Понятно, что преждевременная смерть может наступить в результате болезни, но - как и рождение - смерть как таковая совсем не является болезнью. Это естественный и необходимый конец человеческой жизни - такой же естественный, как опадание желтых листьев осенью. (Неопадающие листья, как известно, делают из пластика, и поэтому не будет ничего удивительного, если когда-нибудь хирурги смогут заменить все наши органы пластиковыми устройствами, в результате чего человек станет бессмертным, превратившись в пластиковую модель себя.) Поэтому врачам следует рассмотреть возможность подготовки человека к смерти и связанными с ней переживаниями по аналогии с тем, как они готовят беременных женщин к родам.

Ведь по большому счету смерть - это великое событие. До тех пор пока она не довлеет над нами, мы привязываемся к себе и всему, что окружает нас в жизни, проводя день за днем в привычном безысходном беспокойстве. При этом все, что связано со смертью, мы сознательно отодвигаем в самые отдаленные уголки ума. Но наступает время, когда мы узнаем, что наши дни сочтены. В этой ситуации у нас появляются идеальные условия для того, чтобы полностью отпустить себя (to let go of oneself). Если это происходит, человек оказывается освобожденным из тюрьмы своего эго. Поэтому вполне естественно, что смерть представляет собой уникальную возможность пробудиться к знанию своего подлинного Я, которое исполняет на космической сцене нашу Вселенную. А значит, смерть может быть поводом для большей радости. Однако в наши дни распространен обычай, который требует от врачей, медсестер и родственников умирающего, чтобы они обманывали его. Все эти люди должны ходить вокруг него с улыбками на лицах и уверять его, что он все-таки выздоровеет, что через неделю он вернется домой и тогда вся семья поедет отдыхать на море. Хуже всего то, что врачей никогда не учат, как нужно вести себя с безнадежно больными. В этом отношении католический священник находится в гораздо более выгодном положении: как правило, он знает, что нужно делать в присутствии умирающего. Поэтому он действует без слез, неловкости и невнятного бормотания. Однако врач должен, согласно всеобщему мнению, стараться любой ценой продлить жизнь - для этого он вправе распоряжаться всеми сбережениями больного и его семьи.

Ананда Кумарасвами[6] однажды сказал мне, что предпочел бы умереть на десять лет раньше, но не на десять минут позже - когда старость или отравление лекарствами не дадут ему отпустить себя, "лечь в могилу по своей доброй воле".[7]"Я молюсь, - часто говорил он, - чтобы смерть не застала меня врасплох и я успел выйти из игры". Речь идет о том, чтобы успеть отпустить себя. Вот почему Г.И.Гурджиев, этот восхитительный плут-мудрец, писал в книге "Все и вся" ("All and Everything"):

В настоящее время единственная возможность спасти жителей планеты Земля состоит в том, чтобы внедрить в их сознание новый механизм... Его свойства должны быть таковы, чтобы каждый из этих несчастных в своей жизни постоянно осознавал и чувствовал неизбежность своей смерти, равно как и смерти каждого, на ком останавливается его взгляд или внимание. Только такое осознание и такое чувство смогут в наши дни уничтожить эгоизм, который кристаллизовался в людях.

Принимая во внимание наши сегодняшние воззрения относительно смерти, слова Гурджиева выглядят как рекомендация жить в кошмарном сне. Однако постоянное осознание смерти до неузнаваемости преображает мир в глазах человека. Он начинает видеть его медленно проплывающим мимо и почти прозрачным, подобным тонкой струйке голубого дыма, растворяющейся в воздухе. И при этом ему становится очевидно, что не за что цепляться, да и некому. Это наводит грусть только до тех пор, пока остается хотя бы малейшая надежда на то, что существует какой-то выход из сложившегося положения - что мы можем еще ненадолго продлить жизнь или что существует какая-то призрачная душа, с помощью которой наше эго выживет после смерти тела. (Этим я не хочу сказать, что не существует никакой жизни личности после смерти, - я говорю только, что вера в эту жизнь продолжает держать нас в рабстве).

