Впрочем, в этом месте они становились невнятными и утверждали, что имени этого второго божества никто не знает. Конечно, супруг должен был быть, если благодатная Эрби породила бога Судьбы — слепого Данна.

Аддона Кайнена поразило многое.

Во-первых, он никак не мог взять в толк, отчего в государстве, где добрая половина жителей работает на полях и в садах, где сеют хлеб и выращивают фрукты и овощи, так небрежно относятся к покровительнице плодородной земли. Да здесь должны быть толпы молящихся о богатом урожае.

Но стройные колонны потемнели от времени, деревянные карнизы рассохлись, от резных капителей пооткалывались крупные фрагменты. Каменная чаша круглого бассейна, что находился в самом центре внутреннего двора, была разъедена зеленью, и вода в ней застоялась. Между мозаичными плитами пробивалась высокая трава. Теперь она высохла и шелестела на ветру, изливая свою печаль.

Блюдо для пожертвований было щедро притрушено серой пылью.

Храм казался очень грустным, словно собака, несправедливо покинутая хозяевами. Аддон Кайнен никак не мог быть виновен в том, что сюда никто не хочет ходить, но отчего-то испытывал острое чувство вины.

Трое стареньких жрецов, милых и приветливых, охотно предоставили странникам кров и готовы были разделить с ними ужин, но смогли предложить своим гостям всего лишь несколько кусков серого безвкусного хлеба и окаменевшие остатки козьего сыра, считавшегося, по всей видимости, лакомством.

Каббад сжевал черствую краюху, кажется не заметив, что ест. Аддон поделился со жрецами своими дорожными запасами.

На следующее утро прорицатель покинул своего друга и гостеприимных хозяев и ушел к алтарю, где и провел всю первую половину дня. Вторую он посвятил разговорам с тремя стариками.

Пока Каббад беседовал со жрецами на философские темы, Кайнен уселся на коня, вооружился луком и отправился на охоту. Он не привык долго сидеть без дела, и ему обязательно надо было о ком-то заботиться, особенно теперь, когда каждое свободное мгновение он помнил, что Либины и Руфа…

Словом, охота — это было то, что нужно.

Кайнен только-только покинул городскую черту, как ему на глаза попалась молоденькая, судя по ее крохотным блестящим рожкам, упитанная хинхи. Аддон безо всякого труда подстрелил ее и, погрузив на коня, отвез в храм. На улицах Ирруана его сопровождали косые и неодобрительные взгляды горожан. Впрочем, вслух никто высказаться не посмел. Слишком уж суров был воин.

Увидев, с каким поистине детским восторгом старички жрецы приняли подношение, он нашел себе занятие на ближайшие дни и, предоставив прорицателю заниматься своими загадочными делами, с энтузиазмом взялся снабжать храм запасами мяса.

Второй странностью, которая бросалась в глаза Аддону Кайнену, было постепенное перевоплощение Каббада. Сперва глава клана думал, что это ему грезится, затем стал объяснять изменения во внешности своего старого (в обоих, между прочим, смыслах) друга несомненной пользой, которую приносят отдых и путешествие по новым местам, — однако вскоре Кайнену пришлось признать невозможное. Каббад стал молодеть буквально на глазах. Плечи распрямились, волосы заметно погустели, кожа посвежела. Прежними остались только глаза — они-то никогда не были стариковскими.

Уезжая, они купили несколько оберегов и — Аддона удивило, как серьезно отнесся к приобретению Каббад, бережно заворачивая его в мягкую шерстяную ткань, — фигурку Эрби высотой в ладонь. Правда, она была прелестна. Кайнен не знал, как называется солнечный, полупрозрачный, шелковистый на ощупь камень, из которого она была высечена, но ему внезапно захотелось такую же. Да и старики были счастливы оттого, что кто-то заинтересовался их нехитрым товаром.

Неожиданно для самого себя Аддон выбрал не статуэтку, а крохотный амулет на шею, изображавший супружескую пару — Эрби и ее неведомого супруга. Если приглядеться внимательно, то можно было увидеть, что лица богов вырезаны в мельчайших подробностях, сами фигуры пропорциональны, и вообще — вещица оказалась гораздо более ценной, чем он думал вначале.

/Либине подарю. Можно продеть шнурок вот сюда, и получится очень красивое украшение… О боги! Когда же я привыкну?/

— Никогда, — ответил Каббад глухим голосом, но поглощенный собственным горем Кайнен не придал этому значения. Скорее всего сам не заметил, как заговорил вслух. В последнее время с ним это случалось.

Желая уйти от печальной темы, Кайнен с преувеличенным вниманием принялся разглядывать обретенный предмет.

— О! — изрек он наконец, поднимая указательный палец. — А супруг-то Эрби наверняка приходится тебе каким-нибудь дальним родственником. Нос твой, взгляд — тоже.

— Как ты это умудрился разглядеть? — усмехнулся прорицатель.

— Меня глаза еще не подводят, — важно молвил Аддон.

Странно, что жрецы Эрби, просившие сущие пустяки за выставленные на продажу предметы и откровенно радовавшиеся каждому лишнему медяку, отдали вещицу даром. И даже слышать ничего не захотели о деньгах.

Аддон положил несколько монет на блюдо для пожертвований. Они выглядели на нем так сиротливо, что Кайнен снова испытал острый приступ жалости к обитателям храма.

Покинув Ирруан, они двинулись в сторону гор. Сперва ехали по оживленной дороге, затем свернули налево, проехали вдоль изрядно обмелевшего Тергера и перешли его вброд у Белых камней, где в обычные — не такие засушливые годы — можно было с успехом утопить целую армию.

Здесь же Каббад велел остановиться, запастись водой и отдохнуть перед завтрашним днем.

Странным образом, командовал именно он, и Аддон безропотно подчинялся кроткому прорицателю. Кайнен вообще странно себя чувствовал, впервые за многие годы сняв шлем и доспехи со знаками отличия. Сейчас он был не главой клана Кай-ненов, не командиром крепости, не хранителем Южного рубежа, а всего лишь воином, странствующим в компании жреца.

На нем были добротные, но ничем не примечательные доспехи. Его плащ был прочен, но не красив, а шлем, сделанный еще кузнецом Ансеном, — сидел как влитой, но ни плюмажа, ни металлического гребня, ни причудливых украшений на нем не было. Словом, никто не мог узнать в этом воине Аддона Кайнена — одного из самых известных воителей Рамора.