А Анфертьеву, как он выпил, необходим был собеседник. Локонов жил далеко, в Выборгском районе.

Анфертьев успел по дороге забежать в пять или шесть пивных и побеседовать с завсегдатаями. Беседы не были вразумительны.

Один ему рассказал, как у него из кармана непонятным образом исчезло 20 рублей.

Другой, прося взглянуть на проходимца, уверял что это аферист, потому что тот когда-то пытался выпить на счет сообщающего.

Третий рассказал о каком-то телеграфисте, прохвосте, который в пивных торгует водкой и закусочкой в виде кусочков селедки.

Слушание этой невнятицы отняло у Анфертьева часа четыре.

От пивной к пивной путешествовал Анфертьев, подбадривая себя понравившейся ему песенкой.

Где живет старый хлам,

Бродят привидения, и т.д.

Он даже решил было исполнить эту песенку под окном у Локонова, спеть ее в виде серенады, взять знакомого гитариста. Он даже уже было забежал к знакомому инвалиду на культяпках рыночному музыканту, но потом вспомнил, что тот наверняка в этот час пьян, как стелька.

Наконец, побежал Анфертьев прямо к Локонову.

- Все мы разбрелись по сжатому полю, - размышлял Локонов, - и собираем забытые колосья, думая, что делаем дело, и в то же время новые сеятели вышли на свежую ниву, приготовляя новую жатву и торжество нового принципа. Пуншевич, по-видимому, надеется, что из мелочей и подробностей построится довольно полная характеристика века и периода.

Локонову показалось, что во дворе ветер засвистел флейтой, затем как бы зашелестел травой и повеял шопотом листвы затем завыл и сквозь вой ветра Локонов услышал:

Где живет старый хлам,

Бродят привидения,

И вздыхают по балам,

По прошедшим вечерам

И о нововведеньях.

Затем он увидел, что к окну прильнула чья-то рожа.

Локонов подошел к окну.

Рожа не пропала, напротив, она принялась радостно улыбаться.

"- Как мне отделаться от этого пьяницы? - подумал он. - Ни за что не отопру. Погашу свет, пусть думает, что я сплю". Локонов повернул выключатель и лег на постель.

Но Анфертьев не уходил.

Он принялся барабанить по стеклу, чтобы обратить на себя внимание.

Локонов повернулся к стенке и попытался думать о чем-то постороннем, не относящемся к появлению Анфертьева, он стал думать о Нат Пинкертоне, Ник Картере, Шерлок Холмсе, книгах, прочитанных им за день. Убийства из-за наследства, кражи со взломом в фешенебельных особняках, нотариусы, японские шпионы похищающие документы, обладание огромными богатствами, исчисление богатства по количеству рабочей силы, занятой на предприятии - все это кончилось.

- Ушел или не ушел? - прервал Локонов свои мысли. Он повернулся лицом к окну.

Анфертьев по-прежнему стоял у окна и смотрел в комнату. Пусть стоит, рассердился Локонов.

"- Без глубины эта книга, без глубины, - подумал он о соннике Артемидора, - а ведь прошла сквозь века, может быть также пройдет Нат Пинкертон. Какая чушь в голову лезет! А мать моя бывший ангел превращается в сову, она становится бессмысленной старушкой. Сидит и бегает и ничего не понимает, только и делает, что в очередях разговоры слушает. Может быть, это и есть то, что называется общими интересами. Узнает, что у старика кошелек вытащили, или что женщина нечаянно палец отрубила и не нашла."

За окном Анфертьев рыночным голосом запел:

Вас хочет потешить

Большим представленьем

Слуга ваш покорный

С нижайшим почтеньем!

опера "Паяцы", ария Канио (1-е действие). И опять забарабанил в окно.

- Пожалуй, разобьет стекло, - встревожился Локонов, - выйду, скажу, чтоб не приставал.

Локонов зажег свет, надел пальто и вышел. Стояла прекрасная ночь. Луна светила, снег блестел.

Локонов не застал Анфертьева у окна.

Гость, подняв воротник, сидел на скамейке под березой.

Анфертьев поднялся, протянул руку и сказал:

- Вот вы вышли, идемте погулять.

- Ну что ж, идемте гулять.. . - согласился Локонов.

- Куда же мы пойдем? - добавил он.

- Да вот, пойдемте в сторону города, - ответил Анфертьев. Мимо этих, вновь выстроенных поблескивающих домов, фабрик, и заводов. Небось не приглядывались к новой архитектуре при свете луны. До сих пор ведь вы жили в центре среди этаких ампирных зданий, дворцов в стиле барокко, соборов, правительственных зданий и доходных домов времен империи. Посмотрите при лунном свете на другие дома, как они выглядят ночью, горят ли в них огни, несется ли музыка. Обойдемте Дома Культуры.

- Я согласен, - ответил Локонов, - попытаемся предвосхитить будущее.

- Итак, - начал Анфертьев, - вот за мостками и березками новый завод. Что вы знаете о нем?

Локонов не ответил.

- А ведь живете вы рядом. Почему же вы не поинтересовались, что представляет собой этот завод? Нехорошо, молодой человек, - хихикнул Анфертьев, - ведь завод окончил пятилетку в три года и теперь его изображение появилось на конфектных бумажках, мне инженер Торопуло показывал, а вы и этого не знаете.

- Скоро, скоро, - воскликнул гуляка, - перед этим ударным заводом будет разбит сад, прорыты канавы, через них будут перекинуты изящные мостики, кое-где появятся клумбы, чтобы трудящиеся идя на предприятие, шли бы по зелени, чтобы труд превратился в букет, бутон, наслаждение.

- Пошляк, - подумал Локонов.

Откуда-то выбежала собака и залаяла на Локонова и Анфертьева.

- Поди прочь, песик, - сказал Анфертьев, - Не мешай нам любоваться городом. Вы сильны в астрономии? - спросил он. - Мне хотелось бы вспомнить, в каком зодиаке созвездие "Пса" помещается.

Но тут Анфертьев споткнулся.

- Жаль, - сказал Анфертьев, - что я не захватил с собою винца. В такую ночь выпить хорошо и тогда, знаете, как архитектуру начинаешь понимать. Бррр... Здание звучит для тебя, как симфония. Люблю я в пьяном виде дома рассматривать. Другое здание такой увертюрой распахнется, что даже пальчики оближешь. А другой домишко затренькает, как балалайка. Хотите узнать музыку новых домов. Только шалишь, без водочки ее не узнаешь. В водочке восторг, милый друг, заключен, восторг. Вот бы выпить сейчас при лунном свете.

Звезды сияли над Локоновым и Анфертьевым.

Лай дворняги уже слышался где-то вдали.