- Нет, ты прикинь, сижу на "пятнашке" и весь, как хер в заморозке, думаю, проигрываю, - посмеивался. - Полный аншлюс! И ты, Анатоль, хорош, вспомнил. - Почему не посмотрел, что я там колдую?
- Не принято, - меланхолично отвечал трейдер. - Я же говорил: каждый умирает сам.
- Ладно, будем живы, - опрокинул стопочку. - Эх-ма, это все она!..
- Кто?
- Мая! - опустил кулак на мягкий пирожок, мной надкушенный.
- Почему?
- Толком ничего не объяснила, - и задал вопрос, насыщенный скабрезным сарказмом: - И вообще, что это за фигура такая на бирже? Ходит... вся такая, - и уточнил, - ходит, как у себя дома.
- Дома она и ходит, - прожевал Анатолий.
- Да, дома она ходит, конечно, - не понял я. - И на бирже ходит, как дома.
- Слава, - терпеливо проговорил мой собеседник. - Мая - внучка господина Брувера, и для неё наша биржа - дом родной.
Я подавился распроклятым пирожком с мясом пестрой коровы, и едва не отправился вслед за премьер-министром из Japan собирать лепестки цветущей вишни в голубом (по цвету) и воздушном парадизе.
Сильные удары по спине и водочный компресс для бунтующего горла выручили: я отдышался, и смог продолжить свой бреющий полет над грешной землей.
- Как внучка?! - вскричал, пугая любителей отечественной кухни. Этого не может быть?
- Почему? - удивился Анатолий. - Очень даже может быть.
- Она же такая... - не находил слов, - красавица. А Брувер... э-э-э... плешивый дромадер!
- Дромадер - это кто?
- Верблюдов так называли на границе, - посчитал нужным объяснить. Старых и смрадных.
- Господин Брувер - уважаемый человек, - сдержанно прервал меня трейдер.
Конечно, я вел себя отвратно и гнал такую бессмысленную дурку, что оправдывает меня лишь трудное детство и последние события, надломившие мою самородно-стержневую суть.
Подумаешь, Мая - внучка г-на Брувера, милого, кстати, старикана, похожего на дядюшку из авантажно-теплого Тель-Авива. Главное, чтобы она не была дочерью олигарха, для коих наступают трудные грозовые времена. Кажется, их скоро собираются вешать на столбах через одного, а это неприятно в первую очередь для родных и близких, озабоченных фамильным имиджем.
- Беру все слова обратно, - покаялся. - Семейство Бруверов - это тоже святое. Хотя мы с Маей поссорились, - пьяно шмыгнул носом. - Я её обидел. Как я мог её забидеть, радость свою?!
- Слава, ты лучше на биржу не ходи, - сказал многоопытный игрок, намереваясь покинуть мое общество.
- П-п-почему?
- Это чревато.
- Какое это, право, неприятное слово "чревато", - несло меня по колдобинам мелкого загула. - Разве я не прав?
- Прости, мне надо идти, - возложил на столик ассигнацию с осенне-лиственной подпалиной.
- Я плачу, - барским жестом отмел купюру. - Не волнуйся за меня, дорогой друг. Посижу один - подумаю. Я люблю одиночество.
- И водочку, - покачал головой человек, правильный, как параграф закона о налогообложении всего нашего неплатежеспособного населения.
Когда старший товарищ покинул мое навязчивое общество, я позволил себе заказать ещё двести, чтобы думалось ещё позитивнее. Воистину, ничего страшного не случилось, брат. Ты жив-здоров и в модных желто-свинцовых шузах. Что ещё нужно для счастья? Деньги - мусор, и зол ты был не потому, что проиграл три ничтожных куска "зелени", а потому, что выглядел в этой истории полным кретином. Кретинизм, доведенный до абсурда, что может быть плоше?
К сожалению, ты не сдержал удара суки-судьбы и позволил проявить слабость, оскорбив хамством Маю. Девушка ведь выручила тебя, простофилю. Если бы не она...
Я поежился от мысли, что мог слить в бездонную бочку МСБС все свое виртуальное богатство. Друг детства, уверен, меня бы не пристрелил, да крепко бы задумался о моей профпригодности в этой жизни. Зачем огорчать товарища, выказавшего доверие, лишними дубильными думками? Так что я должен быть благодарен внучке господина Брувера по гроб, как говорится, жизни.
Необходимо срочно вернуться на ВБ, решаю я, и покаяться перед Маей во всех грехах. Она поймет меня и простит. Почему? Потому, что я - хороший и в ботинках, приобретенных по её доброму же совету.
Вперед-вперед, трейдер из тредйеров! Вперед к своей хрустально искрящейся мечте! Вперед - и нет силы, способной тебя застопорить!
Вывернув все карманы, расплатился за активный обед и петляющим шагом направился к месту своей трудовой деятельности.
Первое, прошу прощение; второе, повторяю утренний подвиг; третье, приглашу Маю в чайхану "Учкудук", разумеется, если получится фокус по обращению виртуальных гульденов в реальные рубли. Поскольку в моем кармане прыгает лишь вошь на аркане.
Был ли я пьян? Безусловно, нет. Нет и нет, утверждаю это с полной ответственностью. Я свою наркомовскую норму прекрасно знаю - три бутылки водки. Тяпнув их, я только тогда начинаю чувствовать мир, как огромный торжественный океанский лайнер, покачивающийся на опасных арктических барашках. Что наша жизнь? Праздничное плавание на "Titanic", который раньше или позже тукнется с айсбергом и уйдет камнем в синюю бездну вечности, увлекая за собой пассажиров, надеющихся до последнего мига своего на чудо. Увы, в этом смысле чудес на свете не случается: на нашем Корабле жизни шлюпки не предусмотрены. И пока мы плывем, необходимо получать все радости от этого недолговечного круиза, несмотря даже на тревожную качку.
Так как свою норму по приему счастья я не выполнил, то мир вокруг меня был стабилен и непоколебим, как наша херувимная девка-демократия, которую все властные кобели хотят поиметь, да она никому не дается.
Был ли я пьян, повторю вопрос ещё раз. Нет, конечно. Нет и нет. Я был трезв, как двугорбый дромадер в каракумских солончаках. И оттого чувствовал себя превосходно: котировки заказаны, господа, отступать нельзя, да и некуда.
Вперед-вперед, только в борьбе с прожорливой и ожиревшей донельзя Мамоной можно обрести себя, не так ли?
И с этой положительной установкой прибываю к зданию биржи. Надо ли говорить, что моя сеча с секьюрити, похожим на бульдога, была предопределена свыше. Увидав меня, праздничного, как шумная первомайская демонстрация, охранник окончательно взбеленился. Он тут мается, словно бобик на хозяйском дворе, а некто жрет литрами вкусное зелье и живет в свое удовольствие.
