Ведущим публицистом, распространявшим идеи академических ученых, был У. Липпман, выступивший в 1943 году с чрезвычайно популярным трактатом "Внешняя политика США - щит республики". Он критически оценил прежнее "неучастие" американцев в глобальной дипломатической борьбе. Прежде американцы "как ленивый богач" слишком беспечно смотрели "на основания своей национальной безопасности как на нечто, что ниже их достоинства". Но теперь они должны прозреть: "Стратегическая оборона Соединенных Штатов не ограничивается трехмильной зоной вокруг американских берегов, она протянулась через два океана ко всем трансокеанским землям, откуда может быть начата атака по морю или по воздуху".
Последующие пятьдесят лет американская дипломатия руководствовалась именно этим принципом.
* * *
Помощник Рузвельта Хассет записал в своем дневнике в конце 1942 года: "Президент становится все больше и больше центральной фигурой в глобальной войне... Он спокоен и собран, находится в наилучшей форме по мере того, как первый год участия в войне приближается к концу. Его темперамент неизменен, боевой дух высок, и он всегда готов пошутить или рассмеяться. Он может заснуть при любой первой попавшейся возможности - бесценное качество для человека, чье бремя так велико. Об этом бремени он не упоминает. У него нет желания быть мучеником, живым или мертвым".
А время требовало мужества и высшей концентрации энергии.
В сентябре 1942 года немцы вышли к Сталинграду и предгорьям Кавказа. Рузвельт видел, что весы истории заколебались. Он просил Черчилля продолжать отправку конвоев на севере, хотя бы небольшими партиями, он обещал советской стороне увеличение поставок авиационной техники. В октябре он объяснял Сталину, какие меры принимаются для увеличения объема поставок через Тихий океан и Персидский залив. И лишь в конце осени 1942 года Рузвельт приходит к выводу: "Русские собираются продержаться этой зимой, и мы должны энергично осуществлять планы помощи им"!
Только к началу 1943 года американская элита ощутила, что мировой конфликт, возможно, разрешится уже в обозримой перспективе и что США будут первыми среди победителей. Начинают выходить книги, посвященные организации послевоенного мира. Те, кто помнил первую - вильсоновскую попытку США возглавить мировое сообщество, постарались связать ее с текущей, второй. В самом конце 1942 года вице-президент Г. Уоллес заявил по национальной радиосети, что в 1920 году не Вильсон потерпел поражение, а весь противостоящий ему мир. Уоллес спешил хотя бы теоретически оснастить будущую мировую организацию рычагами вооруженного воздействия. Таковыми ему виделись прежде всего международные воздушные силы. В начале 1943 года кандидат от республиканской партии в президенты У. Уилки опубликовал книгу "Единый мир", в которой призывал создать "совет Объединенных Наций - единый совет по выработке единой военной стратегии, в котором все нации несли бы бремя". В течение двух месяцев в США был продан миллион экземпляров этой книги. Это было время, когда приветствовались самые смелые предложения. Так, известный газетный магнат - полковник Маккормик выдвинул такой план: Шотландия, Уэллс и все британские доминионы должны стать штатами США.
Рузвельт в разворачивающейся эйфорической обстановке оставался достаточно сдержан. Но и он выдвинул для широкого обозрения несколько идей, казавшихся ему самыми существенными. Как уже говорилось, он был убежден, что главные страны-победители (США, СССР, Англия, Китай) станут осуществлять в мире контрольные полицейские функции. Должна быть создана мировая организация, она заменит злополучную Лигу Наций. Но Рузвельт чрезвычайно не хотел на данном этапе обсуждать специфику всего того, что порождала победа. В обращении к конгрессу "О положении страны" он сказал: "Мы должны посвятить себя большим целям и не заземлять обсуждение вопроса в спорах о методах и деталях".
