Но из всех этих героев больше всех Якову хотелось быть рабби Акивой, принимающим мученическую смерть в Кесарии, так как Акива был одновременно учителем, ученым и бойцом.

Когда "Друзья Сиона" появились и в Житомире, Яков сразу стал ходить на их собрания. Их призыв к освобождению собственными силами был для его слуха райской музыкой. "Друзьям Сиона" очень хотелось заполучить также его брата Иосю, рослого и сильного парня, но тот строго соблюдал господни заповеди, требующие почтения к родителям, и поэтому нелегко принимал новые крайние взгляды.

Однако после того, как палестинский "билуец" выступил на собрании в свечной мастерской Когана, Иося не мог дольше совладать с собой. Он расспросил брата обо всем: о том, какой он, этот "билуец", что он сказал, как он себя вел.

- Я думаю, Иося, тебе давно пора пойти со мной на такое собрание.

Иося вздохнул. Это означало бы первый раз в жизни пойти против воли отца.

- Ладно, - шепнул он наконец и до самого вечера молился и испрашивал прощения за тот грех, который он собирался совершить.

Братья сказали отцу, что они отправляются сказать "Кадиш", то есть совершить поминальную молитву по одному товарищу, недавно скончавшемуся. Они поспешили в мастерскую свечника Когана. Это была маленькая мастерская, расположенная, как и мастерская их отца, в подвале. Сладко пахло воском. Окна были тщательно занавешены, а на улице был установлен караул. Иося узнал среди присутствующих очень много знакомых, и это его сильно поразило. Выступал человек из Одессы, которого звали Владимиром.

Владимир держался и говорил совсем не так, как они. У него не было ни бороды, ни пейсов. На нем были кожаные сапоги и кожаная куртка. Как только он заговорил, Яков забыл обо всем на свете. Докладчика то и дело перебивали издевательские голоса.

- Ты что же, Мессия, что зовешь нас назад?

- А ты, случаем, не наткнулся на Мессию под кроватью, где ты прятался в дни погрома? - ответил Владимир.

- Ты уверен, что ты не царский агент?

- А ты уверен, что ты не будущая царская жертва? - резко ответил Владимир вопросом на вопрос.

Наконец-то установилась тишина. Владимир говорил спокойно. Он кратко коснулся истории евреев в Польше и России, затем перешел к Германии и Австрии. Потом он остановился на насильственном изгнании евреев из Франции и Англии, на резне, учиненной в Брее и Йорке, в Шпеере и Вормсе.

Владимир рассказал, как папа римский призвал христиан освободить Святую Землю из-под власти мусульман, и как пять крестовых походов, длившихся три столетия, истребляли евреев именем господа.

Владимир рассказал о самом ужасном периоде изо всех - о периоде испанской инквизиции, в продолжение которого над евреями именем церкви христовой были совершены самые невероятные зверства.

- Товарищи, нет такой нации на свете, которая бы над нами не издевалась. Мы должны вновь стать нацией. Это наше единственное спасение.

Пинскер это понял, это поняли также "Друзья Сиона" и это поняли, наконец, "Билуйцы". Мы должны восстановить "Дом Якова".

Когда ребята ушли домой, у Якова сильно билось сердце.

- Ты видишь, Иося? Правильно я говорил? Даже рабби Липцин, и тот пришел на собрание!

- Мне еще надо подумать, - уклончиво ответил Иося. Но в глубине души он уже знал, что Владимир прав и прав Яков. На улице было тихо и темно, и они прибавили шагу. Дойдя до своего дома, они быстро поцеловали мезузу и вошли.

На верстаке отца горела свеча. Сам отец стоял позади верстака в длинной ночной рубашке, заложив руки за спину.

- Здравствуй, отец, - сказали они скороговоркой, пытаясь пройти за занавеску.

- Подождите! - приказал Симон. Они остановились и подошли к верстаку.

В эту минуту послышался голос матери:

- Симон, ребята дома?

- Дома.

- Скажи им, пускай не ходят так поздно.

- Ладно, мать, - ответил Симон. - Ты иди, ложись, я им скажу.

Симон взглянул сначала на Якова, затем на Иосю, затем еще раз на Якова.

- Я скажу завтра вдове Горовица, что ее покойному мужу царство небесное теперь обеспечено, так как оба моих сына прочитали по нему упокойную молитву.

Лгать своему отцу Иося не мог.

