Иначе зачем ему выпрашивать покойника? Зачем унижать себя этим приходом в Антонию, если в этот час он должен, как и тысячи других, стоять на паперти храма с молодым агнцем в ожидании троекратного призыва к жертвоприношению? Он, должно быть, предполагал, что языческому прокуратору будет приятнее узнать, что тайные последователи Галилеянина были даже в Синедрионе.
Вскоре была получена весть, что Иисус умер первым, как раз перед тем, как стража с колами приступила к своей работе. Пилат пожал плечами и, учтиво поклонившись Иосифу, разрешил снять тело с креста и по иудейскому обычаю похоронить его до наступления субботы.
Сенатор-иудей поблагодарил Пилата и устремился в город. Там он случайно встретил фарисея Никодима, знавшего и любившего Иисуса, и поведал ему, что сейчас собирается похоронить тело Иисуса в склепе, который он соорудил недавно в роще близ Голгофы. Никодим сказал ему, что слова и деяния этого Человека запали ему в душу, и без малейших колебаний предложил свою помощь, дабы Иисус был погребен достойно.
По иронии судьбы Его погребение устраивали не Петр или Иоанн, или те, кто только вчера вечером били себя в грудь, клянясь, что любят Его больше других, а саддукей, фарисей и язычник. Римляне обычно оставляли распятых до тех пор, пока вороны, мелкие хищники и насекомые не оставляли на крестах одни кости. Этот обычай отменил Август Цезарь и позволил снимать мертвых с креста и погребать их до субботы.
Иосиф и Никодим знали, что когда они придут на Голгофу, там будет несколько священников, которые возмутятся тому, что два весьма уважаемых в стране человека на виду у всех будут погребать богохульника, Этим, несмотря на то, что они всю жизнь скрывали свою преданность Христу, после Его смерти они обрекут себя на порицание от себе подобных до конца своих дней. Иерусалимская знать никогда не простит им содействия преступнику, который закончил жизнь на кресте.
Никодим отправил слугу домой за благовониями, смесью мирра и алоэ, которые применялись для помазания тела покойника, а Иосиф купил тончайшего белого полотна на саван. Он не забыл о различных мазях и пушистом перышке, необходимых для совершения обряда погребения.
Прибыв на Голгофу, Иосиф и Никодим подошли к друзьям Иисуса и сообщили Иоанну, что римляне разрешили захоронить тело Христа. Иоанн был тронут до слез преданностью Иосифа. Они решили не терять времени, дабы не осквернить субботы, Иосиф указал, где расположена высеченная в скале по его заказу гробница.
Иоанн вызвался помочь в снятии Иисуса с креста, но Иосиф сказал апостолу, что тот не должен отходить от матери Распятого, а ему поможет Никодим, ведь римляне уже ушли. К ним приблизилась группа священников, чтобы лучше слышать разговор, и когда они увидели двух важных иудейских служителей храма с родственниками богохульника, они онемели от удивления. А когда им стало ясно, что Иисуса захоронят в собственном склепе Иосифа, они поспешили в Иерусалим, чтобы доложить об этом Анне.
Иоанн настаивал на том, что он должен исполнить свой последний долг перед Христом, участвуя в погребении, а Марию будут опекать женщины. Ему было стыдно, что других апостолов здесь нет. Как и предупреждал Учитель, они разбежались, словно овцы, когда на их пастуха напали. Иоанну было больно сознавать, что о любимом им Иисусе в эти последние часы будут заботиться руки чужих людей. Кому же прикасаться к телу Христа, как не тому, кому Он доверил попечение о Своей матери?
Кроме женщин, у ворот больше никого не осталось. Три Марии хотели послать кого-нибудь в город, чтобы купить редкие благовония и бальзам. Бальзамированием обычно занимались женщины. Но для похорон оставалось совсем мало времени. Тем более, что Никодим уже принес благовония. Женщин это сообщение не утешило, а вызвало лишь слезы: они ведь тоже хотели быть причастными к последним почестям Умершему. Иоанн предложил им пройти сюда с бальзамом завтра или в воскресенье, но это их не успокоило. Тогда Иосиф Аримафейский попросил их тоже участвовать в приготовлениях к погребению и проследить за пропиткой савана пряностями, и это немного воодушевило их. Иосиф был уже пожилым человеком и понимал женщин лучше, чем молодой человек.
