— Не, — пугается ребенок. — Я ещё жить хочу. — И гонит к тележке с мороженым, пользуясь удачным стечением обстоятельств.

Покупаем пломбиры, от них тянет далекой заснеженной зимой. У выхода сидят фотографы с маленькими медвежатами. У зверей мелкие и внимательные брусинки глаз; в них таится тишина леса, прощальный рев мамы-медведицы, звук огненного грома, запах гари и горя…

— Па! Я хочу с мишками, — требует дочь. — Какие хорошенькие, — и тянет к ним ладошки. — Сфотай меня с тетей Сашей?

— Тяпнет, — предупреждает фотограф.

— А сколько прокат топтыжек? — интересуюсь. — И чтобы не тяпали.

Проблема решается за полцены, и я запечатлеваю своим «Nikon» прекрасное мгновение: двух любимых и дорогих с лесными зверюхами.

К сожалению, праздники имеют свойства заканчиваться. Возвращаемся к прогретой, как примус, «Победе». Ребенок плюхается на сидение и заявляет, что не хочет возвращаться домой.

— Почему?

— Там скучно-о-о и бабушка все кормит-кормит.

— Не мороженым? — уточняю.

— Кашами, — признается дочь, — ненавижу манку, вот.

Тогда я прошу тетю Сашу провести разъяснительную беседу о том, что у каждого человека есть свои обязательства перед родителями, друзьями, родиной, наконец.

— Вот только не надо о родине, — требует Александра, и они, сидящие на заднем сидении, начинают шушукаться, как две близкие подружки.

Все не так и плохо, говорю себе. Наши дети вырастут и не будут повторять наших ошибок — они не будут лгать. Не будет даже лжи во спасении. Не будет иллюзий, которыми живем мы.

Например, мои мечты весьма и весьма утопичны. Я хочу вырвать жирный кус из прожорливой хавы Системы. Реально ли это? Не есть ли вся наша затея безумным предприятием, похожим на прыжок с вышки аттракциона без охранительного троса. Плюмп-ц — костей не соберешь!

С другой стороны — прозябать в вечном фекальном состоянии, плавая в ароматных стоках. Недопустимый шик. А потом — кто-то же должен пугать гадин, присосавшихся к телу родного отечества…

Тут я поймал себя на мысли, что думаю слишком красиво. Что за наказание; право, неисправимый краснобай. Проще надо быть, Иван Павлович, и народ тебя поймет, как одного из своих ярких представителей… Тьфу, опять витиеватый слог? И даже не слог — а слоган, мать его так!.. тьфу!

— Папа, ты верблюд? — слышу голос Марии.

Вот именно, верблюд, только запыленной животине куда легче, у него два горба и мало пьет, то есть ведет трезвый образ жизни. Затайфуню при благоприятном случае, решаю я, и на этом наше путешествие заканчивается. Детвора вновь окружает авто, желая помацать его бока и зеркальные бамперы. Вызвав по космической связи семью Цырловых, докладываю о благополучном прибытии. И скором убытии в неизвестном направлении. Мария прощается с тетей Сашей и просит, чтобы мы приезжали почаще, а лучше каждый день.

— Деточка, — разводит руками тетя, — у нас много дел.

— Какое безобразие, — повторяет дочь услышанную фразу, — ребенок предоставлен самому себе.

Мы смеемся, каемся, что будем исправляться; тетя Саша обещает навестить при удобном случае, если, конечно, мама и бабушка не будут возражать.

— Ура! — хлопает в ладоши дочь. — У меня будет уже как бы четыре мамы. Молодец, папа!

От такой похвалы я рдею, как бархатное знамя за трудные бои на интимном фронте, и нажимаю на акселератор. Александра смеется от всей души, отмахивая девочке, оставшейся в окружении подружек, похожих на гномиков из сказочной страны, где нет боли, нет крови, нет смерти…

— Папа у нас молодец, — повторяет любимая. — Наш пострел, всюду поспел. Один хороший ребеночек и четыре…

— Можешь не продолжать. Ты первая и единственная.

— Что-то вериться с трудом?

— Тогда заблуждался, а теперь любовь до гроба.

— Вот до гроба не надо, Ёхан Палыч, — испугалась девушка. — В том смысле, что крути руль и не гляди на меня, как донхуан на мадонну.

И была права — на столичные магистрали уже выехали «каскадеры» и «чайники», заклятые друзья, мечтающие друг друга подрезать и свинтить с маршрута. Хотя наша танковая «Победа» выступала отдельным номером, и я бы хотел посмотреть на дурака, трясущегося в своей пластмассовой коробке, который бы дерзнул на таран дедушки советского автомобилестроения.

