Я взглянул на Кэти:
- Очень у этого водовоза виноватый вид, правда? Только он не виноват.
Она ничего не ответила, не шевельнулась.
- Он бы убил шакала, если бы наехал на него. Он мчался со скоростью не менее девяноста миль в час. Но шакал был уже мертв.
Она взглянула на меня.
- Общество отправило бы Эмблеров в тюрьму. Конфисковало бы машину, которая была их домом последние пятнадцать лет, из-за несчастного случая, в котором не было виноватых. Они даже не видели, что зверь близко. Он выскочил прямо перед колесами у них.
Кэти подняла руку и прикоснулась пальцами к изображению шакала на экране.
- Они уже достаточно настрадались в жизни, - сказал я, глядя на нее. Совсем стемнело. Света я не включал, носик ее показался загорелым. С экрана на него падал отсвет красного грузовика.
- Все эти годы она обвиняла мужа в смерти своей собачки, а он ничего дурного не сделал. Просто фургон "виннебаго" всего сто квадратных футов. Он величиной примерно с проявитель, а они прожили там пятнадцать лет. За это время дорожные полосы стали уже, многие дороги вообще закрыли для таких машин, как их фургон, а в нем и дышать-то почти невозможно, не то что жить, да еще она упрекает мужа в том, в чем он не виноват.
В красноватом свете от экрана Кэти выглядела шестнадцатилетней.
- Общество ничего не сделает ни с водителем, ни с цистернами, которые доставляют в Финикс ежедневно тысячи галлонов воды. Даже оно не рискнет спровоцировать бойкот, который могут объявить транспортники. Все негативы уничтожат и объявят дело закрытым. Зато и Эмблеров Общество преследовать не будет. И вас тоже.
Я повернулся к проявителю и скомандовал: "Ход!" На экране появились другие кадры. Юкка. Мое плечо. Моя спина. Чашки с ложками.
- К тому же, - добавил я, - для меня не внове переносить вину на других.
На экране мелькнуло плечо миссис Эмблер. Ее спина. Открытая дверь душевой.
- Я вам ничего не рассказывал про Аберфана?
Кэти не отрывала взгляда от экрана, и теперь ее лицо казалось бледным в светло-голубом отсвете крошечной душевой из стопроцентной пластмассы.
- Общество уже считает, что виноват грузовик-водовоз. Мне осталось только убедить газетное начальство. - Я дотянулся до телефона и отжал кнопку выключения. - Рамирез, хотите поохотиться за Обществом?
На экране спина Джейка, чашки, ложки, бачок.
- Я-то хотела. - Льда в голосе Рамирез хватило бы, чтобы заморозить Соленую реку. - Да твой проявитель сломался, и ты не смог сделать для меня оттиск.
На экране миссис Эмблер и Тако.
Я опять нажал кнопку выключения, не снимая с нее руки, и скомандовал: "Стоп! Печатать". Экран потускнел, и оттиск соскользнул в подносик. "Уменьшить оттиск. Однопроцентный марганцовый раствор. Показать на экране!" Я снял руку с кнопки.
- Слушай, Рамирез. Что поделывает сейчас Долорес Чивир?
- Работает над расследованием. А в чем дело?
Я не ответил. На экране постепенно тускнела фотография миссис Эмблер.
- Общество имеет-таки доступ к личным досье, - Рамирез отозвалась почти так же быстро, как Хантер. - Так вот почему ты запросил адрес своей давней приятельницы? Тебя, видно, совесть мучит.
Я ломал голову над тем, как бы сбить Рамирез со следа Кэти, а она сбилась сама, поспешив сделать вывод, - совсем как Общество. Еще немного постараться, и я сумею убедить и Кэти: "Вы знаете, почему я приехал к вам сегодня? На самом деле мне нужно было поймать Общество. Надо было выбрать человека, о котором Общество не могло ничего узнать из моего досье, о моих связях с которым никто бы ничего не знал".
Кэти продолжала смотреть на экран. Казалось, она наполовину поверила. Фотография миссис Эмблер еще больше потускнела. Никаких известных связей.
Я скомандовал "Стоп!".
- А что с грузовиком? - спросила Рамирез. - Он какое отношение имеет к твоей совести?
- Никакого. И Бюро водоснабжения тоже не имеет, а оно еще больше тиранствует, чем Гуманное Общество. Так что поступим, как велит наш директор. Полное сотрудничество. Дело закрыто. Мы их поймаем на том, что залезают в личные досье.
Она задумалась над моими словами, а может быть, уже отключилась от меня и стала вызывать Долорес Чивир. Я посмотрел на изображение миссис Эмблер на экране. Оно так побледнело, что казалось передержанным. Собачки Тако уже не было видно.
Я посмотрел на Кэти:
- Представители Общества будут здесь через пятнадцать минут. Я как раз успею рассказать вам об Аберфане. Садитесь. - Я показал на диван.
Она отошла от экрана и села. Я сказал:
- Это был замечательный пес. Он очень любил снег. Он копался в снегу, подбрасывал его мордой, подпрыгивал и ловил хлопья.
Рамирез явно отключилась, но опять позвонит, если не найдет Долорес Чивир. Я нажал кнопку выключения и подошел к проявителю. На экране все еще держался образ миссис Эмблер. Промывание в марганцовке не слишком стерло ее черты. Можно было по-прежнему различить морщины и жидкие седые волосы, но выражение вины или упрека, утраты и любви пропало. Теперь она казалась спокойной, почти счастливой.
- Хорошие фотографии собак почти никогда не получаются. У них на морде нет таких мышц, которые помогают сделать выразительные снимки. А Аберфан к тому же, завидев фотокамеру, бросался на меня.
Я выключил проявитель. Теперь, когда экран погас, в комнате стало совсем темно, и я включил верхний свет.
- Тогда в Соединенных Штатах оставалось меньше сотни собак, а он уже переболел раз новым вирусом и чуть не умер. Мне удавалось снять его, только когда он спал. А мне хотелось иметь фотографию, когда он играл в снегу.
Я оперся на узенькую полочку перед экраном. У Кэти был такой же вид, как тогда у ветеринара. Она сидела, скрестив руки, и ждала от меня каких-то ужасных слов.
- Мне очень хотелось сделать снимок Аберфана, играющего в снегу, но он всегда бросался на камеру. И вот я выпустил его побегать перед домом, а сам потихоньку вышел через боковую дверь и перебежал через дорогу, надеясь спрятаться за соснами, которые росли там. Но он увидел меня.
- И побежал через дорогу, - сказала Кэти. - И я наехала на него.
Она, опустив глаза, все смотрела на свои руки. Я ждал и страшился того, что увижу в ее лице, когда она поднимет глаза. Или не увижу.
