Доктор Хаим Вейцман возглавлял группу, которая придерживалась мнения, что англичане являются официальными представителями власти в стране, и что именно с ними нужно вести открытые и законные переговоры. За безопасность целиком отвечают англичане.

Другая группа, ультра-пацифисты, считали, что вооружение евреев создаст только новые трудности во взаимоотношениях с арабами.

Резко противоположную позицию занимала группа активистов, которую возглавлял Акива. Она требовала немедленного принятия ответных и решительных мер. Эти люди говорили, что благожелательное отношение и защитные меры англичан - всего лишь иллюзия: англичане защищают только собственные интересы. Какие угодно торжественные, заявления и подписанные документы никогда не произведут на араба такого впечатления, как заряженная винтовка.

Прения затянулись далеко за полночь; ни конца, ни краю не было еврейской страсти к спорам. Одни проклинали англичан, другие превозносили их. Пацифисты призывали к осторожности, а активисты называли Палестину "Землей дважды обетованной" - один раз евреям, второй раз арабам.

В противоположность этим крайним взглядам, группа, состоявшая из Бен Гуриона, Бен Канаана, Авидана и многих других, предлагала реалистичный средний путь. Признавая необходимость вооружиться, они в то же время не отказывались и от законных путей.

Эти люди, которых поддерживало большинство Ишува, провели решение, согласно которому следовало без лишнего шума тайно создать и обучить милицию. Эта вооруженная милиция должна служить одной и только одной цели, а именно самозащите. Официально представители Ишува ничего о существовании этой милиции знать не должны, втайне милиции будет оказана всяческая помощь. Имея в своем распоряжении тайную вооруженную милицию, евреи смогут одновременно давать арабам отпор и продолжать переговоры с англичанами.

Главой этой новой тайной организации избрали старого бойца Авидана.

Названа была организация "Хагана", то есть "Армия самообороны".

Глава 13

Третья волна иммиграции хлынула в недавно приобретенную Ездрелонскую долину, в Саронскую долину, в Самарию, в горы Иудеи и Галилеи, и даже на юг, в пустыню, и пробудила землю из вековой спячки. Иммигранты завезли с собой сельскохозяйственные машины, вводили интенсивное земледелие, внедряя севооборот, удобрения и ирригацию. Помимо винограда, цитрусовых и маслин, в основном на экспорт, они сеяли зерно и выращивали овощи и фрукты, и лен, и птицу, и скот.

Они экспериментировали решительно всем, внедряя новые культуры и увеличивая урожайность старых.

Они добрались до Мертвого моря, принялись за обработку солончаков, на которых вот уже сорок тысяч лет ничего не росло, и заставили и их давать плоды.

Они рыли пруды и разводили в них рыбу.

К середине двадцатых годов около пятидесяти тысяч евреев, проживавших в сотне поселений, возделывали свыше полумиллиона дунамов возрожденной земли. Большинство из них носило голубые рубашки кибуцников.

Посадили около миллиона деревьев. Пройдет десять, двадцать, тридцать лет, и деревья будут защищать землю от эрозии. Лесопосадки стали навязчивой идеей Ишува. Куда бы евреи ни пришли, везде они оставляли за собой леса.

Многие новые кибуцы и другие поселения присваивали местные библейские названия. На просторах древней страны возникало также много новых и очень звучных названий. Бен-Шемен - Сын Масла; Дегания - Василек; Эйн-Ганим Садовый Родник; Кфар-Иехезкиел - Село Иезекииля, древнего библейского пророка; Мерхавия - Просторы, подразумеваются - господни; Тель-Иосеф - Холм Иосифа.

Кибуц, расположенный у входа в долину Хулы, столь милой сердцу Барака, был назван "Аелет-Гашахар" - "Утренней звездой". Был и Гешер - Мост, и Гиват-Га-шлоша - Холм Трех. И каждый месяц возникали все новые и новые поселения и названия.

Кибуцовское движение, дитя суровой необходимости, стало ключом к решению проблемы заселения страны. Кибуцы были в состоянии принять массу новых иммигрантов.

