- Собирайтесь, - сказал отец. - Я вас на лошади прокачу. Поедем к тете Маше в гости.

Мы с Ленькой со всех ног кинулись одеваться. Я еще разыскивала под кроватью валенок, а Ленька уже был готов. Одно ухо шапки у него торчало вверх, а другое болталось, как перебитое, руки без варежек засунуты в карманы, но все же он уже может ехать. А вот попробуй мне без валенка! Этому Леньке всегда везет. "Лучше бы у меня две варежки потерялись, чем один валенок", - думала я, ползая по полу.

Наконец мы кое-как оделись и вышли во двор. Высокая, темной масти лошадь нетерпеливо перебирала тонкими ногами.

- Ух ты! - воскликнул Ленька, не найдя больше слов, чтобы высказать свое восхищение.

- Ну, Громик, надоело стоять? - ласково сказал отец.

Громик повел ушами и, кося глазами, потянулся мордой к отцу.

Мы сели в сани и поехали. Снежная пыль завихрилась под ногами у Громика, а навстречу нам побежала баня, березовая роща и сараи. Не успели мы оглянуться, как из-за сугробов вынырнула деревня. С мохнатыми снежными крышами, она была совсем не похожа на ту, из которой мы уезжали осенью. Узнали мы только школу да избушку деда Савельича.

- Смотри! - закричал Ленька, показывая на нее пальцем.

Я обернулась и увидела, что над снежной крышей возвышается труба, а из нее идет дым. Оставив нас у тети Маши, отец уехал по своим делам и сказал, что заедет за нами вечером.

Тетя Маша жила одна. В доме у нее был такой же порядок, как и на ферме. Она накормила нас гречневой кашей с молоком и тоже собралась уходить.

- Сидите тут, я скоро вернусь, - сказала она.

Мы так и просидели до ее прихода. Ленька все собирался сходить в деревню, но я не хотела оставаться одна и поэтому не пускала его. В деревне мне делать было нечего. И у тети Маши в доме тоже было скучно. Кругом такая чистота, что игры никакой не затеешь. А со стены вдобавок прямо на нас смотрит незнакомый мужчина с длиннющими черными усами.

Вернувшись домой и взглянув на наши грустные лица, тетя Маша рассмеялась:

- Что же вы, так и сидите?

Она снова принялась нас кормить, а потом, повздыхав немного, полезла в сундук и достала оттуда голубой узелок.

- Вот, играйте. Только потом все обратно сложите, - сказала она.

В узелке оказалась маленькая резиновая кукла и много разных нарядов для нее. Я в недоумении уставилась на тетю Машу - откуда у нее все это?

- От дочки осталось, - сказала она. - Десять лет было, когда умерла. А это муж, - кивнула она на усатый портрет. - Погиб... Кулаки убили...

Мы стояли и молча смотрели на тетю Машу. А она вдруг улыбнулась сквозь слезы и, погладив Леньку по голове, сказала:

- Ну, чего носы повесили? Играйте, а я пойду. Коров доить пора...

Я принялась разбирать узелок. Там были платья, вышитые салфеточки, вязаные платки и даже пальто с меховым воротником. Тети-Машина дочка, видно, умела шить, не то что я...

Только мы разыгрались, как за нами пришел отец, а с ним и тетя Маша. Она смотрела на нас и чему-то улыбалась. У отца тоже был довольный и веселый вид.

- Ну, команда, поехали домой, - сказал он, - у вас там сегодня появилась маленькая сестренка. Ждет вас...

Мы с Ленькой завизжали от радости и сразу же засыпали отца вопросами:

- А какая она?

- Как ее зовут?

- Какие у нее глаза?

- Я и сам еще не знаю, - смеясь сказал отец. - Там, на месте, все выясним...

Тетя Маша суетливо помогала нам одеваться. Я собрала игрушки, связала в узелок и протянула ей. Она, сияя глазами, вдруг сказала:

- Возьми себе.

- Тетя Маша!.. - прошептала я, не веря такому счастью.

- Бери, бери, - сказала она, - чего им зря лежать. Я вот только одну салфеточку возьму... на память.

Она выбрала одну вышитую салфеточку, а остальное подала мне.

Прижимая к груди драгоценный узелок, я уселась в сани. Мы поехали, и малиновая заря поплыла нам навстречу. Березовая роща стояла притихшая, вся запорошенная пушистым снежком. Она просвечивалась насквозь. Казалось, там, за нею, укладывается спать зимнее солнце.

