"Бизнесмен" нервничал, словно ожидая то ли некой роковой встречи, то ли окончания нашего с Илюшей праздничного ужина?

Нет, не дождался нас и вышел вон из общепита. Зря это сделал: я увидел, как два бычьевидных индивида с золотыми цепями встретили его на выходе и проводили к джипу, похожему на БТР.

Бежать и защищать коммерсанта не было ни возможности, ни желания - у меня. Зачем вляпываться в чужую мерклую историю, если своя не за горами? Не является ли этот криминальный эпизод поучительным уроком. Не подает ли судьба мне знак: бди, пограничник!

На этом наш праздник закончился. Все остались довольными: метрдотель чаевыми, крупнокалиберная дама-гренадер своим кавалером, Илюша сдобными пампушками, я - бесланской водочкой и так далее. Не повезло только "бизнесмену", забывшему, наверное, вовремя заплатить "налоги".

Как нынче говорят: заплати налоги и спи спокойно, дорогой друг и товарищ. Мы будем тебя помнить вечно.

Поймав частный драндулетик, мы помчались в наши мирные тушинские края.

Родной двор не подозревал, что в него прибывают миллионеры (будущие): бабульки сторожили подъезды от террористов, молодежь хлебала водочку под модные мотивчик о девочке, которая наконец созрела, хозяйственный мужичок выбивала ковер на ночь глядя, у помойки бранились бомжики, продолжающие делить сферы влияния.

Интересно, как бы они все себя повели, прознав о нашем фарте. Подозреваю, что добрых чувств никто бы не испытал. Зависть к чужому успеху - наша национальная черта: у меня дом сгорел, так и у соседа тоже, куда справнее. Хор-р-рошо!

Так и живем у помойки цивилизации, уверенные, что жизнь наша уникальна и самобытна. То, что мы уникальны в своем великодержавном мудизме, так это не новость. Раньше был марксизм-ленинизм, теперь - мудизм. Главная идеологическая подпитка для власти, терзающая соотечественников с маниакальной ненавистью: то через войнушку кровушку пустит, то бандитский беспредел возведет в ранг национальной политики, то от своевременной международной помощи откажется, когда беда в державе.

Что касается самобытности, то об этом и говорить не хочется. Она так и прет, так и прет, так и прет, блядь, как бурьян на тырновских огородиках.

Ближе к полуночи покой нашего двора был нарушен визгом тормозов авто. Я плавал в дремотном дрейфе и равнодушно подумал: не бандюги ли прибыли по мою святую душу? И оказался прав - в дверь ударил хамский бой звонка. Я воодушевился, как боец перед атакой, и хотел взяться за дедовский топор, да угадал глянуть в окно. Серебристый БМВ сиял под летней пьяной луной, будто небесное НЛО.

Ба! Кто к нам в гости пожаловал - лучшие люди Тушино и его окаемных окрестностей.

Василий Сухой был весел, как может быть весел душегубец в полночь. В руках держал две бутылочной кегли шампанского из провинции Шампань. Улыбался во всю ширь своей спортивной мордуленции.

- Ну, вы даете, пельмени! - переступал порог. - Хапнули сотню кусков и молчат в тряпочку!

- Молчание - золото, - огрызнулся и снизошел до объяснения о том, что живых денег пока нет, но будут поутру. - Однако сотню не беру, предупредил.

- Почему? - удивился приятель, открывая бутылку. - Надо брать и бежать.

- Зачем брать и куда бежать? - не понимал я. - Надо играть до миллиона.

- До миллиона? - запнулся Вася Сухой. - До какого миллиона?

- Вечнозеленого.

- Ты что, баклан? - возопил не своим голосом. - Такое счастье, и два раза подряд?..

Я понял, что товарищ не владеет обстоятельствами нашей с Илюшей победы, считая, что она одержана случайно. Я понял, что никто ещё не владеет секретом этой выдающейся виктории. Я закрыл дверь в комнату, где спал великий аутист, но раскрыл тайну нашего большого успеха.

Ах, надо было видеть Васю Сухого в эти минуты - минуты моего откровенного повествования. Он взмок и потерял лицо. Он не верил ни одному слову. Он решил, что я ёхнулся, общаясь плотно с безумцем. Потом, заглотав содержимое французской бутылки, твердо заявил:

- Хватит гнать дурку, Славчик! Пристрелю, как собаку!

- Стреляй, но факт остается фактом, - и пообещал завтра доказать свои слова, если он лично соблаговолит прибыть на валютную биржу.

- Этого не может быть, - открывал вторую бутылку. - Не может быть. Я говорю.

- У нас все может быть, - ответил. - Во-о-о-н Лидия жила, жила, а потом померла.

- Как похоронили?

- Обыкновенно.

- Я не смог быть, - повинился. - Но помню её. - Поднял к лицу бутылку. - Чтобы земля ей была пухом.

- Я тоже хочу шипучки, - и отобрал пойло для избранных. - Переводишь продукт зазря.

- Зазря, деревня, - передразнил и вернулся к волнующей нас теме: Если все так, как базаришь, - задумался, - то у нас могут быть проблемы.

- Какие проблемы? - хлебнул кислятины. - У нас?

- Разные и всякие.

- То есть?

- Деньги - это деньги.

- Это мои деньги, - позволил заметить. - Сто двадцать одна тысяча... и так далее... включая тридцать пять центов.

- Это наши бабки, родной, - многообещающе ухмыльнулся. - Так, поскреб затылок, - как из говнища-то выход найти?

Я понял, что мой друг детства не желает говорить всю правду о сложившейся ситуации на ВБ. Я тяпнул шампанского и сделал вывод: мало денег - тебе плохо, много - у других голова болит.

- И потом, - заметил. - Мы с Илюшей делали свой бизнес честно. На бирже есть на то документальные зарисовки.

- Ладно, живописец, - проговорил Сухой. - Не болтай про Илюху. Ни-ко-му!

- Не буду.

- Я тебе, конечно, верю, но завтра проверю, - погрозил пальцем. - Ты у нас известный завиральщик.

- Я - завиральщик? - возмутился.

- Если все так, как говоришь, - не слушал меня, - то нашего дурика надо беречь, как зеницу ока.

- Зачем? - не понял.

Василий Сухой потукал пальцем по моему лбу, как по кастрюле, и посоветовал подумать ночью. Прощаясь, заявил, чтобы мы ждали его к десяти утра.

- И без меня никуда, - заявил безапелляционным тоном. - Если не хочешь без башки остаться.

- Вася, ты о чем? - вскричал я.

- О наших делах, - ответил. - Советую, - пошутил, - спать с топором.

Я выматерился в голос, когда полубандит убрался восвояси. Что же это делается, господа? Никакой возможности перевести дух. Такое впечатление, что государству выгодно перекрывать всем нам кислород, как на секретной субмарине, и держать впотьмах, чтобы мы чувствовали глубокую признательность оттого, что нам подают ломтями свежий воздух и разрешают жечь лучину.