Никогда еще над графством Шоутак не раздавалось крика, подобного тому страшному, нечеловеческому воплю, что вырвался из горла сезонного рабочего, которого на ди-кой скорости понесли лошади и умчали прочь.
Ларс Андерсен шел по тропке с косой на плече. Он собирался скосить несколько полянок и потому встал так рано. Его шотландская овчарка бежала рядом. Тропинка огибала огород, а затем вела вдоль аллеи вязов. Как всем известно, ни одна уважающая себя собака не подойдет в случае нужды ни к траве, ни к овощам, и поэтому колли подбежала к одному из деревьев. Но едва она приблизилась к дереву, как нижний сук опустился и отбросил ее на дю-жину футов в сторону. Пес взвыл и со всех ног бросился бежать.
Ларс повернулся и вслед за собакой пошел домой. Его лицо приняло задумчивое выражение. Он решил, что ко-сить сегодня не стоит.
Старая Эмили Тобер возилась со штопкой носков все утро, прежде чем отложила их в сторону: "Джедд подождет - ничего с ним не сделается. Не могу же я одновре-менно и варить, и шить, и в огороде возиться. А арбузы уже поспели, пора их везти на рынок".
Она сложила рукоделие в большую плетеную корзину, надвинула на лоб широкополую соломенную шляпу и вы-шла на улицу.
Через двор, мимо цветочных клумб она направилась к арбузам. На грядках вызрело с полсотни больших арбузов, которые пора было срывать. Она сложит их вдоль тропин-ки, а Джедд завтра с утра соберет их и отвезет на рынок.
- Ей-богу, в жизни не видала таких арбузов!
Старая Эмили, уперев руки в бока, рассматривала зеле-ные шары. Арбузы уродились гигантскими, по три-четыре фута в поперечнике, каждый больше чем по сто фунтов ве-сом. Все лето она дивилась на них.
- Ну что ж, - сказала она наконец, - чем они здоро-вее, тем за них больше дадут.
И подошла к ближайшему арбузу.
Наверно, там был незаметный склон, потому что при виде старухи арбуз покатился от нее,
- Клянусь богом, - сказала старая Эмили. - Как идет время! Уже не могу с огородом управиться.
И она пошла вслед за арбузом. Он откатился еще немного. Старая Эмили встревожилась. Она засеменила вслед за ним. Арбуз, подпрыгивая, бегал вокруг на привя-зи стебля. Старая Эмили бежала за ним, а он умудрялся в последний момент увернуться от ее рук.
У старой Эмили шумело в голове. Она решила, что перегрелась на солнце. Она уже не такая проворная, как была когда-то. В глазах все поплыло, арбуз все катился и катился. Она остановилась и присела, чтобы перевести дух. Наконец он подкатился к ней сзади и ударил ее. Тогда-то она поняла, что ей грозит беда. Старуха поднялась на ноги и отбежала от арбузных гряд.
- Нет, - заплакала она. - Арбузу меня не догнать. Арбуз за мной побежал, но меня не догнал. Не давайте старому арбузу меня поймать!
Эти и только эти слова она и повторяла до самого кон-ца своей жизни.
Когда Гус Фогель нажал на газ, комбайн загремел и с громыханием покатился к пшеничному полю.
- В такую погоду мы управимся к ночи! - крикнул Гус.
- Если только машина выдержит, - откликнулся его брат Эд, ехавший рядом.
- Зерно идет по два доллара с четвертью за бушель, - заявил Гус. - Могу поспорить, что в этом году мы соберем по сотне бушелей с акра.
Оба комбайна тряслись по пыльному, заросшему сорняками проселку. Наконец впереди, за ручьем и выгоном, показалось золотое пшеничное поле.
Пшеница поднималась до плеч. Никто не помнил та-кой высокой пшеницы в этих краях. Колосья были больши-ми и крепкими.
Гус и Эд загнали комбайны в угол поля. Сейчас длин-ные ряды колосьев, стоящие прямо, как солдаты, упадут под ножами машин. Триста двадцать акров пшеницы дадут братьям больше семидесяти тысяч долларов.
Когда машина рванулась вперед, Гус, охваченный азар-том, завопил:
- Давай! Так их!
Но, как будто под ураганом, пшеница полегла перед комбайном, и, по мере того как комбайн приближался, все новые тысячи колосьев прижимались к земле.
