Было и горе: на кладбище в Яд-Эль было уже пять могил.

Как Каммаль надеялся, создание Бет-Эля произвело на арабов Абу-Йеши глубокое впечатление. Уже сам мошав был для них чем-то невиданным. Барак честно выполнял все условия, предусмотренные договором, организовал специальные курсы для арабов. Их обучали гигиене, санитарии, пользованию сельскохозяйственными машинами и уходу за ними, передовым агротехническим методам. На эти курсы мог поступить каждый молодой араб села Абу-Йеша. Врач и медсестра, обслуживавшие Яд-Эль, обслуживали и арабов.

Любимый сын Каммаля, Taxa, был чуть помоложе Ари. С самого рождения Каммаль внушал сыну стремление помочь феллахам. Taxa, будущий мухтар Абу-Йеши, проводил время больше в Яд-Эле, чем в собственном селе. Он был личным подопечным всего семейства Бен Канаан. Taxa и Ари стали закадычными друзьями.

Пока Яд-Эль и Абу-Йеша жили рядом мирно, являясь живым доказательством того, что арабы и евреи могут мирно сосуществовать несмотря на всю разницу в культуре. Многие феодальные семейства Палестины испытывали все больший и больший страх. Их пугал дух прогресса, привезенный Третьей волной иммиграции.

Вначале феодалы продавали евреям бесполезные болота и выветрившиеся скалистые холмы, стремясь отхватить как можно больше "еврейского золота" и не сомневаясь, что ничего у евреев не получится. Те, однако, не отступали ни перед какими трудностями и совершали прямо чудеса. Не только земля стала плодородной, но по всей Палестине возникали города.

Пример евреев мог привести к пагубным последствиям. Что, если феллахи начнут теперь требовать образования, санитарии и медицинского обслуживания? Вдруг феллахам взбредет на ум, боже упаси, взять пример с евреев и они введут и у себя самоуправление, основанное на свободных выборах, предоставляя право голоса не только мужчинам, но и женщинам! Это было бы катастрофой для системы безраздельного господства феодалов!

Чтобы предотвратить эту опасность, феодалы всячески насаждали невежество, страх и религиозный фанатизм среди феллахов. Они снова и снова вдалбливали им в голову, что евреи напустились на них с Запада, чтобы отобрать у феллахов землю, хотя сами феодалы продавали евреям эти земли. Они создавали искусственное напряжение с тем, чтобы феллахи как можно меньше приходили в соприкосновение с новыми идеями.

После ряда лет относительного спокойствия Хадж Эмин эль-Хусейни развернул новую кампанию. На этот раз он хладнокровно инсценировал провокацию, единственной целью которой была новая волна погромов.

То место в Иерусалиме, где стоял так называемый "Храм на скале" или Мечеть Омара, священно для магометан: именно с этого места Магомет вознесся, по мусульманскому преданию, на небо. Рядом с этим местом стоит единственная стена, сохранившаяся от Великого еврейского храма, разрушенного во второй раз римлянами в 76 г. н. э. Эта сохранившаяся стена древнего храма является самым святым местом для евреев. У этой стены всегда можно видеть группы благочестивых евреев, молящихся и оплакивающих былое величие Израиля. Из-за непрерывно проливаемых у этой стены слез, стену так и называют "Стеной плача".

Муфтий пустил в ход подложные фотоснимки, на которых евреи, собравшиеся у Стены плача, делали якобы приготовления, чтобы "осквернить" священное для арабов место, где расположена Мечеть Омара. Охваченные фанатизмом, под давлением подстрекательства клики эль-Хусейни и других феодалов, феллахи учинили новый погром. Снова погромщики набросились на беззащитных стариков, доживавших свой век в святых городах. Кровавая резня во много раз превосходила погромы, спровоцированные тем же муфтием десять лет тому назад. Погромщики накинулись на этот раз и на поселения, которые послабее, они бесчинствовали на дорогах, и жертвы с обеих сторон исчислялись тысячами. Англичане оказались и тут бессильными приостановить резню.

Они назначили следственную комиссию. Комиссия недвусмысленно установила, что вина лежит всецело на арабах. И все же, по какому-то странному парадоксу, и совершенно не считаясь ни с Бальфурской декларацией, ни с параграфами мандата, она предложила ограничить иммиграцию и приобретение земли евреями, "чтобы не вызвать у арабов лишних опасений".