Сказанное вовсе не означает, что мы не должны бояться смерти. Мы уже встречались с похожей ситуацией, когда я говорил о том, что нам вовсе не следует стремиться не быть эгоистичными. Подавление страха смерти еще больше усиливает его. Весь смысл здесь в том, чтобы знать - вне всяких сомнений что "я" и все другие "вещи" и "личности", которые сегодня присутствуют, рано или поздно исчезнут. В конце концов это знание заставит тебя отпустить их, но для этого ты должен чувствовать быстротечность жизни уже сейчас и так же ясно, как было бы в том случае, если бы ты только что свалился с обрыва в Большой Каньон. В действительности ты сорвался в пропасть еще тогда, когда родился, и поэтому цепляться за камни и людей, которые падают вместе с тобой, - совершенно бессмысленное занятие. Итак, если ты боишься смерти бойся ее. Идея в том, чтобы отождествиться с этим страхом, дать возможность всему одержать верх - ужасам, привидениям, страданиям, мимолетности, разрушению. И тут ты открываешь нечто удивительное и до сих пор невообразимое: ты никогда не умрешь, потому что ты никогда не рождался. Ты просто забыл, кто ты.

Присутствие друзей может помочь случиться всему этому. Когда мьГбыли детьми, наши другие "я" - родные, знакомые и учителя - сделали все, что от них зависело, для того, чтобы мы поверили в иллюзию собственной независимости. Они помогли нам стать искусными притворщиками, ведь именно в этом смысл высказывания: "Нужно быть настоящей личностью". Обратим внимание на то, что английское слово person (личность) происходит от латинского слова persona, которое вначале означало маску с рупором у рта. Такими масками пользовались актеры, выступавшие на сценах открытых амфитеатров в Древней Греции и Риме. Это были маски, через (per) которые до зрителей доходил звук (sonus). Смерть отрывает нас от persona точно так же, как актеры снимают маски и костюмы в гримерной, которая находится за сценой. И подобно тому как друзья актеров идут за сцену для того, чтобы поблагодарить их за хорошее представление, друзья умирающего должны собраться для того, чтобы помочь ему выйти из своей смертной роли. Им следует отдать ему должное за участие в представлении и, даже более того, отметить с шампанским или с помощью каких-то других ритуалов (которые умирающий выбирает по своему вкусу) великое пробуждение смерти.

Можно привести много других примеров того, как Игра в Черное-и-Белое переходит в Игру Белое-должно-победить. Подобно представлению о борьбе за выживание, этот переход основывается на несознательности, не принятии во внимание взаимозависимости обеих сторон. Любопытно отметить, что это неведение является неотъемлемой часть самой Игры в Черное-и-Белое, потому что забывание или неосознавание взаимосвязи противоположностей являются "прятанием" в Игре в Прятки. Но ведь Игра в Прятки - это в свою очередь Игра в Черное-и-Белое!

В качестве иллюстрации мы можем предпринять экскурс в сферу научной фантастики, которая очень быстро становится нашей действительностью. Прикладная наука может рассматриваться как Игра в Порядок-против-Хаоса (или Игра в Порядок-против-Случайности). Это особенно справедливо в области кибернетики - науки об автоматическом управлении. С помощью научных предсказаний и технических приспособлений мы пытаемся в максимальной степени подчинить себе окружающую среду и наши собственные организмы. В медицине, информатике, производстве, транспорте, финансах, коммерции, строительстве, образовании, психиатрии, криминалистике и юриспруденции мы создаем всевозможные системы "защиты от дурака" для того, чтобы исключить появление случайных ошибок. Чем более мощной становится технология, тем больше мы нуждаемся в средствах контроля. В качестве примеров можно привести системы гарантии безопасности на реактивных авиалайнерах и, конечно же, верхом такого подхода являются устройства, которые разрабатывают специалисты по ядерному оружию для того, чтобы исключить возможность несанкционированного нажатия кнопки. Использование могущественных средств, которые могут изменять организм человека и его окружение, требуют соблюдения многих законов, получения официальных разрешений и учета большого числа разнообразных мнений, что приводит к необходимости создавать псе более сложные процедуры получения и хранения информации. В больших университетах, например, есть должности вице-ректоров, в обязанности которых входит работа по поддержанию связи с правительством и целыми армиями секретарей, переворачивающими тонны бумаги. По временам создается впечатление, что сами эти бумаги и необходимость поддерживать их в порядке намного более важны нежели то, что в них написано. Документы с данными о студентах зачастую хранятся в огромных административных помещениях в сейфах, тогда как с книгами в библиотеках обращаются далеко не так бережно - если, конечно, они не крайне редки и опасны. Таким образом, административное здание становится самым большим и впечатляющим строением во всем студгородке, а преподавателям кафедр все чаще приходится проводить время на длительных служебных совещаниях. Вместо того чтобы проводить научную работу и обучать студентов, они вынуждены заполнять бланки и писать отчеты, без которых работа современного учебного заведения просто немыслима.