Мужчины подступили к кресту...
Задача оказалась непростой, но они смогли освободить тело и перенести его на плоскую скалу для омовения.
Они увидели, что к ним стали приближаться женщины. Мария Алфеева и Мария Магдалина удерживали рвущуюся вперед и рыдающую Мать Иисуса. Ее невозможно было уговорить остаться на месте. Иисус лежал на камне в той же позе, что и на кресте. Иосиф стоял на камнях у Его изголовья и осторожно отирал лицо Христа влажной тканью. Он закрыл Ему веки, а когда омыл шею и плечи, туго подвязал Его подбородок лоскутом льна, чтобы уста оставались сжатыми.
Мария сидела рядом с Сыном, и мужчины то и дело сочувственно поглядывали на нее. Им хотелось, чтобы она ушла, ведь ее рыдания лишь усугубляли и без того тяжелое занятие. Мужчины быстро, но старательно омыли тело; двоим из них пришлось держать тело на боку, пока третий омыл спину и окровавленную голову.
Никодим развернул ткань и разложил ее на скале, затем втроем они подняли тело и положили на ткань. После того, как тело умастили благовониями, следовало уложить руки Усопшего вдоль туловища и распрямить Ему ноги, но ученики не хотели делать этого в присутствии матери.
Выход нашел Иоанн. Он предложил перенести тело в гробницу и там закончить погребальный обряд. Мужчины приподняли тело на холсте и осторожно перенесли его шагов на сорок в низкорослую рощу. В предпокое гробницы тело было уложено на каменной плите. Затем Иоанн отнес саван к женщинам и попросил их пропитать ткань благовониями. Они с благодарностью выполнили эту просьбу, чуть облегчив свою скорбь этой службой Спасителю.
Гробница была изысканно украшена, хотя по меркам тех, кто мог позволить себе иметь гробницы, она была обычной. Это была пещера, высеченная в склоне невысокого холма и обращенная к Геннафским воротам. В поперечнике она имела шагов восемь, а в высоту была достаточной для самого высокого человека. Иосиф приготовил гробницу для себя с замыслом расширить ее, если кто-то из детей или внуков пожелает впоследствии быть здесь захороненными.
У входа был открытый дворик, а сам вход был не более полутора метров в высоту и закрывался огромным каменным жерновом такого же размера. Одному человеку было не под силу сдвинуть его с места. Жернов стоял в выдолбленной канавке, и чтобы откатить его от входа, требовались усилия двух человек, в то время как третий подкладывал крупный камень снизу, чтобы жернов не откатился назад. Канавка была полукруглой, и жернов откатывался в свое изначальное положение, закрывающее отверстие в скале.
За камнем открывалось грубо высеченное в известняке переднее помещение высотой не менее двух метров. Дверь в усыпальницу была очень низкой и входящим приходилось нагибаться.
В правой части переднего помещения стояла каменная плита, на которой посетители могли посидеть. На этой плите в тесном помещении мужчины поспешно готовили к погребению тело Иисуса. Были зажжены тонкие восковые свечи. Когда тело Иисуса было уложено, Никодим положил легкое пушистое перышко под носом Усопшего. Оно должно было лежать там не менее четверти часа, и если за это время перо не шевельнулось, значит душа покинула тело.
Перо не шевельнулось.
Вокруг храма зажгли тысячи светильников в преддверии Великой субботы, от которой отделяло всего два часа. Обряд последнего жертвоприношения дня близился к концу, и поток людей с агнцами на руках, нисходящий по мраморным ступеням, напоминал медленный водопад.
А в глубине храма священники рассказывали Анне о кончине Иисуса. Мудрый старец внимал преисполненным негодованием голосам высокопоставленных священников, когда они перешли к рассказу о поступке Иосифа и Никодима. Лукавца это ничуть не тронуло. За свою долгую жизнь он знавал о ереси не одного члена большого Синедриона. Он был свидетелем появления новых раввинских учений, их расцвета и падения. Он видел, как толпа устремлялась к новым религиозным философам, преклоняясь перед ними как перед Самим Богом.