Нам с Ленькой не терпелось скорее увидеть нашу маленькую сестричку. Ленька наклонился ко мне и сказал:

- Если она еще не умеет ходить, так мы будем водить ее за ручки.

- А я отдам ей свою куклу, какую она захочет, - сказала я.

Но дома нас ждало разочарование. Оказалось, что наша сестричка совсем крошечная и не умеет ни ходить, ни играть в куклы. Она лежала на полатях вся закутанная, и нам даже не сразу разрешили к ней подойти. Сначала мы отогрелись, и только тогда бабушка позволила на нее взглянуть. Нам с Ленькой она нисколько не понравилась. Отчего все были так довольны - просто непонятно.

НЯНЬКИ НЕСЧАСТНЫЕ

Нашу сестру зовут Лиля, и она такая крикливая, что хоть из дому беги. Кричит она и днем и ночью, и, главное, никто не знает, что ей нужно, даже мама. Мы с Ленькой предлагали ей мою куклу, чайный сервиз, показывали Рыску, но она знать ничего не хочет и все орет и орет, как заводная. Мы уже ума не приложим, куда от нее деваться. На улице холодно, носа не высунешь. И в другой половине у нас тоже холодно, как на улице. Ее пока закрыли и не топят. Там поселился мороз.

Печь у нас очень высокая и большая, с деревянными полатями. Чтобы на нее забраться, нужно лезть по лесенке. Но теперь там, на полатях, лежит Лиля. С нею лучше не связываться. От нее всем достается, и мама с ней просто измучилась. А тут еще заболела бабушка, и ее отвезли в больницу. У нее на ноге "рожа". Когда ей делали перевязку, мы с Ленькой смотрели во все глаза, но никакой рожи не увидели. Просто у бабушки нога распухла и покраснела. Уезжая, бабушка велела нам помогать маме. Мы, конечно, помогаем, но мама все недовольна. Я хотела было постирать пеленки, намоченные в корыте, так она меня прогнала и сказала, что я только залью пол, а толку от моей стирки ни на грош. Ленька носил дрова и натаскал в дом снегу, больше, чем дров. Мама сказала:

- Смотрите лучше Лилечку... А я пойду немного снег разгребу вокруг дома.

Мы сидим на печке и смотрим, вернее, слушаем, как Лилька орет.

Ленька вдруг говорит:

- Знаешь, Оля, а если ее распеленать? Скрутили бы так нас с тобой, мы бы тоже заорали.

Мы подтягиваем сестричку поближе прямо с подушкой, на которой она лежит. Ленька нечаянно задевает ногой лестницу, и та с грохотом падает. Лиля вздрагивает и орет еще громче. И тут мы решаемся. Я разворачиваю пеленки, и, к нашему восторгу, Лиля перестает кричать.

- Пусть она, может, немножко походит? - говорит Ленька. Он берет Лилю обеими руками и приподымает.

- Пусти! - испуганно кричу я, пытаясь отнять ее у Леньки. Мы сталкиваемся, и вдруг... наша Лилька летит вниз. С перепугу я зажмуриваюсь и лишь через несколько секунд, раскрыв глаза, вижу, что она лежит на бабушкиной кровати и орет во все горло. На наше счастье, когда стало холодно, бабушка придвинула свою кровать к печке.

Мы мечемся по печке, пытаясь слезть вниз, но без лестницы это не так-то просто.

- Что же теперь делать? - говорю я, чуть не плача.

- Я прыгну, - решается Ленька.

- С ума сошел! А если на нее?

Мы свешиваемся вниз и начинаем уговаривать сестричку:

- Лилечка, маленькая, ты хорошая девочка, не кричи так громко, пожалуйста... а то мама услышит...

Ленька строит ей разные смешные гримасы, но она не обращает на них ровно никакого внимания. Распашонка у нее задралась до шеи, и она отчаянно колотит пятками по суконному одеялу.

- Ленька, - говорю я. - Она сейчас шлепнется на пол...

- Ну, это не страшно, - успокаивает он, прикинув на глаз расстояние с кровати до пола. - Там уже меньше осталось...

Но шлепнуться Лиля не успевает. В комнату входит отец. Взглянув на наши растерянные лица, он вдруг спрашивает:

- Что это она у вас здесь делает?

- Ле-лежит.

- Простудится... - как-то рассеянно говорит отец. - А где мать?

- Во дворе.

Отец берет с веревки теплую пеленку, заворачивает в нее Лилю и, прижимая к себе, носит по комнате. Лиля умолкает. Мы только переглядываемся и сидим тихонько, как мыши.