле.

— Лежите спокойно, генерал, — приказал командир отделения. — Вы арестованы. При попытке оказать сопротивление будете убиты.

— Ты не смеешь арестовывать меня, идиот! Я — офицер литовской армии! Это моя страна!

— Делайте, что вам приказывают, генерал.

— Нет!

Понадобилось несколько человек, чтобы справиться с сильным генералом, и наконец омоновцам удалось вырвать у него пистолет. Один из солдат наступил коленом на шею Пальсикаса и прижал его голову к асфальту, так что, пока генералу заворачивали руки за спину и надевали наручники, он мог видеть только окровавленное, обезглавленное тело Колгинова, лежавшее в нескольких метрах. Из груди Пальсикаса вырвался громкий, животный крик ярости и отчаяния. Один из омоновцев стукнул его прикладом автомата по затылку, и Пальсикас погрузился в темную бездну.

Сморгонь, авиабаза сухопутных войск,

север Республики Беларусь,

7 апреля, 18.40 по минскому времени.

Генерал-лейтенант Вощанка подумал, что они выглядят очень, очень невзрачно. Возможно он ожидал увидеть их сверкающе-голубыми, какими видел в зарубежных научно-фантастических фильмах, или, по крайней мере, похожими на артиллерийские снаряды или боеголовки ракет — конусообразные, с заостренным носом, с кольцами установки взрывателя, стабилизаторами, двигателями и всем таким прочим. Но вместо этого три представленных для его обозрения объекта выглядели, как автомобильные коробки передач, с конусообразными фитингами, соединенными с цилиндрическими деталями, к которым крепились трубки и рычаги. У генерала мелькнула озорная мысль, не забрать ли их домой и не поставить ли на своей машине, вместо того чтобы устанавливать их на ракетах стоимостью пять миллионов рублей.

— Это самые странные боеголовки, которые мне только приходилось видеть, — заметил скептически Вощанка, обращаясь к генералу Габовичу. — Не очень-то смертоносными они выглядят.