- Мы не молились за упокой Горовица, - пробормотал он.

Симон изобразил удивление на лице и поднял руки.

- Вот как! Впрочем, мне следовало догадаться. Вы, ребята, невесту, верно, смотрели. Как раз сегодня у меня был Абрам, наш шадхен. Говорит: "Хороший парень, этот твой Иося. Он приведет тебе в дом богатейшую невесту". Вы представляете? Он подыскивает для тебя невесту, Иося.

- Никакой невесты мы не смотрели, - вырвалось у Иоси.

- Как? Ни на смотринах, ни на молитвенном собрании... Может, вы в синагоге задержались за священными книгами?

- Нет, отец, - чуть слышно ответил Иося.

Яков не мог больше выдержать и выкрикнул:

- Мы пошли на собрание "Друзей Сиона"!

Иося с глупым видом посмотрел на отца, покраснев и кусая губы. Яков был рад, что наконец-то сказал отцу правду. Он принял дерзкую позу. Симон вздохнул и долго смотрел на сыновей.

- Вы меня обидели, - сказал он наконец.

- Именно поэтому мы тебе и не сказали. Мы не хотели обижать тебя, - сказал Иося.

- Я обижен не тем, что вы пошли на собрание "Друзей Сиона", а тем, что сыновья Симона Рабинского не доверяют больше своему отцу.

Теперь и Яков был смущен.

- Но ведь если бы мы тебе сказали, ты бы нам мог и запретить ходить.

- Ну-ка, Яков, скажи мне, когда это было, чтобы я запретил вам набирать знания? Разве я вам когда-нибудь запрещал читать книжку?

Даже когда тебе взбрело почему-то на ум прочитать, прости господи, христианское евангелие, разве я тебе запретил?

- Нет, отец, - ответил Яков.

- Не кажется ли вам, что нам пора поговорить в открытую? - сказал Симон.

Рыжие волосы Иоси светились, казалось, в ровном свете свечи. Он стоял перед отцом, на целую голову выше него, и заговорил без колебаний. Хотя Иося и был медлительным по натуре, но раз приняв решение, он редко менял его.

- Мы с Яковом не хотели обидеть тебя, потому что мы знаем, как ты относишься к "Друзьям Сиона" и к новым идеям. Но я рад, что пошел сегодня на собрание.

- Я тоже рад, что ты пошел, - ответил Симон.

- Рабби Липцин предложил мне записаться в оборонительный отряд гетто, сказал Иося.

- Рабби Липцин нарушает столько обычаев, что я начинаю сомневаться - еврей ли он еще, - ответил отец.

- Вот в этом-то и дело, отец, - сказал Иося. - Тебя пугают эти новые идеи. - Иося впервые в жизни разговаривал со своим отцом в таком тоне и тут же устыдился.

Симон вышел из-за верстака и положил руки на плечи сына. Затем он повел их за занавеску и они все уселись на койку.

- Вы думаете, я не понимаю, что происходит в ваших головах? Новые идеи смотри-ка! Совершенно те же разговоры об автоэмансипации и обороне гетто велись еще в то время, когда я был юношей. Вы переживаете сейчас тот кризис, который переживает в своей жизни каждый еврей. Вам хочется найти ответ на мучающие вас вопросы, найти место в жизни. Когда я был в ваших летах, я даже подумывал о крещении. Так что напрасно вы думаете, что все это для меня внове.

Иося был поражен. Его отец подумывал о крещении!

- А что плохого в том, что мы хотим постоять за себя? Почему это грех, когда мы хотим бороться за улучшение наших условий? - запальчиво спросил Яков.

- Ты - еврей, - ответил отец, - а быть евреем, это налагает кое-какие обязанности.

- Спрятаться, что ли, под кровать, когда приходят убивать?

- Не повышай голоса на отца, - бросил Иося.

- Никто не говорит, что быть евреем - легко. Мы родились не затем, чтобы наслаждаться благами жизни. Мы пришли на свет божий, чтобы соблюдать Его законы. Вот наша миссия. Вот наша цель.

- А вот и расплата! - резко ответил Яков.

- Придет время, и явится Мессия, и он нас поведет назад на родину, когда настанет час, - невозмутимо продолжал Симон, - и я не думаю, что дело Якова Рабинского - подвергать сомнению мудрость Всевышнего. Я думаю, что дело Якова Рабинского состоит в том, чтобы жить по законам Священного Писания.