Спустя одиннадцать лет после основания первой колонии в Новый Свет приехал Роджер Уильямс. Подобно первым пилигримам, он стремился сюда, чтобы обрести свободу, но, в отличие от них, понимал, что свобода - неотъемлемое право всех людей, независимо от их вероисповедания. Он был искренним искателем правды, разделяя вместе с Робинсоном мнение, что вся полнота света Слова Божьего миром еще не воспринята. Уильямс "был первым человеком в современном христианстве, который в основу гражданского правления заложил принципы свободы совести и равенства убеждений перед лицом закона". Он заявил, что власть обязана пресекать преступления, но ни в коем случае не попирать свободу совести. "Общество или же представители власти, - сказал он, - могут решать, как люди должны относиться друг к другу, но когда они пытаются предначертать, как человек должен относиться к Богу, то они превышают свои полномочия и создают опасное положение, ибо само собой разумеется, что если кто-то обладает властью, то сегодня он может навязывать одно вероисповедание, а завтра совсем другое. Так поступали в Англии многие короли и королевы, подобные решения принимались папами и соборами римской церкви. В результате в вопросах веры возникло немало неразберихи".
Посещать богослужения официальной церкви требовалось под угрозой штрафа или же тюремного заключения. Уильямс осудил этот закон; одним из самых худших положений английского законодательства было требование обязательного посещения церкви местного прихода. Принуждение людей к объединению с теми, кто исповедовал другую веру, он оценивал как открытое и прямое нарушение их естественных прав; заставлять же посещать богослужения неверующих и далеких от религии людей - значило поощрять лицемерие. "Никого, - говорил он, - нельзя принуждать посещать богослужения или же помогать церкви материально". "Как? изумлялись его противники, - разве трудящемуся не полагается платить?" "Да, отвечал он, - но платить должны те, кто нанял служителя".
Роджера Уильямса уважали и любили как верного служителя, человека редчайших дарований, неподкупной честности и широкого сердца, но его настойчивое отрицание права светской власти управлять церковью и требование религиозной свободы эта власть стерпеть не смогла. Опасаясь, что претворение в жизнь его идей разрушит государственные устои и ниспровергнет правительство, власть имущие постановили изгнать Уильямса из колонии. Чтобы избежать ареста, он был вынужден в лютый мороз скрываться в глухом лесу.
"В течение четырнадцати недель, - впоследствии вспоминал он, - я скитался, не имея ни крова, ни куска хлеба. Но вороны кормили меня в пустыне, и дуплистые деревья не раз служили мне убежищем". Он продолжил свой мучительный путь через непроходимые заснеженные леса, пока наконец не набрел на индейское племя, и вскоре завоевал уважение и любовь индейцев, наставляя их в евангельских истинах.
После долгих месяцев скитаний он добрался до берегов Нарагенсетского залива, где и заложил основание первого штата, в котором, в полном смысле этого слова, признавалось право на религиозную свободу. Фундаментальным принципом колонии Роджера Уильямса было следующее положение: "Каждый человек имеет свободу служить Богу согласно велению своей совести". Его небольшой штат Род-Айленд стал убежищем для всех преследуемых, и он все увеличивался и процветал, пока его фундаментальные принципы - гражданская и религиозная свобода - не стали краеугольными камнями Американской республики.
В важнейшем документе, который наши предки выдвинули как закон о правах в Декларации независимости - они заявили: "Мы считаем очевидными следующие истины: все люди сотворены равными и все они наделены Творцом определенными неотъемлемыми правами, к числу которых принадлежит жизнь, свобода и стремление к счастью". Конституция гарантирует, самым недвусмысленным образом, неприкосновенность совести: "Религиозные убеждения не могут служить основанием или препятствием для получения ответственного поста в Соединенных Штатах". "Конгресс не должен законом обязывать исповедание какой-либо религии или же запрещать ее исповедание".
"Авторы Конституции признали незыблемость принципа, согласно которому отношения человека с Богом неподвластны человеческим законам, а права совести неприкосновенны. Эта истина не нуждается в доказательствах - она живет в нашей душе. Именно она, вопреки всем человеческим законам, и помогла многим мученикам переносить пытки и костер. Они сознавали, что их долг перед Богом выше всяких человеческих установлении, что человек не властен над их совестью. Этот врожденный принцип невозможно искоренить".
Когда в европейских странах распространились слухи о том, что существует государство, где каждый человек может наслаждаться плодами своих трудов и слушаться голоса своей совести, тысячи людей устремились к берегам Нового Света. Колонии быстро росли. Штат Массачусетс особым законом предлагал убежище и безвозмездную помощь христианам любой национальности, которые прибудут из-за океана, "спасаясь от войны, голода и преследований". Так беженцы и гонимые люди стали силой закона гостями государства. И спустя двадцать лет после того, как первый пароход бросил свой якорь в Плимуте, многие тысячи пилигримов поселились в Новой Англии.
Ради желанной свободы "они были согласны вести самый скромный и самоотверженный образ жизни. Они рассчитывали получить от земли только вознаграждение за свои труды. Никакие заманчивые картины обогащения не обольщали их... Они радовались медленному, но верному совершенствованию государственного устройства, своими слезами поливая дерево свободы, пока оно не пустило глубокие корни".
Библия была для них основанием веры, источником мудрости и уставом свободы. Ее принципы прилежно изучались дома, в школе и церкви, и плодами этого стали бережливость, здравый смысл, целомудрие и воздержание. Можно было прожить целые годы в пуританских колониях и "не встретить ни одного пьяного, не услыхать ни одного проклятия и не увидеть нищего". Это было живое свидетельство того, что библейские принципы - верная гарантия национального величия. Слабые обособленные поселения превратились в конфедерацию могущественных штатов, и мир с удивлением отмечал, что возможно процветание и покой "церкви без папы и государства без короля".
