Я ем наваристый горячий борщ и, слушая мать, отвлекаюсь мыслью, что каждый из нас живет в придуманном мирке своих забот и проблем. И занят настолько собой, что окружающий мир представляется лишь несуразной помехой. Способна ли мать хотя бы на мгновение представить, что её сын, мирно прихлебывающий борщок, вернулся из другого пространства, где куски человеческого мяса чавкают в цинковом ведре, где пули разбивают фарфоровые виски любимых, где режут друзей, как скот, где неизвестные искрящиеся летательные объекты кромсают людей, где нет никаких законов - один закон на всех: победить во что бы то ни стало.

Закончив обед, благодарю мать и отправляюсь на сеновал - дрыхнуть. Падаю в прошлогоднее сено и забываюсь теплым разморенным сном, дав приказ организму пробудить себя через два часа. И сон мой под защитой дырявой крыши сарая крепок и беззаботен, как у бойца после победного боя.

Я спал, осознавая, что настоящие кровопролитные бои впереди. Никто не будет добровольно уступать плацдарм, с которого удобно вести общее наступление по всему фронту. Господин Шокин и его супруга с песцовой шубой и глуповатый МИ-8 в небе - анекдотический эпизод. Мой авангард ещё не вступал с противником в настоящее сражение. Может, поэтому тешил себя иллюзией на грядущую викторию.

Проснулся, когда из-за дальнего лесочка потянулись кроткие тени нового вечера. К моему удовольствию, ралли-драндулетик находился в походном состоянии. Степа Кулибин шмыгал шнобелем и был горд перед моей младшенькой, которая прекратила лузгать проклятые семечки и теперь громко хрустела наливным яблочком.

- Из Луговой ни шагу, - предупредил на всякий случай.

- А почему-у-у?! - заныла Катенька. - Тут скушна-а-а!

- Тут весело, - и протянул ассигнацию в 50 у.е. - Купи корову, пошутил.

- Гы, - сказала сестренка, вдохновляясь кредиткой. - Куплю поросенка.

На этом мой набег в аграрный края завершился. Я сел в отремонтированный автомобильчик и покатил по столбовой дороге в столицу, которая с нетерпением ждала меня, как небезызвестная стервятная Горгона поджидала древнегреческого героя, чтобы лютым взглядом своим превратить его в грустный гранитный монумент.

Уже был вечер, когда моя оригинальная машинка подкатила к интенсивно освещенному ДК АЗЛК. У парадного входа чадили те, кому было за тридцать - и далеко за тридцать: редкие нарумяненные старички и дамы, изношенные, как дореволюционные пальто. Я прорвался через их нафталиновые ряды, стараясь не думать, что лет через сто тоже буду клеить милую бабулю на протезах для медового минета.

В самом дамском клубе тоже наблюдалась предпраздничная толкотня и такое же возбуждение. По воздуху летали шариками надутые разноцветные презервативы. Менеджеры готовили столы с шампанским и пирожным. Оказывается, "Ариадне" стукнуло пять годков, а это солидный срок на трудном рынке порока. То есть возник хороший повод упиться до состояния все тех же воздушных гондол малых форм.

- Такова жизнь, - развел руками господин Королев, встретив меня. Утром поминки - вечером свадьба.

- Собачья свадьба, - проговорил я.

- Что?

- Это я так: сам себе.

- Сам себе, - назидательно поднял вверх указательный палец Анатолий Анатольевич. - Сам по себе, - и пригласил сесть в кресло.

Главный секьюрити дамского клуба мне не понравился - был суетлив и мелок. В таких случаях говорят: человек не в своей тарелке. Интересно, что случилось за часы моего отсутствия в столичном граде? Не сыграла ли в ящик мадам Шокина, находящаяся в бетонном мешке? О чем я и спрашиваю. Господин Королев натужно смеется: нашли и освободили истеричку; визжала, как североамериканский опоссум, на которого наступил бутсой зазевавшийся турист из России.

- Тогда в чем дело, Анатолий Анатольевич? - удивляюсь. - Что-то новое по хакеру?

- Пока ничего не нашли. Загадка, понимаешь, природы.

- Тогда остается, - делаю вывод, - Ахмед.

И не ошибаюсь. Выслушав невнятные объяснения господина Королева, понимаю: возникла принципиально новая ситуация по текущей проблеме. Некая сила выступила посредником между нами и кавказской ОПГ - выступила со следующим предложением: нам выдается убийца (живым или мертвым) капитана милиции Лаховой, а мы более не предъявляем притязаний к вору в законе.

- Плохой расклад, - говорю я. - Забыли нашего Веньку Мамина и журналистку. Как понимаю: резали их "ахмедовцы"? За что и почему?

- Какая теперь разница, Дмитрий, - нервничает АА, признаваясь, что ситуация начинает выходить из-под контроля. - Война нам не нужна.

- Нам? - не понимаю. - Кому это нам? Дамскому клубу?

- И дамскому клубу тоже, - со значением проговаривает главный секьюрити.

- И кто это наехал, как танк? - усмехаюсь. - Анатолий Анатольевич, я вас не узнаю?

- Прекрати, - морщится. - Есть добрый совет.

- Не старых ли приятелей, - предполагаю, - из "Арийса".

- Дима, остановись, - поднимает руку АА. - Это добрый совет. И даже не мой.

- Чей?

И не получаю ответа на свой вопрос. Такое порой случается в нашей жизни: задал вопрос и не получил ответа. Когда не отвечают на твои вопросы, значит, на то есть свои причины. Какие? Это уже другой вопрос. По-моему, ещё в утробе матери мы начинаем задавать себе вечные вопросы: "что делать?" и "кто виноват?". Вырастая до философского состояния тупоумного идиотизма, мы продолжаем пытать уже других все теми же вопросами. Умирая, спрашивает даже ЕГО. И тоже не получаем ответа. Поэтому ничего удивительного в том, что я не получил ответ на свой вопрос:

- Чьему доброму совету должен следовать?

Надо отдать должное господину Королеву - он был честен передо мной, как когда-то юный и восторженный пионер был честен перед лицом своих товарищей. Более того, я был ему, секьюрити, благодарен: не терял зря времени и темпа. Когда обстоятельства сильнее человека, к этому надо относиться с пониманием.

Все просто: начались тектонические подвижки, неприметные глазу. Система начинает защищать свои жизненные интересы. Если представить её спрутом, то мною задето лишь второстепенное щупальце и тем не менее... следует добрый совет и деловое предложение.

И я бы, возможно, согласился, почему бы не и нет, когда тебе желают добра, но с одним условием - пусть они вернут к жизни мою любимую женщину. Как? Это не мои проблемы. Пусть повернут время вспять, как реки. И я, взяв трубку поющего телефончика, услышу не об указах, подписываемые овощным папой, а голос любимой: