Геннадий Вальдберг

Мир - большой!..

(рассказ)

Геннадии Вальдберг родился в 1947 году и до репатриации в Израиль в 1981 году жил в Москве, где окончил филологический факультет МГУ (отделение "русский язык и литература") и потом в течение пяти лет преподавал в высших учебных заведениях Москвы. Еще будучи студентом, начал сотрудничать с редакциями журналов, в которых появлялись его статьи и рецензии на литературные темы. В это же время был принят в секцию "Молодых фантастов" при ЦДЛ СССР. Писать начал в 1966-68 годах, но ни одно его оригинальное произведение в СССР никогда не публиковалось.

На Западе рассказы и повести Геннадия Вальдберга печатались в журналах "22" (Тель-Авив), "Семь дней" (Нью-Йорк), "Стрелец" (Париж), в газетах "Русская мысль", "Новое русское слово". "Панорама" (Лос-Анжелос). В 1985 году в Тель-Авиве вышла первая книга автора, "Рождение шлягера", куда вошли две фантастические повести. "Цветок" - вторая книга Геннадия Вальдберга. Это сборник рассказов, писавшихся в период с 1968 по 1981 год.

Геннадий Вальдберг находится в постоянном творческом поиске. Один из результатов, предпринятых им в этом направлении усилий - книгу "Праздник", 1996 г.-  с разрешения Геннадия, мы вносим в интерент, как представляющую особый интерес, ибо здесь описываются времена, которые всегда будут вызывать исторический интерес и которые к нам уже, будем надеяться, никогда не вернутся.

Старший лейтенант Заболотников сидел за столом и невкусно курил. Исхалтурились эти болгары! Совсем табак чистить бросили! - И то ли потому, что щепки все время на язык попадали, да и табак вонючий какой-то, с плесенью, что ли; а может, что мысли как по пересохшему руслу текли и всякую гадость цепляли, - только настроение было подстать. Вешаться впору. - До отпуска еще полгода тяни. Зарплату вчера в картишки профукал. Ну и перышник этот Газиенпуд! Чтоб за вечер три раза "каре" получить?!

Но так все всегда: деньги к деньгам липнут. Трудишься тут, в поте лица вкалываешь - а этот вот сука в санчасти сидит, и сами к нему с повинной приходят. Мол, на-ка, возь-ми!... А деться куда? Когда тут с тоски да под пьяную руку чтоб девку не трахнуть. Сам Мартынов двоих приводил. Не детей же плодить. Свои вон школу кончают. И такой старый хрыч. Но бабы как деньги, косяком только ходят. А сидишь на бобах - при своих и останешься.

И старший лейтенант с неприязнью посмотрел на облезлый несгораемый шкаф - стоит как ублюдок в углу, будто милости просит, - потом на окно, задернутое цвета шинели одеялом. И ничто, абсолютно ничто старшего лейтенанта не радовало. Даже с Галей, вот, встреча.

На восемь условились. Но куда он пойдет? К себе - и не смей! В тот же вечер заложат. Опять в "Василек"?... - так на месяц забудь. Там самый паршивый коктейль полтора рубля стоит. А в должок, у Мартынова взять?... Но вспомнит, зараза, что прошлое еще не отдал. Значит, снова в кино, чтоб потом через город в общагу тащиться. Да и вообще, Галя - не то. В общежитье солдатики ходят. А он, как-никак, офицер. И надо б чего поцивильней. Квартира чтоб, ванная - как человек, а не в подъезде за дверью.

Ко мне, мол, нельзя! Что девочки скажут?!

Да чихать он на девочек этих хотел! Тоже мне - целки! А что он мужик?! Двадцать семь уже стукнуло! И что же, в кулак ему, значит?...

В последний вот раз так подумал - убью! Пуговицы на пальто с мясом вывернул, платье к черту порвал и груди на улицу выкатил. А потом в них лицом, щекою небритой, и зубами в сосок. До крови, наверное... А она, дура, стонет, дрожит:

- Может, лучше в субботу?...

Да только знает он эту субботу! Окулов опять его вызовет. Или девочки никуда не уедут. Или сама же в ночную пойдет. Всегда там чего-нибудь выйдет.

Заболотников даже подумал, что если б случилось, и он бы как следует до Гали добрался - многое на место бы встало. И муть улеглась. И расчетливым сделался б. А то совсем контроль потерял. В драку в общаге ввязался. С солдатней по мордам понеслось. А чего кулаками махать? Только красную книжку достань. Но совсем будто память отшибло. Вот и в карты продул. Газиенпуд тот спокойный. Блефует иль нет - никогда не поймешь. А у него все на роже написано.

Но если б добрался... Нет, тогда все иначе устроит. Нуждишка приспичет - телефон на то есть, мол, во столько-то буду. А так, на кино время тратить - катись-ка ты лучше! Даже представил, как сделает: можно тут же, в постели, как только проснемся... Или нет. Под вечер позвонит. Мол, в карты еду играть, и некогда, знаешь... А лучше всего и не так. На восемь, как обычно, условится - и не придет...

Окурок стал маленький, губы обжег, и Заболотников раздавил его в пепельнице. Но странное дело, как-то вдруг полегчало. Где-то под ложечкой истома почудилась - обед, видно, скоро! - и старший лейтенант отвалился на спинку стула. Работать, в обще-то, надо. А то Окулов поедом потом съест.

Он смахнул пепел с бумаг, что лежали посредине стола, но мысль как-то вновь унесло. Ночему-то вспомнилось, как смеялся вчера. И как все штабные от хохота лопались. Мартынов Прошку Гирева вызвал. А про этого Прошку давно уж ходило, что он в своей будке девок огуливает. Ну да леший ведь с ним. На месте б сидел. Еще прошлой весной, когда мотор из порта украли, Прошка всех заложил. Прямо теплыми взяли. И чтоб из-за девок такого ценного кадра лишиться?... А тут на Прошку телега пришла. Одна расстаралась: что силой, мол, взял, не хотела она... Тоже вот, Катенька Маслова. Заболотников нарочно послушать пошел. Чуяло сердце, что весело будет. Прошка как телегу увидел тростиночкой вытянулся. Глазенки хлоп-хлоп: мол, да что вы такое?! Да я ее пальцем не трогал! - А Заболотников тут и вверни, бывает же вдруг вдохновение прямо: "А кто сказал пальцем? Не пальцем ты вовсе!"

Мартынов потом чуть на стену не лез. Промокашкою слезы промакивал. А замполит: ну ты, брат, и остряк! Я бы таких да в майоры бы сразу!

Эх, вот Окулова не было.

Заболотников даже руками взмахнул. А, была не была! - и еще сигарету достал. Но такая же дрянь. Может, на наши, на "Приму", что ль, перейти? А этих болгар!... Распустили их, гадов!

Но настроение все же поправилось. Взял бумажки, пробежал пару строк... Конечно ж, фигня. Ничего тут не вытянешь. Правильно Газиенпуд говорит. Все зло, говорит, от евреев пошло, когда поголовную грамотность выдумали. Вечно заварят чего-то, а мы за них кашу расхлебывай. В прошлом веке вот взять, сто тысяч от силы писать и умели. А какие люди родились: Толстой, Достоевский! А теперь всяко быдло в Пушкины метит. Лыко в строку поставил - и пошло по инстанциям. А куда его деть? Как-никак, документ. Вот и гонят в Особый. Будто здесь Пинкертоны сидят, по цвету чернил преступленья разгадывают.

Только и Газиенпуда - уши не очень развешивай. Сам из жидков. Хотя и клянется, что выкрест, еще, мол, по деду. И в паспорте "русский" написано. Да это только пока мы у власти сидим, нашей веры прикидывается. А двинут под зад - в тот же час перекинется.

Кляуза была короткой. Полстраницы с полями. А все остальное дотошненький перечень: сурик, шерлак, белил густотертых... олифы канистра, шпатлевка на цинке... - Если по совести - но как ведь докажешь? - этот писака все сам и украл. Такие бумаги с каждого склада в милицию пачками ходят. Но этот - хитрец. На военных свалил. А армия - это тебе не мухры, не какой-нибудь СМУ, где рубля не отыщешь. И задолженность погасит, и мстить, будто, некому. А что Заболотникову жизнь тут изгадят - так ему начихать. Лишь бы чистым уйти. Урвал сколько мог - а с тебя последнюю премию спустят.

Заболотников бросил бумажки. Нет, придумать чего-нибудь надо. Месяц повкалывать. Как последний разок, когда Гришку-расстригу попутал...

Лихо тогда все сложилось. Романы писать. Как дотянет до пенсии непременно займется. Подводника вздумал разыгрывать: вот я на рубке, вот я на пирсе... Нюшке какой-то мозги полоскал, чтобы вся деревня на фотки балдела. И ладно бы был человек. Заболотников, может, и сжалился б. А то ведь - слизняк недоношенный: образок пол рубахой припрятал, в комсомол не пойду, сексотом не буду!... - Эко расстроил! Да такие как ты - органам на дух не нужны! На коленях станешь просить, а я тебя на хер пошлю. По за то, что петрушку ломаешь, секреты врагу разбазариваешь!...