Это была неглубокая и узкая колея, но вода в ней все еще дымилась зеленоватыми испарениями, и красный осадок покрыл кончик его палки, когда он опустил ее в воду. С бьющимся сердцем он поднялся вдоль колеи по холму. В двух верстах от берега след делался совершенно незаметным, но заржавевший металлический круг с поршнями и проволоками лежал в нескольких саженях в стороне, полузанесенный песком.

Вдалеке, в расстоянии двух верст, стоял одинокий дом, имевший, как и все кругом, вид запустения и заброшенности. Дарната, двигаясь как во сне, медленно направился к дому. Полустертое имя инженера Идолы было написано на его воротах.

Женская фигура в другом конце двора выгоняла в поле коз. Женщина была в грубой одежде, с головой, повязанной платком, из-под которого не было видно ее лица, но в ее движениях Дарната узнал Юлию.

- Я - Дарната, - сказал он, идя ей навстречу. - Вы не звали меня, но судьба привела меня в ваш дом. Хотите ли вы, чтоб я остался тут?

- Хочу ли я, чтобы вы остались со мной? - ответила Юлия, вглядываясь в его сияющие влюбленные глаза. - Мой единственный друг...

И она протянула ему руку.

Он стоял теперь на пороге счастья, и мир открылся ему во всем своем великолепии, как открывается однажды в жизни всему живому и любящему. В этом мире сияло солнце, и лучи его ослепили Дарнату. И были дни, когда он старался не думать об узкой кровавой полосе, начинавшейся в нескольких верстах от дома, где он отдавался своему счастью.

Но однажды Юлия, рассказывая о своем отце, протянула ему номер старой газеты с сообщением о его гибели. Дарната прочел описание смерти Идолы, но от него не укрылось и другое стоявшее в номере сообщение - о столбе воды, движущемся через океан в направлении на Америку, и очевидная, несомненная связь между этими двумя явлениями с удесятеренной силой воскресила в нем его старое страстное желание разгадать тайну колеса, о которой он позволил себе забыть.

И Юлия, с беспокойством вглядывавшаяся в его изменившееся лицо, поняла, что с ее возлюбленным произошла перемена. А еще позже об руку с Юлией Дарната вошел в кабинет инженера Идолы в верхней части дома. Полки, уставленные приборами, бесконечные шкафы с книгами, горы исписанной бумаги были подножием изумительной тайны Магнуса Идолы, и Дарнате надо было сдерживать себя, чтобы не очень обнаруживать перед Юлией своего мучительно острого интереса к каждой разбитой реторте, к каждому клочку бумаги, которые все должны были вести к одной-единственной разгадке.

С деланным спокойствием и с быстро бьющимся сердцем, обнимая Юлию, Дарната обошел комнату и сел за письменный стол Идолы. Пожелтевший листок блокнота с надписью К11-32 все еще лежал на столе с самого верху. Дарната смотрел на него сосредоточенным полусознательным взглядом.

- Это последние написанные отцом слова, - сказала Юлия, осторожно притрагиваясь к драгоценному клочку бумаги, и удивилась, каким жгучим огнем вспыхнули вдруг при этих словах глаза ее возлюбленного.

Загадочный шифр завладел воображением Дарнаты. Он сиял для него во тьме и свете, он читал его в зрачках Юлии. Но потребовались ночь и день и еще ночь мучительного напряжения всех способностей, прежде чем он осмыслил его значение.

Утром третьего дня, после проведенной без сна - мучительной ночи, Дарната снова был в кабинете Идолы. Он оглядел номера шкафов и полок, пододвинул к одному из них приставную лестницу и уверенно протянул руку к ящичку на самом верху. Папка с надписью "Колесо" была в его руках.

Последняя, написанная Идолой, страница лежала перед ним. Загадка умещалась в нескольких строках.

Формула колеса. Химическая формула с включением непонятных букв.

Путь колеса. Прямая линия с уклоном в один градус на половину длины тропика.

Когда остановится колесо. Никогда, если только оно не попадет на свой собственный след.

Состояние полубезумья-полупрезрения охватило Дарнату, когда он оторвался от чтения последних слов Идолы.

Несколько раз он повторял вслух:

- Если только не попадет на собственный след...

Долгое время он сидел за столом Идолы в глубокой задумчивости. Отражения всех чувств проходили по его лицу: торжество, уверенность, подавленность, отчаяние. Но когда он встал из-за стола, он был уверен и спокоен.

- Еще двадцать дней, - сказал он, кладя на место папку "Колеса". Формула колеса, всеми буквами отпечатавшаяся в его мозгу, жгла голову.

Он обнаружил в этот день бешеный интерес к географическим картам, математическим вычислениям и огромным цифрам расстояний и скоростей. Ему нужны были последние телеграммы со всех концов света. Глобус с нанесенной на него тонкой спиралью, красной резьбой обходившей мир, был в его руках, и от него не отрывался его воспаленный взгляд. Юлия в тревоге наблюдала его, заражаясь его огнем.

Он уехал от нее так же неожиданно, как и явился, и, уезжая, назначил день и час, когда он вернется. Юлия сосчитала, сколько дней она должна была оставаться одинокой, и насчитала двадцать один день.

Но она не была одинокой. Потому что очень скоро имя Дарнаты, вступившего на борьбу с колесом, стало долетать до нее со всех концов света, было у всех на устах. Несмотря на свою молодость и относительно небольшие знания, Дарната стоял теперь во главе Комитета Колеса. Он сумел убедить руководителей Комитета поручить ему главное начальство в борьбе с колесом и дать ему для этого все полномочия. Он не давал никаких обещаний и не открывал карт, но в его поведении была уверенность и сила, и ему поручили работу, которая оказалась не под силу самому Нордену.

В несколько дней мириады людей и машин были двинуты в Азию, к подножию Гималаев, вблизи Кабадьяна, где зона двадцать первого оборота была в минимальном расстоянии от предполагаемого направления колеса. Была проделана чудовищная работа, при которой естественные и искусственные заграждения должны были постепенно перевести колесо на его старый, однажды пройденный им путь. Весь мир с волнением следил за этой работой, и день, когда колесо, пущенное по старому пути, стало стремительно замедлять свой ход, был праздником во всем свете. У Кабадьяна, пожирая само себя, колесо остановилось. Местность далеко кругом превратилась в печальнейшую из пустынь, но колесо стояло.