Мои рассуждения на эту тему успокоили спутницу и мы благополучно добрались до пункта назначения, напугав, правда, до смерти провинциального юношу с байроновским и неустрашимым романтическим блёком в глазах. Этот кудрявый балдюк не соблюдал правила уличного движения и нахальной походочкой переходил дорожное полотно на красный свет светофора, мол, авто не нижненовгородские трамваи, объедут. Пришлось наказать самоуверенного буффона — крякающий звук клаксона подбросил хама на три вершка и он совершил тройной прыжок с установлением нового мирового рекорда, чтобы спасти свою репутацию и молодое здоровье.

В пункте назначения, то бишь нашем дворике, мы увидели «Вольво» со скучающим СосоМамиашвили.

— Как дела, князь? — после свидания с дочерью я всегда был доброжелателен, как иерей после крещения.

— В самом лучшем виде, генацвале. Собираемся на пленэр.

— Куда?

— На природу.

— А зачем?

— Надо.

— Что, значит, надо, кацо?

— Надо, значит, надо.

— Толком можешь объяснить?

— Не могу.

— Тогда иди к черту вместе со своей природой!..

И пока мы таким малосодержательным образом препирались, появились господин Могилевский и мадам Софочка, перли, как выяснилось, сумку с провиантом. И куда это вы, поинтересовался я. На пленэр. Куда? На природу. Ааа!

От нервного стресса меня спасла Александра. Она посекретничала с князем и вовремя остановила меня, ищущего дрын, чтобы с помощь его…

— Ты хочешь пострелять? — поинтересовалась любимая.

— В кого? — не понял.

— Ни в кого. Просто так.

— А зачем?

— Набить руку. И пристрелять оружие.

— Какое оружие?

— Такое. Ты что, Ваня, все забыл?

— Все помню. А что забыл?

— Ты тупой, — потеряла выдержку, — или ещё тупее?

После такого оскорбления я начал воспринимать действительность такой, какая она есть, вспомнив, что на наш победный выигрыш в казино князь решил приобрести малый оружейный арсенал. Я думал — шутка. Ан нет — и теперь возникла идея проверить боеспособность отряда на пересеченной местности. А почему бы и нет; на войне как на войне. Пусть победит сильнейший.

— А где пушки? — вспомнил закон об оружии.

— Где надо, — ответил Сосо, косясь на автомобильчик.

— А если того… проверка?

— Откупимся, генацвале.

И мы отправились в поход, чтобы в тишине областного бурелома испробовать современные пугачи. Надо признаться, я не ожидал, что мой друг окажется таким ответственным товарищем: для себя он добыл автомат «Калашникова» и десяток рожков, для господина Могилевского инкрустированный кольт производства США, для меня — родной убойный «Стечкин», которым можно валить полки, для наших же изнеженных дамочек два ТТ, удобных для таскания в ридикюле; к тому же обзавелся по случаю несколькими килограммами фруктов (с детонаторами).

Как может относиться бывший боец спецназначения к оружию? Вопрос излишний. С любовью и нежностью, как к даме, которая дает понятно что, а взамен ничего не требует. И поэтому к действу, происходящему в захолустном уголке подмосковной чащи, я отнесся с душевным спокойствием. Развел костерок для шашлыка, упрятал бутылочку водочки в родничок, послушал как трещат выстрелы и эхом отзываются гортанные распоряжения князя, взявшего на себя обязательства отца-командира.

Видно, на меня подействовал лесной воздух, насыщенный хвойным кислородом. Было ощущение, что тяпнул родной, настоянной на шишках. Мне стало смешно и я, вооружившись тяжелым «Стечкиным», принялся долбить из него под ноги господина Могилевского, нервируя его, энергично танцующего мурку с визжащими девочками.

О них отдельный разговор. Поначалу вообще не хотели брать в руки шпаллеры, заявив, что уничтожат врага своим обаянием. Пришлось провести просветительскую беседу о преимуществах железного ствола перед мужским, так сказать, естеством. Неудивительно, что Софочка меня поняла первая. Да, сказала она, я его уже люблю всем сердцем, и хотела тиснуть стволину в свой многоопытный ротик. Я заметил, что лучше этого не делать, а, если появится такое желание, то проще затолкнуть дуло в насильника, чтобы тот частью собственного гадкого организма понял, какие антипатичные чувства испытывает честная барышня, силой знакомясь с нетрадиционными способами любви в кустах жасмина.