Однако не каждый мог приспособиться к жизни в кибуце. Многие женщины, которые самозабвенно боролись за равноправие, не слишком дорожили им после того, как оно было достигнуто. Другие жаловались на то, что нет условий для личной жизни; третьим не нравилось, что дети росли отдельно от родителей. Хотя весь Ишув поддерживал идею национальной собственности на землю и личного труда, но главная причина, из-за которой многие не могли привыкнуть к кибуцовскому образу жизни, состояла в том, что им не хватало земельного участка и двора, которые они бы могли назвать своими. Поэтому небольшая группа откололась от кибуцовского движения.

Она стала называться движением мошавов. В мошаве каждый имел свой личный земельный участок для обработки, а также свой личный двор. Общественными были только общее управление и сельскохозяйственные машины. Некоторые основные культуры обрабатывались тоже сообща всем мошавом, а снабжением и сбытом ведала централизованная организация, действующая на кооперативных началах.

Основная разница между мошавом и кибуцом была в относительно большей личной свободе, и еще в том, что каждая семья жила отдельно и обрабатывала свой участок, как считала нужным. Первый мошав был создан в Ездрелонской долине и назван библейским именем местности "Нахалал" - "Наследство". Место было безнадежно заболочено, и было чудом, что поселенцам, после долгих лет нечеловеческого труда, удалось сделать эту землю плодородной.

Главным недостатком мошава было то, что его члены работали только на себя, и что он не мог принять такого числа новых иммигрантов, какие принимали кибуцы. Тем не менее оба движения развивались и росли.

С ростом Ишува усложнялись и его проблемы. Барак Бен Канаан, всеми уважаемый старый деятель, никогда не знал покоя. Помимо всего прочего, Сионизм очень громоздкая махина. В Ишуве было множество различных политических течений. После погромов взаимоотношения с арабами стали гораздо сложнее; не менее запутанными были и взаимоотношения с англичанами после того, как они стали пренебрегать Бальфурской декларацией и параграфами мандата. По любому вопросу бегали за советом к Бараку. Хотя беспорядков и погромов больше не было, атмосфера оставалась напряженной. Каждый божий день новое нападение, новое воровство, раздавался новый выстрел из-за угла. Не прекращались враждебные проповеди в мечетях. Хадж Эмин эль-Хусейни, сатанинский иерусалимский муфтий, продолжал свою черную работу за спиной у властей и делал все, чтобы вражда не стихала.

Шел 1924 год. Однажды Барак вернулся в Тель-Авив после очень трудной недели в Национальном Совете в Иерусалиме. Он всегда был счастлив, когда возвращался в свою трехкомнатную квартиру на улице Яркона, из окон которой открывался чудесный вид на Средиземное море. На этот раз его встретила неожиданная радость: его ждал дома старый друг, Каммаль, мухтар из Абу-Йеши.

- Много лет я бьюсь над тем, как лучше всего решить головоломную проблему оказания помощи моему народу. Мне больно признаваться в этом, но нет хуже эксплуататоров, чем наши арабские эффенди. Они ничего не хотят делать для феллахов... Они боятся, как бы это не повредило их благополучию.

Барак слушал внимательно. В устах араба, да еще такого просвещенного, как Каммаль, это было в высшей степени необычное признание.

- Я видел, как евреи возвращались в страну и совершали чудеса. У нас нет ничего общего: ни религии, ни языка, ни внешности. Я даже не уверен, что евреи не завладеют когда-нибудь всей страной. Но... евреи - единственное спасение для арабов. Именно евреи, впервые за тысячу лет, принесли свет в эту заброшенную землю.

- Я знаю, Каммаль, что вам нелегко говорить об этом...

- Дайте мне, пожалуйста, досказать. Если только мы сможем жить мирно, как добрые соседи, несмотря на то, что мы так далеки друг от друга, то в конце концов мы тоже извлечем выгоду из всего того, что делаете вы. Я просто не вижу другого пути для арабского народа, Барак, хоть и не уверен в том, хорошо это или плохо.