Разложение и вонь, гниль и гной, сперматозоидная слизь и порченная кровь из вен, и над всем этим - сладковатый душок гаяна*.
* Гаян - опий; здесь - наркотики (жарг.).
И Вирджиния решила: пора посмотреть мир своими глазами. Для удобства вышла замуж за очередного, но перспективного генерала разведки и уехала в Австралию. Поскольку супруг выступал в качестве дипломатического представителя молодой республики и был весьма активен во всех смыслах, то поездки по странам следовали одна за другой.
- Ты никогда не занимался любовью в самолете? - прервала вопросом свое занимательное повествование.
- Нет, - отрезал я.
- Ничего, у нас все впереди, - закопошилась в сумочке. - Десять часов полета...
- Ты мне уже показывала пластик, - раздраженно заметил, не слушая её трепотню.
- Ап! А теперь дипломатические паспорта и билеты на рейс Москва-Нью-Йорк...
- Нью-Йорк?
- А после него - на пятый континент... в бунгало, - пролистала книжицы. - Запомни: ты у нас будешь... Фонькин Эмиль...
Эдуардович! - Смеялась. - И я тебя буду называть Милькой, согласен, миленький мой.
- Нет!
- Ну-ну, не рычи, аки лев, - и продолжила свой увлекательный рассказ.
Внезапная смерть мужа прервала мировые восхитительные вояжи и любовно-развлекательные программы в аэропланах, кораблях, поездах и пятизвездочных гостиницах. Когда все хлопоты с похоронами закончились, прелестная молодая вдовушка обнаружила, что дела её находятся в плачевном состоянии. С точки зрения материальных. А сама она как бы на птичьих правах в дипломатическом представительстве.
Само собой разумеется, вспомнилась родная сторонка - березки да осинки, и поехала Варвара Павловна посмотреть, как молодая республика торит свой путь в капиталистическое далеко, да себя показать.
- О! Не тогда ли ты открыточку прислала Антонио, - вспомнил. - С Казанского вокзала?
- Тогда-тогда, - закивала. - С зеленого, однако, континента. И не будем опережать события, Чеченец.
Итак, вернувшись в родные пенаты, обнаружила, что жизнь продолжается и без нее. Все участники тайного бизнеса обматерели, завели гаремы, дачи, машины, положение в обществе и проч. Встретили заблудшую овечку с радушием волков, мол, рады видеть тебя, милочка, да твой процент в деле и вынимать для твоего же личного благополучия нет никакого резона.
- Представляешь, суки какие? - с ненавистью проговорила. Зажрались... до потери совести, понимаешь...
- Только не говори, что ты Робин Гуд, - поспешил заметить.
- Я, блядь, Жана Д`Арк! - припустив ветровое стекло, плюнула в пролетающую мглу. - Короче, сделали меня!.. Миллионов так... на пятьдесят... зелени...
Я покосился на спутницу - до сих пор в её куртуазном голоске отсутствовали металлические нотки, и нате тебе, пожалуйста, вот что, значит, новые ценности.
- И что дальше?
- Дали эти суки бессовестные мне в зубы пятьсот тысяч баксов и пламенный минет! Представляешь? Переживи разницу?
- Да, вынужден был согласиться. - Обидно.
- Алешка, ты даже не представляешь, что почувствовала, - была искренне в своих эмоциях, не услышав моей иронии. - Ну, думаю, буду последней блядью, если их не сделаю.
- А что Арсений, твой защитничек! - задал закономерный вопрос.
- Протух, падаль, - прикурила новую сигарету от старой. - Меня выдрал, как козу, и говорит: я весь твой, но бизнес - это святое. Мы, говорит, уже партнеры... Продался, сучий потрох...
- Ясненько, - покачал головой.
- Что тебе ясно, дурачина, - кривила губы. - Бабью душу, какая бы она ни была поганой и пиз... чей, нельзя обижать.
- А ты самокритична. Наконец-то. Поздравляю.
- Что? - перевела дух, потом поняла и рассмеялась. - Поймал, Леха. Да какая есть, такая и есть, что тут сделаешь? - развела руками: сигарета вспыхнула как далекий маяк. - Что за двойной счет, господа: для траха мила, а для бизнеса - дурна. - Погрозила пальчиком. - Не-е-ет, голубчики, сказала Варвара Павловна сама себе, на чужом ху... в рай въезжать! Не бывать такому. - Пыхнула сигаретой. - Взяла я эти еб... ные пятьсот тысяч и обратно к утконосам и кенгуру. Прикупила на бережку океана скромненькое бунгало в личное пользование, поплескалась в волнах, полежала на солнышке, потом собрала кое-какую информацию и все... Пи... дец! Вперед и с песней.
- С какой песней? - тупо поинтересовался я.
- "О том, что мир огромен и прекрасен, Но всех милее нам родимый дом!" - рассмеялась. - Что-то ты поплохел, Фонькин.
- Я - Иванов.
- Нет, ты уже Фонькин Эмиль Эдуардович.
- Ненавижу, - выплюнул с горечью.
- Что? Меня?
- Такие имена.
- Привыкай жить в цивилизованном обществе, Фонькин; нет, если не нравится такое Ф.И.О., поменяем, нет базара... Как только перейдем границу, - шутила.
- Ты отвлекаешься, - скрипел зубами. - Можешь изложить свою "песню" в прозе. А, черт бы тебя побрал?!
И она исполнила мою вежливую и настойчивую просьбу. Лучше бы этого не делала. Слушая её, чувствовал, что умираю. От бессилия и ненависти. От беспомощности и обреченности. Пропадал от собственного слабоумия. От поражающего идиотизма.
Повторю, я бы не поверил всему услышанному, да беда в том, что сам был участником всех событий. А как можно не верить самому себе?
Впрочем, все эти события были вывернуты как бы изнаночной стороной, и я мог воочию увидеть грубые швы интриги, задуманной в маленькой и хорошенькой голове прелестницы, вышедшей из серного дыма преисподней.
Оказывается, практически все основные прошедшие события были планированы ей, Вирджинией. Были сбои, но они не носили принципиального характера. Главная задача заключалась в том, чтобы запустить механизм хитрой каверзы.
Поразмышляв о смысле жизни неблагодарных еб... рей, а ныне процветающих и самодовольных хозяев жизни, Верка нашла слабое местечко в партнерстве "ковра" и "стрелы" - Лаптев.
Был необыкновенно жаден и падок до денег. Этой болезненной страстью и решилась воспользоваться великолепная затейница - однажды, затащив по старой памяти отчима в койку, она повела доверчивый и наивный разговор о своем надежном старом друге-хакере, который без проблем вскрывает любые банковские счета по всему миру.
- И что? - не понял Лаптев.
- А то, лапусик, что можно иметь свой счетик и туда переводить денежку с других счетиков, - сюсюкала, как карамель во рту покойника.
