- Я показываю доктору Реннету вот это, - объяснил Панин, останавливаясь у стола, на котором поблескивало серебро и пластмасса. Ник увидел неглубокий четырехугольный лоток из прозрачной пластмассы длиною в ярд и шириной в два фута. Дно его было разлиновано, как шахматная доска, на определенных пересечениях линий торчали вверх тонкие проволоки, и весь прибор напоминал огромную щетку для волос. Проволоки через герметически запечатанные отверстия проходили сквозь дно, образуя внизу беспорядочный пучок электродов.
- Вот как мы решаем интеграл Ла-Фосса, - продолжал Панин нарочито безразличным тоном, как бы не сомневаясь, что факты говорят сами за себя. - Это сделанная у нас реннетовская панель.
Ник ничего не ответил. Он смотрел на прибор, и воспоминания проступали в нем медленно, точно краска на лице. На него нахлынуло сперва смущение, потом грусть и наконец неясная радость.
- Он даже не помнит! - торжественно объявил Гончарову Панин.
- Боже мой! - выговорил наконец Ник и беспомощно пожал плечами. Верно, я совсем забыл.
Гончаров испытующе взглянул на него и покачал головой.
- Смотрите! - сказал он, протягивая Нику спецификацию, в которой подробно указывалось, что нужно исправить. К русской инструкции была приколота страничка английского текста с чертежом. Ник сразу же узнал типографский шрифт - это была страничка из журнала "Новые научные приборы" издания Американского физического общества. Он взглянул на верхние поля странички - там стояла дата выпуска: 7 августа 1951 года. Напечатанное жирным шрифтом заглавие гласило: "Д-р Н.Реннет - Применение электролитического интеграла для решения интегральной функции Ла-Фосса".
Это была мимолетная идея, осенившая его как-то в летний день, - и не больше того. Прибор и метод возникли в его воображении так отчетливо, что он меньше чем за десять минут набросал чертеж с предполагаемыми размерами и за двадцать - продиктовал его описание и метод использования. Помнится, он прочел то, что надиктовал, заменил два-три слова более точными и отправил в журнал, - а вдруг кто-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь заинтересуется этой штукой и испробует ее? Сам же он, испытав минутное удовольствие, потом уже не имел ни времени, ни надобности, ни охоты развивать свою идею дальше. Он забыл о ней прежде, чем появилась публикация; заглянув в журнал, вспомнил, улыбнулся и опять забыл так основательно, что сейчас, годы спустя, увидев ее как некую реальность, как работающий прибор, он был просто потрясен. Он легонько тронул интегратор рукой, потом чуть приподнял его, смутно ожидая, что прикосновение к нему будет странным и удивительным.
- И вы в самом деле называете его панелью Реннета?
- Конечно, - сказал Гончаров. - А как его называют в Америке?
- Никак, - ответил Ник. - Насколько мне известно, никто не пробовал его сконструировать. - Он опустил интегратор на стол. - И эта штука действительно работает? - спросил он с оттенком грусти.
- Точно так, как вы и предсказывали. Конечно, при вашем собственном приборе такой интегратор не нужен, - добавил Гончаров, - но мы пользуемся им уже несколько лет. Должен вам сказать, это просто невероятно, что вы забыли о такой блестящей идее.
Ник покачал головой.
- А я был так уверен, что поймал вас на ошибке!
Гончаров слегка усмехнулся; ситуация сама по себе была настолько забавна, что острить по поводу нее уже не стоило. Поэтому он ограничился словами:
- Если ошибка и была, вы ее исправили за нас несколько лет назад. И это единственный возможный просчет, который вы обнаружили в нашей работе?
- Да, пока что, - упрямо ответил Ник. - Но я не намерен отступать. Это сопряжено с чем-то гораздо более важным, чем ваш эксперимент.
Гончаров бросил на Ника острый взгляд, затем они вернулись в его кабинет. Панин куда-то ушел.
- Вы уже не впервые делаете такой намек, - спокойно сказал Гончаров, закрывая дверь. - И ни разу не высказались более определенно, что же вы, собственно, имеете в виду?
- Это трудно определить точно, - медленно произнес Ник.
- Однако еще до того, как мы начали работать, - сказал Гончаров, - я спросил, есть ли у вас тут какие-либо другие интересы, и вы ответили только эксперимент. Вы помните этот разговор?
- Помню, - отозвался Ник. - И я сказал вам правду.
- Но есть и еще что-то, - настаивал Гончаров. - Порою это бывает очень заметно.
- Это нечто сугубо личное, - сказал Ник. - Быть может, дело просто в гордости. Но ведь гордость, - добавил он, - это костяк души.
- Я совсем ничего не понимаю, - просто сказал Гончаров. - То, что вы забыли об интеграторе, видимо, кажется вам сущим пустяком. Говорите вы иной раз так, будто многого не договариваете. Что мне сделать, чтобы вам было легче говорить со мной откровенно?
- Ничего, - ответил Ник. - Я должен справиться с собою сам. А насчет того, что я забыл об интеграторе, это для меня далеко не пустяк. Но думать об этом мне просто невыносимо. Я как нищий, которому вдруг лишний раз напомнили, что он промотал состояние и, наверно, никогда уже его не вернет. Или как одинокий человек, встретивший на улице красивую женщину свою жену, которую он бросил когда-то, а потом понял, что только одну ее он и любит по-настоящему. Это страшно. Но оплакивать прошлое - такая напрасная трата времени и сил! Мой путь в будущее проходит как раз через несходство между вашим методом экспериментирования и моим. Вот все, о чем я позволяю себе думать. Это для меня как калитка, я хочу распахнуть ее и пройти дальше в свою жизнь.
- И это все?
- Все.
Гончаров помолчал; очевидно, суровость, звучавшая в голосе Ника, заставила его взвесить мысли и возражения, которые он собирался высказать.
- Давайте пока оставим этот разговор, - сказал он наконец. - Мы еще успеем вернуться к нему. - Гончаров словно и не заметил недовольного взгляда, который метнул в него Ник при этом намеке на то, что вопрос еще не исчерпан. - Лучше поговорим о более приятных вещах. Что вы, например, делаете по вечерам?
Ник поглядел в окно.
- Да ничего особенного. - Его опять кольнуло воспоминание о том, как Анни разговаривала с ним сегодня утром. - Вечера приходят и уходят, вот и все.