У Ф. Рузвельта на протяжении всей его политической карьеры прослеживается стремление не связывать себя преждевременно данными обязательствами, не ограничивать поле своего маневра заранее жестко очерченными схемами. Рузвельт был мастер импровизаций. Он с охотой подходил к решению очередного клубка проблем, ему нравилось искать "верную нитку". Ничто не импонировало ему больше, чем спонтанное формирование новых комитетов, групп плакирования, координационных центров. Это не значит, что у него не было своего видения мира, что он отвергал "забегание в будущее", но он крайне не любил выставлять свои предпочтения. Лидер должен быть загадкой. Разгаданный политик уже не лидер - окружение может двигаться самостоятельно в указанном направлении. Поэтому в месяцы, когда идеологи американского капитализма возликовали, увидев на горизонте перспективу победы, самые большие плоды которой достанутся Америке, капитан правительственного корабля предпочел не распространяться о своих конкретных планах, о своем прогнозе политического будущего мира. Окружение получило лишь основные идеи.
Мы не должны в данном случае забывать, что Рузвельт был верным последователем Вудро Вильсона, что, еще баллотируясь на пост вице-президента, он превозносил Лигу Наций. Все его прошлое говорило об интервенционизме. С изоляционистами он мог вынужденно заключить компромисс, но его мировоззрение покоилось на глобальных основах. Уйти в "американскую скорлупу" казалось ему предательством дела всей жизни. Не имея возможности ввести страну в Лигу Наций, он выступал за членство в Мировом суде и за сотрудничество с отдельными ведомствами Лиги Наций. Сама Лига перестала устраивать Рузвельта в 30-е годы (по внутренним и внешним соображениям). Будучи политически скован, он сделал все, что смог: заключил межамериканское оборонительное соглашение, предложил "карантин" для агрессоров, накануне войны отчетливо выказал свою симпатию к американо-английскому протекторату над международными делами. С началом войны союзные связи с Англией оказались недостаточными, и Рузвельт делает важнейшую коррекцию в своих взглядах. Он включает в число мировых "гарантов" СССР и Китай. К периоду начала национальных дебатов о мировом будущем Америки именно эта схема главенствовала над прочими.
Не провозглашая грандиозных концепций мироустройства, Рузвельт ежедневно принимал решения, продвигающие вперед реализацию именно его варианта. Была издана такая программа производства вооружений, стратегических материалов и международного распределения продовольствия, по которой можно судить о наличии серьезных предпосылок для наступления "века Америки", когда сильнейший член мирового сообщества опирался бы на помощь трех союзных мировых "полицейских" и контролировал мировое развитие.
Разумеется, место СССР в будущей системе имело большое значение. Советская Россия выходила из войны самой мощной силой в Евразии. И Рузвельт уже видел истоки тех трудностей, которые могут сорвать американо-советское сотрудничество. В комиссии по иностранным делам американского сената сенатор от штата Мичиган А. Ванденберг ревностно защищал идеи польской эмиграции, влиятельной в Мичигане и соседних пяти штатах. Какой будет советско-польская граница? Возможен ли возврат к границам 1939 года? Требование именно этой границы способно было подорвать схему "четырех полицейских". С одной стороны, Рузвельт знал, что люди типа Ванденберга однажды уже сорвали планируемую президентом Вильсоном Лигу Наций, с другой стороны, он нуждался для подлинной мировой политики в национальном согласии, в поддержке максимально широкого политического спектра.
Одной из первостепенных забот Рузвельта на этом этапе являлось сделать отказ конгресса от предвоенного изоляционизма необратимым. По мнению Гарри Гопкинса, выраженному в эти весенние месяцы 1943 года, президент был даже "слишком восприимчив" к мнению сената, придавал излишнее значение органу, обескровившему детище Вильсона - Лигу Наций. Уже тогда намечались признаки того, что хозяин Белого дома в определенных условиях, ради сохранения необходимого ему консенсуса, может пойти на создание напряжения в ключевых для будущего мира советско-американских отношениях. Намеки на это сказались по крайней мере в том, что Рузвельт не блокировал специфическую линию внутреннего развития, поощряя те силы, для которых соображения национальной безопасности СССР были ничто по сравнению с их особыми интересами.
