Так получилось, что мне пришлось возвращаться в Тырново не одному. После того, как завершил свою миссию и собирался уезжать, спасенный Миша Брувер кинулся ко мне, причитая:
- Они меня найдут, они меня найдут, они меня найдут.
- Прячься, - посоветовал.
- А куда? Я не знаю-ю-ю, - театрально ломал руки. - Они убьют, они страшные, они...
Я посоветовал прекратить стенания. Черт знает что! Не тарабанить же столь впечатлительного дилера в деревеньку Тырново? А почему бы и нет? Угрозы он не представляет. Такой не может представлять никакой опасности. Может статься, окажет помощь информацией о своей двоюродной сестричке по имени Мая. И я принимаю решение:
- Поехали, Миха. Но шаг в сторону... - шучу, демонстрируя ТТ и два ПМ. - Сам понимаешь. Стреляю без предупреждения. - И вытащил из кармана гранату Ф-1. - И кидаю.
- Конечно-конечно, - всплеснул руками. - Стреляйте. И кидайте.
Ох, Небесная сила, ну на хуя ты нас всех таких создала? А? Нет ответа. На нет - и суда нет.
Благополучно покинув территорию санатория, мы покатили в магические тырновские края. "Дедушка" советского автомобилестроения понимал всю ответственность момента и вел себя прекрасно. Если попердывал, то стеснительно.
Остановку мы совершили лишь однажды у придорожного магазинного павильончика "Давид и Георгий". Тетки-продавщицы, с бирками, указывающими их фамилии: Борсюк и Хренькович, поначалу решили, что два битых парня хотят ограбить их чуречное сельпо, да мы оказались самыми состоятельными покупателями за последнюю пятилетку, приобретя все, что только можно было приобрести.
- Да? - вспомнил я. - Нет ли женского нижнего белья? Желательно французского?
- Молодой человек, - по барсучьи улыбнулась мадам Борсюк, кряжистая, как офицер интендантской службы. - Оно ждало вас. - И обратилась к коллеге. - Ларочка, открой ларчик.
Мадам с мышиным личиком, поправив усики под длинным носиком, вскрыла некий короб и вытащила золотистый пакетик, где угадывалось нечто нежно-ажурное цвета румяной зари.
Ба! То, что надо! Покупаю не глядя. Впрочем, шучу я, если хотите, девочки, примерьте. Шутка веселит глуповатеньких, но искренних кикиморочек, и мы расстаемся друзьями. Приятно, черт дери, делать хорошо людям, даже если они носят такие фамилии, как Борсюк и Хренькович!
Когда мы подъехали к тырновской фазаньей фазенде, то обнаружили в сумерках идеалистическую картинку: аутист в качалке изучает темнеющие небеса с проступающей звездной окалиной, а хозяйка пытается вязать нечто, похожее на безразмерный шерстяной презерватив.
- Опц-ца-ца?! - чистосердечно удивилась. - А я думала, с конца-ца-цами. Подкинул дуре дурика и сбёг. А ты ещё мне одного... малохольного?
- Миша, - шаркнул обзываемый ногой, поднимая пылевое облачко и заметно стесняясь колоритной фигуры, схожей на публичную девку с картины художника Х. Хераскина "Гулящая".
- Жаннэт меня зовут! - вскинулась Жанна, произнеся имя свое на французский манер, отчего получилось ж/минет. - Привез, чего обещал, лапоть?
Я отвечал, что всегда держу свои обещания, особенно, данные любвемобильным любимым. Восторг барышни был неописуемым. Издав пронзительный вопль вампира, Жанна цапнула пакетик и стремглав у.е.* в домик.
Мы же с Мишой принялись разгружать из машины съестные припасы. Их было много, будто мы готовились к затяжной войне.
Потом происходит следующее событие, запомнившееся мне на всю жизнь. Мы почти все разгрузили, когда раздался выразительный скрипок двери.
- Опля, бля! - услышали крик, точно так делают на арене цирка фигуристо-жопастенькие гимнастки.
Подняв взоры свои, мы увидели такое! О-о-о! Зрелище сие требовало отдельного описания и гоголевской силы владения великим и могучим.
Что же мы узрели? Мы увидали русскую-кралю-толстушку во французском нижнем белье, сработанным мастерицами подпольного цеха г. Нижнего Новгорода.
Право, если бы мы углядели корову при седле, то наши чувства были бы куда сдержаннее. А тут - ажурное, атласное, сочно-лиловое и анданте по содержанию.
По размеру белье оказалось чуть мало, и поэтому все прекрасные формы пышнели из-под него, словно тесто на печи.
Миша, держащий пятилитровую банку с болгарскими помидорами, уронил её на царственно лежащий валун. А я, споткнувшись об него же, у. е. лбом в стальной рельс, на котором держались калитка и ворота. Как в таких случаях пишут романисты-мудисты: звезды брызнули из его глаз.
Увидав в пыли, эти интимные звезды и ощутив привычную боль в черепе, я выматерился, как может выматериться россиянин, коему сука-судьба постоянно подставляет ножку. Илюша же в качалке радовался:
- Ыыы, - и чувствовал лучше всех участников сценической постановки на колхозном пленэре.
- Что? - удивилась пастушка в неглиже. - Не понравилось?
- Мадам, нет слов, - прохрипел я. - Вы прекрасны, как Аврора, блядь, но предупреждать надо о своей такой красоте.
И хотя дал зарок не пить более крестьянского самогона, однако не сдержался и тяпнул килограмм жидкой пшеницы исключительно в лечебных целях. Лечил, как тело, так и душу - и было мне хорошо.
Однако веселый наш вечер на этом не закончился. Барышня в неглиже предложила пойти на бережок Тырновки. Зачем, насторожился я. Поймаем рыбки, плотоядно облизнулась прелестница, у меня есть удочки, и сварим ушицы. И я ей поверил, лопух тушинский.
На природу, мать нашу, мы выбрались всем коллективом. Даже Илья повел, к моему удивлению, как нормальный городской человек. То ли попал под влияние очаровательной Жанночки, то ли общая колдовская атмосфера оказывала на него благоприятное воздействие, как на меня тырновская живая вода.
Заходящее солнце пламенело у горизонта, как гигантский мазок Небесного художника-абстракциониста. Окрест нас преобладал мягкий пунцовый цвет, будто мы угодили в бутон колоссальной благоухающей розы.
Когда спустились к речке, я обратил внимание на её пурпурные воды и подумал: как кровь, но заставил себя убрать эту неприятную мысль в портмоне своей памяти.
Посадив Илюшу и Мишу на пенечки и тиснув им по удочке, тырновская красавица заявила, что нам необходимо собрать хворост для костерка. И даже тогда не догадался об её истинных намерениях, находясь под допингом, скажем так, природного совершенства, меня окружающего.
