Дов Ландау, а с ним еще человек двадцать пять беженцев, засели в трюм, вооружившись кусками стальных труб, и продолжали оказывать сопротивление до конца. В трюм накачали слезоточивые газы, но и тогда Дов, схваченный четырьмя солдатами, не переставал ругаться и отчаянно отбиваться. Его бросили за решетку на "Магна Харта".
Забитые до отказа, три британских судна, в сопровождении крейсеров "Данстон Хил" и "Апекс", подняли якорь и отплыли из Хайфы.
Если бы беженцев отправили на Кипр в без того переполненные лагеря, то евреи достигли бы своей цели: шесть с половиной тысяч беженцев было бы вывезено из Европы, и на столько же увеличилось бы непрерывно растущее число заключенных, ожидавших на Кипре отправки в Палестину.
"Беженцы с так называемой "Обетованной земли", находящиеся сейчас на борту "Эмпайр Гардиан", "Эмпайр Ринуан" и "Магна Харта", подлежат возвращению в порт отправления, то есть в Тулон. С нынешнего дня все нелегальные иммигранты, которые попытаются пробраться в Палестину, будут возвращены в те порты, где они сели на судно".
Пальмахники и агенты Мосада, находившиеся на борту трех кораблей вместе с беженцами, приняли поэтому следующее решение. Если англичане добьются своего, и беженцев высадят в Тулоне, то на этом нелегальная иммиграция закончится. Ни под каким видом нельзя поэтому допустить этой высадки.
Когда корабли вошли в Лионский залив и бросили якорь в открытом море, англичане приняли все меры, чтобы все дело держать в глубокой тайне.
Одновременно с этим командиры-пальмаховцы, находившиеся на борту кораблей, передали капитанам, всех трех кораблей заявление, гласившее: "Вы сможете высадить нас на берег только силой".
Начальник эскадры немедленно радировал обо всем в Лондон и потребовал указаний. Уайтхолл тут же принялся нажимать на Париж, угрожая вплоть до разрыва отношений. Они предупредили французов не принимать сторону евреев и не возражать против высадки беженцев силой. Четыре дня летели донесения и инструкции от кораблей, из Лондона, из Парижа и назад. Затем французское правительство объявило англичанам о своем решении: "Французское правительство не будет участвовать и не допустит применения силы к беженцам. Если беженцы желают вернуться во Францию по своей доброй воле, мы их всегда примем с радостью".
Французы приняли сторону евреев, несмотря на угрозу разрыва отношений с англичанами. Беженцы облегченно вздохнули. Как один человек они решили не двигаться с места. Оправившись от удара, англичане объявили беженцам, что либо они добровольно высадятся в Тулоне, либо же будут торчать в лионском заливе пока не сдохнут.
На борту "Эмпайр Гардиан", "Эмпайр Ринуан" и "Магна Харта" евреи устроили баррикады. Пальмахники создали школы, обучали беженцев ивриту, стали издавать газету, организовали драмкружок и делали все, чтобы не дать людям падать духом. Французские власти ежедневно направляли длинные конвои баркасов к кораблям, чтобы снабдить беженцев продовольствием и медикаментами. На борту кораблей родилось за это время больше десятка детей. Прошла неделя, а беженцы стояли на своем.
На берегу появились журналисты, заинтересовавшиеся странными тремя кораблями и возмущавшиеся таинственностью, которой их окружали. Однажды ночью агент Мосада с "Эмпайр Гардиан" добрался вплавь на берег и рассказал обо всем французским журналистам.
Весть немедленно разнеслась по Франции, Италии, Голландии и Дании. Передовицы газет во всех четырех странах были полны грубых ругательств в адрес британских властей.
Лондон заранее приготовился к этому взрыву негодования. Они ничего и не ожидали другого. Они все предусмотрели, только не это неукротимое упрямство беженцев. Условия на кораблях были ужасные. Было невыносимо душно, и очень многие заболели. Тем не менее, беженцы отказывались высаживаться. Судовые команды, не очень-то отваживавшиеся в закрытые решетками трюмы, начинали мало-помалу нервничать. Прошла вторая неделя, а евреи не сдавались. Возмущение печати все нарастало.
Прошла еще одна неделя. Затем еще одна.
