- И это им известно?

- Вероятно.

- Тогда другое дело, - сказал Адамс. - Скорее всего, с продлением визы выйдет задержка, и все будут выражать искреннейшие сожаления по этому поводу, а месяца через два-три вы получите письмо - ах, как обидно, что вы тогда уехали, ведь виза пришла ровно через двадцать минут после отлета самолета.

- Я ставлю на Гончарова, - упорствовал Ник. - Он меня не обманывает. Я это знаю.

- Только не ставьте долларов, - вмешался второй корреспондент, - тогда это обойдется вам недорого!

Они отошли, а у него сразу испортилось настроение. Он был так уверен, что опять нашел общий язык с Гончаровым, - но ведь эти люди считались специалистами по Москве! Анни все еще болтала с офицером. Однако, когда несколько минут спустя кто-то из сотрудников посольства любезно предложил Нику коктейль, он не удержался и ловко навел разговор на нее, осведомившись, кто ее собеседник.

- Его фамилия как будто Энрайт. Он здесь проездом, завтра или послезавтра уезжает в Пекин. О нет, он не из наших, не то что Анни. Вы ведь с ней знакомы?

- Из ваших? - удивленно переспросил Ник. - Как же так? Ведь она американка.

- По рождению, может быть, - ответил молодой человек с тем великолепным пренебрежением к американскому гражданству, на какое способен только англичанин. - Но она была замужем за англичанином и столько лет прожила в Лондоне, что об этом как-то забываешь. А когда ее муж был еще жив, они очень часто бывали здесь.

- Ах, вот как! - сказал Ник. Ему хотелось прекратить этот разговор, но он все-таки не удержался и спросил: - Вы его знали?

- Робинсона? Ну, конечно. Прекрасный был человек. Удивительно честный и прямой. И очень смелый - был готов поехать куда угодно - немножко сумасшедший, конечно, но в лучшем смысле слова. И если так можно выразиться о подобном человеке - очень добрый. Необыкновенно добрый! Да, никому не пришло бы в голову спросить: и что она в нем нашла?

- А она? - спросил Ник.

- Анни? - удивился его собеседник. - Для нее существует только одно определение - чудесная. Правда, она американка, но все равно она чудесный человек. А вот с кем она заговорила сейчас, я не знаю. Судя по виду, кто-то из ваших соотечественников.

Ник обернулся. Анни была на прежнем месте, но разговаривала теперь с каким-то штатским, который стоял спиной к нему. Это был худощавый, безупречно одетый человек с седыми, гладко прилизанными волосами вокруг лысины, придававшей ему еще более лощенный вид. Даже до того как он оглянулся и Ник увидел худое лицо и сложенные в иронически любезную улыбку губы, сердце его упало - он узнал Хэншела.

Его первым желанием было повернуться и уйти, чтобы избежать этой гнетущей встречи. До тех пор пока их отношения с Гончаровым не выяснятся окончательно, говорить о них с Хэншелом ему не хотелось. Он ведь так настойчиво утверждал, что его заветные желания непременно сбудутся в Москве! Признаться теперь, что он ошибался, значило бы поставить себя в глупое положение.

Ник продолжал наблюдать за Хэншелом и Анни, но смотрел больше на нее, любуясь грациозным движением ее рук, изящными поворотами головы, внезапной улыбкой и неожиданно пробегавшим по лицу облачком сочувствия. Она, казалось, знала здесь всех, и все, казалось, были рады ее видеть. Жизнь ее, очевидно, была так полна, что он был бы в ней лишним, для него не нашлось бы даже крохотного местечка. Вчера она ушла, не попрощавшись с ним только потому, что тут же забыла о его существовании. Вот оно, самое простое объяснение. А Хэншела она, конечно, не забудет: Ник следил за его жестами, за быстро меняющимся выражением оживленного лица, и ему становилось ясно, что Хэншел полностью овладел вниманием своей собеседницы - если он и не завоевал ее симпатии, то, во всяком случае, ей было с ним интересно.

Внезапно его захлестнула черная волна одиночества. Гончаров, наверное, предаст его. У Руфи будет ее долгожданный ребенок, а потом еще дети, и в конце концов она забудет о том времени, когда они жили вместе. Мэрион тоже - и даже с большей легкостью - выбросит из головы воспоминания о кратких мгновениях, которые делила с ним. Его леденило отчаяние: он брел невидимкой в густом черном безмолвии, помощи ждать было неоткуда, и лишь апокалипсическое видение добела раскаленной гибели разрывало мглу, словно вспышка молнии. Но он не хотел поддаваться этому чувству, как не хотел поддаться соблазну и принять проповедуемое Хэншелом спасительное отвращение к жизни, пусть даже и отравленной людской подлостью и лицемерием.

Он вырвался из этого одиночества и решительно пошел в другой конец комнаты. Первой его увидела Анни. Она сразу улыбнулась ему, и, к его величайшему изумлению, в ее глазах мелькнул вопрос, как будто она все еще пыталась что-то в нем разгадать. Она хотела было познакомить его с Хэншелом, но тот, повернувшись, радостно и удивленно протянул ему обе руки.

- Наконец-то! - сказал он. - Я приехал только сегодня утром и, едва добравшись до посольства, сразу попробовал разыскать вас. Мне сказали, что я, вероятно, встречу вас здесь, и я попросил, чтобы мне достали пригласительный билет. У вас ужасный вид, - добавил он весело - Что вы тут с собой сделали?

- У меня прекрасный вид, - возразил Ник.

- Вы похожи на замученного Христа... кисти какого-нибудь шведа. Ради бога, что они тут с вами сделали?

- Как ваши дела? - серьезно спросила Анни. - Что-нибудь выяснилось?

- Более или менее, - сказал он отрывисто; глаза Хэншела мгновенно стали совсем непроницаемыми, так поспешно он скрыл интерес, вызванный этим намеком на катастрофу. - Вы долго здесь пробудете, Леонард?

- Неделю, самое большее - две. Но ведь мы говорили о вас, Ник, добавил он, упрямо возвращаясь к своей теме. Он чуть улыбнулся. Какие-нибудь неприятности в раю?

- Бюрократические мелочи, только и всего.

- Понятно. Но, как видно, все ваши неприятности не помешали вам познакомиться с одной из самых очаровательных женщин Москвы. По крайней мере в этом отношении вы остались прежним. - На минуту тон его стал деловым. - Мне надо поговорить с вами. Ник. Я хотел бы спросить у вас совета. Моя первая официальная встреча здесь состоится завтра вечером, и я хотел бы побеседовать с вами до этого.