Глава 14

В том же 1929 году, когда происходили погромы, земледельцы Яд-Эля заключили договор с мельником арабского села Аата, расположенного километрах примерно в десяти от Яд-Эля.

Как-то Барак поручил Ари отвезти на мельницу зерно. Сара возражала против того, чтобы четырнадцатилетнего мальчика отправляли в путь одного, да еще когда погром так и висит в воздухе. Барак, однако, твердо стоял на своем. - Ни Ари, ни Иордана не будут знать того страха, какой испытывали евреи в гетто.

Ари был чрезвычайно польщен отцовским доверием и прямо сиял от гордости, когда прыгнул в запряженную осликом повозку. В повозке лежало с дюжину мешков пшеницы. Мальчик гикнул, и повозка тронулась в сторону Ааты.

Как только он въехал в село, десяток арабских подростков, бездельничавших возле кофейни, заметили его. Они подождали, пока он повернул за угол, и украдкой последовали за ним на мельницу.

Ари, гордый оказанным ему доверием, был поглощен своим делом. Он договорился обо всем с мельником на чистом арабском языке, которому научился у своего закадычного дружка Тахи. Зерно нужно было молоть мелко, на муку. Ари тщательно следил за тем, чтобы вся мука попала в его мешки, и чтобы ему не подменили, чего доброго, мешок арабским зерном худшего качества. Мельник, который надеялся поживиться на этой сделке хотя бы мешком зерна, был прямо ошеломлен смышленностью подростка. Закончив свои дела на мельнице, Ари отправился обратно в Яд-Эль.

Подростки-арабы, поджидавшие его, быстро договорились с мельником, что они отнимут муку у Ари и продадут ее на мельницу. Они бросились в обгон кратчайшим путем и устроили засаду на дороге.

Через несколько минут появился ничего не подозревавший Ари на своей повозке. Парни выскочили из укрытий и закидали Ари камнями. Ари стегнул ослика кнутом, но дорога была завалена булыжником, и ему волей-неволей пришлось остановиться. Его столкнули с повозки, зверски избили и оставили полуживого на дороге. Пока четверо парней его избивали, остальные стащили мешки с повозки и только их и видели.

Мальчик вернулся в Яд-Эль поздно ночью.

Сара открыла ему дверь. Увидев его окровавленное лицо и изорванную одежду, она вскрикнула. Не говоря ни слова, он постоял с минуту, затем сжал зубы, ринулся мимо матери в свою комнату и закрыл дверь на замок.

Сколько мать ни упрашивала, пока Барак не вернулся с собрания в мошаве, Ари так и не открыл двери.

Затем он встал перед отцом: - Я тебя подвел... У меня отняли муку, - выжал он из себя сквозь разбитые в кровь губы.

- Не ты меня, а я тебя подвел, - ответил Барак. Сара бросилась к мальчику и стала его обнимать: - Никогда, никогда я ему больше не дам ехать одному. Она увела его, чтобы умыть. Барак не произнес больше ни слова.

На следующее утро после завтрака, перед тем как отправиться в поле, Барак взял Ари за руку и повел его в амбар.

- Я упустил кое-что в твоем воспитании, - сказал Барак, снимая старый кнут с гвоздя.

Барак сделал чучело и прибил его к перегородке. Он показал Ари, как нужно прикинуть глазом расстояние, как нужно прицелиться, как нужно ударить. Как только засвистел бич, Сара прибежала в амбар с Иорданой на руках.

- Ты с ума сошел! Ведь он еще совсем маленький, а ты его обращаться с кнутом учишь!

- Проваливай отсюда! - заревел Барак таким голосом, какого она ни разу от него не слышала за двадцать лет супружества. - Сын Барака Бен Канаана вольный человек! Он никогда не будет евреем из гетто. Ну, теперь ступай... у нас дело есть.

Ари упражнялся кнутом с утра до самого вечера. Он рассек чучело в клочья. Он до тех пор целился в камни, пустые консервные банки и бутылки, пока не научился поражать их коротким рывком запястья. К вечеру у него рука онемела от этих упражнений.