Интерес постепенно слабел. Затем на берег был доставлен без применения силы первый еврей. Он был мертв. Последовал новый взрыв возмущения в мировой печати. Капитаны всех трех кораблей доложили, что беженцы, как никогда, полны решимости не сдаваться, и нажим на Уайтхолл все усиливался. Если на берег будут доставлены новые трупы, дело примет весьма скверный оборот.
Инициаторы британской политики решили прибегнуть к обходному маневру. Они потребовали от беженцев послать делегацию для ведения переговоров. Они рассчитывали на то, что удастся найти какой-нибудь компромисс, который позволит им выйти с честью из всей этой истории. Со всех трех кораблей получился один и тот же ответ: "Мы согласны высадиться только в Палестине".
Пошла шестая неделя. Когда на борту умер еще один беженец, англичане поставили перед беженцами ультиматум: либо они высадятся на берег, либо вся ответственность падет на них. Было не совсем ясно, о какой ответственности шла речь, но когда беженцы отклонили и ультиматум, настаивая на своем, англичане были вынуждены действовать.
"Транспортным судам "Эмпайр Гардиан" и "Эмпайр Ринуан", - говорилось в приказе, - немедленно поднять якорь и следовать в Гамбург, британскую зону оккупации. Пассажиров этих двух кораблей высадить на берег и отправить в Дахау до дальнейшего распоряжения".
Пока оба корабля взяли курс через Гибралтарский пролив на Гамбург, Мосад делал отчаянные попытки посадить на два других корабля 15 тысяч новых беженцев, чтобы вывезти их нелегально в Палестину. Ибо, когда "Ринуан" и "Гардиан" прибыли в Германию, возмущение мирового общественного мнения бесчеловечной английской политикой достигло предела. Победа, одержанная Мосадом над Англией, была довольно безрадостна.
Все же последнему из трех кораблей, транспортному судну "Магна Харта" англичане разрешили высадить беженцев на Кипре, где их тут же отвезли в лагерь в Караолос. Дову повезло. Он отпраздновал свой 16-ый день рождения не в Дахау, а в Караолосе. Зато у него ничего не осталось в душе, кроме ненависти.
Глава 28
Свой семнадцатый день рождения Дов отметил тоже в лагере - в Караолосе. Он провел этот день точно так же, как и все остальные дни. Он лежал на койке, глядя в пространство, и не сказал никому ни слова. Он вообще ни разу ни с кем не говорил с того самого дня, когда его вынесли из трюма "Обетованной земли". Длинные недели перед Тулоном еще более усилили его ненависть.
В Караолосе с ним пытались заговорить десятки людей: социальные работники, врачи, учителя и пальмахники, но Дов никому не доверял и никого не хотел видеть. Им так и не удалось пробить эту стену.
Днем он лежал на своей койке. Ночью он гнал от себя сон: стоило ему заснуть, как тут же одолевали кошмары. Вновь и вновь он видел во сне, как открываются двери газовых камер в Освенциме. Целыми часами он смотрел на лагерный номер, наколотый на его руке: 359195.
В палатке напротив жила девушка. Это была красивая девушка. Он еще такой не видел. В этом не было ничего удивительного: в тех местах, где ему пришлось жить, женщины не могли быть красивыми. Она работала воспитательницей, всегда улыбалась ему и никогда на него не сердилась, как сердились все остальные. Эта девушка была Карен Ханзен-Клемент.
Карен тоже обратила внимание на Дова и пыталась разузнать, почему он не учится в школе и вообще ни в чем не принимает участия. Ее предупредили держаться подальше от него; он, дескать, неисправим и, пожалуй, даже опасен.
Это предупреждение только подзадорило Карен. Она знала, что Дов был в Освенциме, и испытывала к нему глубокое сочувствие. Ей не раз удавались с такими юношами вещи, которые вряд ли удались бы кому-нибудь другому, и хотя она понимала, что лучше с таким не связываться, любопытство брало верх всякий раз, когда она выходила из своей палатки, расположенной как раз напротив.
Однажды Дов лежал, как обычно, на своей койке и глядел в пространство. Было очень жарко, и он весь вспотел. Вдруг он почувствовал, что кто-то зашел в палатку, и молниеносно спрыгнул с койки. Перед ним стояла Карен.