Ни намека на ветер. Воздух был теплым и ароматным, солнце плавилось на спелой пшенице, ласточки щебетали утренние песни, а высоко над головой, каркая, кружились вороны. Но перед комбайнами пшеница лежала, тесно прижавшись к земле. По сторонам пшеница осталась стоять, и оттуда доносился шепот, бормотание тысяч голосов, Гус почувствовал, как волосы его встают дыбом. Он оглянулся. Ни один колос не попал под ножи. Охваченный неожидан-ной, слепой яростью, он на полной скорости погнал комбайн вперед. Ножи пели песню сверкающей стали, но пшеница прижималась к земле быстрее, чем он успевал ее нагнать, и ножи бесцельно взрезали воздух.
Гус и Эд остановили машины и спустились на землю.
Гус встал на колени и наклонился к колосьям. Стебли распрямились, словно прутья, и стегнули его по лицу. От бо-ли и неожиданности Гус ахнул. На висках вздулись крас-ные вены. Внутри у него что-то оборвалось, и он упал на землю. Эд бросился к нему на помощь.
Среди удивительных событий, случившихся в то утро в графстве Шоутак, не последнее место занимает история со сбежавшей картошкой.
Картофелем было засажено маленькое поле, не больше акра. Принадлежало оно Питеру ван Шлюйсу. Картофель должен был созреть к началу августа, но этого не случи-лось. День ото дня картофельные кусты продолжали рас-ти, зеленеть и становиться пышнее. Питер был обстоятель-ным голландцем и разбирался в картофеле не хуже, чем в шнапсе.
- Сдесс што-то не так, - торжественно сказал он сво-ей американской фрау. - Сачем они растут, когта не долшны расти? Им нато пыло остановиться уше тве нетели насат.
- Ну и выкопай их, - ответила костлявая Гертруда.- Если клубни созрели, значит, они созрели. А если нет - ты сам поймешь, стоит тебе выкопать пару кустов.
- Йа, - согласился Питер.- Но так нелся. Они опостали на тве нетели.
- Если бы ты не был таким лодырем, то и выкопал бы их две недели назад.
- Это не есть так, - начал было Питер, но Гертруда принялась с шумом переставлять кастрюли и сковородки.
Питер поморгал и встал. Как трудно ладить со столь умнейшей фрау! В этой проклятой Америке фрау слишком независимы. Ими не покомандуешь, их нельзя даже побить для порядка.
Он направился к сараю, где из множества инструмен-тов выбрал мотыгу. Потом не спеша набил обкуренную, со сломанным чубуком трубку и зажег ее. Питер подошел к картофельному полю и вытер потное лицо носовым плат-ком размером с небольшую скатерть.
- Гертруда, - проворчал он себе под нос, - такая ше упрямая, как картофель.
Выразив таким образом свой протест, он принялся копать картошку. Но клубней не было. Рядом с ним росла груда земли, но ни одной картофелины так и не показа-лось.
- Тут долшен пыть картошка, - ворчал Питер.- Тут долшен пыть польшой картофель. Он оглядел могучую ботву.
- Это есть неправильно для картофель, - с осуждени-ем сказал он и вновь принялся копать.
Может, его обманывают глаза? Или корни на самом де-ле уползают вглубь? Он с отвращением посмотрел на лист-ву. Конечно, листья приблизились к земле.
- Как? - воскликнул Питер. - Сначит, так?
Он вновь взялся за мотыгу. Сначала он наблюдал маневры картофеля с интересом, который сменился наивным изумлением и, наконец, тревогой. Без всякого сомнения, картофельный куст прятался от него в землю. Но этого не может быть! Наверно, вчера вечером он перепил шнапса... А возможно, слишком печет солнце. Он вытер пот с лица подолом синей ситцевой рубахи. До клубней он так и не добрался, и глаза явно не обманывали его - вершина куста уже сравнялась с поверхностью земли. Но остальные кусты стояли как прежде. Только один куст ушел в землю. И это было невероятно.
Питер продолжал копать.
Груда земли все росла. Яма становилась все глубже. Но неуловимые клубни скрывались от преследующей их мотыги. От этого можно было сойти с ума. Наверно, под кустом была пещера не меньше, чем залив Зойдер-Зее. Ту-да еще свалишься вслед за кустом!
Его медленный мозг, проделав такую сложную работу, заставил его на минуту остановиться. Но нет. Десять лет он копает здесь землю и десять лет собирает урожай. Все это было очень странно. Питера мутило, будто с похмелья, но в нем проснулось упрямство. Это все козни черта. Черт пытается затащить его в преисподнюю. А может, весь мир сошел с ума? Или сам Питер?
