По прибытии я с удовольствием обнаружил, что место происшествия (мы даже уже устали говорить каждый раз "преступление" - привыкли!) оцеплено, а сыщики еще ничего испортить не успели. Я живенько отрядил своих ребят обнюхать территорию, пообещав сносить по голове за каждый затоптанный след. В принципе, ничего нового мы не получили. Тот же ворох стрел с тем же клеймом, те же разваленные пополам двуручником трупы, новыми были только следы - отчетливый след ботинка сорок пятого размера с эльфийской руной "Б" на пятке и руной "Н" на подошве. И самопальный брелок - кольцо с впаянной в него той же руной "Б", который я втихаря засунул в карман. Черт подери, или, по нашему, назгул все и вся забери! Этот брелок я знал черезчур хорошо, потому что сам помогал его ковать. Этот брелок отковал Мастер Берен.

В кабинете Большого Начальника я вызвал на свою голову очень неприятный разговор. Я думал, Большой меня прибьет на месте! Хотя, он, конечно, прав. Сокрытие вещественных доказательств - это статья. Но мои соображения насчет Мастера Берена он слушал аж приоткрыв рот. Захлопнул он его только по окончании и, выждав минут пять, родил: "Подумаем. Зайдите ко мне завтра".

Лена ждала меня в приемной. Конечно, она была согласна пойти со мной в какую-нибудь забегаловку, прополоскать горло кружкой-другой пива. Для набега мы выбрали филиал небезызвестного "Гнома". Слово за слово, тема за темой, время бежит, было уже к одиннадцати вечера. Мы собрались уже отчаливать, как в бар ввалилась человек шесть из той мерзкой тусовки, что называется мажорами. Те же гопники, только одеты жорошо. "Эй, ты, с палкой на жопе!" Ну, как и положено, начали наезжать. Старая песня по подозрительно знакомому сценарию. Только по тому варианту фильма мне прикрывали бока мои ребята, а здесь не было никого, кроме девушки, с которой я сдувал пылинки. Я сплеча рубанул по протянувшейся к Лене руке. Парню повезло - меч разнес часы и не отрубил руку, а только содрал с тыльной стороны ладони слой мяса. В себя я пришел только при крике: "Стоять, руки за голову!". Патруль.

8

Положение наше было довольно поганое. Нас вели под белы рученьки в отделение. Добро б только под ручки, так еще и под прицелы! Старший патруля, глянув на мою бумагу, довольно гыкнул, разорвал ее и пустил по ветру. Мне стало немного не лайк, зная милые манеры нашей милиции. На выходе я оглянулся. Ну, нормально, давненько не было! Два трупа, трое при смерти. Интересно, посадят сразу? И угораздило же меня втянуть Лену в эту попсню! Она чуть пожала мне руку. Это значит, что не сердится. Девочка ты моя!

В отделении нас встретил капитан с тупой физиономией и осоловевшими глазами. То ли под мухой, то ли ошизел от работы. На его рык: "Попался, убийца!", я коротко ответил: "Отказываюсь давать показания". Кэп сдался неожиданно легко: "Утром заговоришь! В камеру их!". "А обыскать?". Это тот баран-сержант, старший патруля, с глумливой ухмылкой шагнул к Лене. "Ты!", рявкнул я, протянув меч в его сторону, "Тронь ее только!". "Костриков, дробь!", вмешался кэп, "А вы, юноша, оставьте-ка здесь свой ножик!". Я отстегнул пояс с оружием и швырнул его на стол, игнорируя ротянутую руку сержанта. Лена с презрительным лицом бросила капитану свою сумочку. Ножи мы оставили при себе - на память.

Сброд в КПЗ был еще тот. Первые минут десять к нам присматривались, потом человек пять разом встали и шагнули в нашу сторону. Я поднялся навстречу. "Валите-ка по углам, дети!", сказал я мягко. В ответ щелкнули ножи. Я пнул дверь камеры. Караульный, похоже, слушал, что происходит. "Чего надо?", рявкнул он в окошко. "Начальник, потрудись объяснить этому сброду, за что я сюда попал". Караульный хмыкнул и спросил: "Че, наезжают?". "Ага. А я не хочу руки пачкать, их здесь мыть негде". Лязгнула дверь. Обитатели камеры приняли невинный вид. "Ну, вы! Оставьте его! Этот шизик затеял драку с шестью такими, как вы, идиотами. Двое мертвы, четверо в реанимации". Как четверо? Я же ранил троих!". "Мудила! А тот, с рукой? Он чуть не сдох от потери крови!". Караульный захлопнул дверь. Публика тихо-тихо расползлась по углам. Лена отпустила рукоятки ножей.

Спать я не стал, чисто ради своего спокойствия. Лена прикорнула у меня на плече, а я сторожил и пытался подумать. Мне страсть как не понравилось это нападение в баре. Оно было до удивления похоже на то, на вокзале, даже выражения те же. Такое впечатление, что все они были тщательно подготовлены. А куда прикажете приткнуть эти кровавые разборки с гопотой? Чует мое сердце, что это грани одного клинка. Что-то тут не так. Если дело так пойдет и дальше, то в один прекрасный день кто-нибудь на улице закричит: "Бей толкинистов!". И ему откликнутся. А кому это может быть нужно? Ну, думай, голова, шапку купим! Тут я вспомнил о медальоне Берена и мне стало что-то совсем не лайк. Неужто ж Мастер организовал все это? Верить не хотелось как-то, но факты, как известно, вещь упрямая. Береновская побрякушка найдена на месте преступления, едва втоптанная в землю. Стоп, а где это было? ЦПКО. А где живет Берен? В Красном Селе? Чертова мать и красное дышло! Ох, не нравится мне все это! Ох, не нравится! Спросить в лоб? А если я прав, и это его работа? Он же меня убьет на месте, он силен, как паровой молот! Надо придумать что-нибудь поинтереснее...

9

Сорок минут у меня ушло на то, чтобы уломать такого же очумевшего капитана позвонить Большому Начальнику, зато результат превзошел самые смелые мои ожидания. Недавние колористические упражнения Келаста не шли ни в какое сравнение с тем, что мне продемонстрировал капитан. Под конец он бросил трубку и сполз под стол. Я с тихим кайфом любовался. Капитан, очухавшись, прорычал: "Где этот идиот?". Идиот, в смысле задержавший нас сержант, был представлен под светлы очи начальства. "Где его бумага?", рявкнул капитан. "Выкинул, липа!", гордо заявил идиот. "Липа? Сдай оружие и документы, до распоряжения ты под домашним арестом! Бумага была настоящая, а если ты не в состоянии...". Ну и тэ дэ, и так на десять минут. Любо-дорого было слушать. Рожа у сержанта была как у ребенка, которого уже отшлепали, а заплакать он еще не успел. Завершив свое выступление и чуть отведя душу, кэп обрадовал меня приглашением к Большому Начальнику. "Само собой. Надо же отчитываться за эту бойню", проворчал я в ответ.