– Кто это может подтвердить?

– А разве вы в доме никого не застали? – уж если кто и знал о всех моих злоключениях, так только одно яйцо, впоследствии превратившееся в принцессу.

– И да, и нет, – Рябой замялся. – Произошла какая-то загадочная история. Мы уже собирались покинуть дом, как, откуда ни возьмись, появилось странное существо. Сначала я принял его за ту самую тирумаль, что была доставлена в Ясмень для твоего развлечения и впоследствии стала жертвой вредоносцев. Я даже попытался заговорить с ней, но она внезапно превратилась в страшилище, один вид которого заставил большинство сестробратьев обратиться в бегство. Пережитые нами чувства нельзя описать. Ты поймешь их лишь тогда, когда сам столкнешься с олицетворением всего мирового ужаса.

– Зря вы испугались, – сказал я, а про себя подумал: молодец малышка, умеет пустить пыль в глаза. – Это был всего лишь бестелесный призрак, которых в тех краях водится немало. Они страшны, но не опасны. По сути, это тот же кошмарный сон или горячечный бред, только он является нам наяву.

– Не состоят ли тамошние призраки в союзе с вредоносцами? – на полном серьезе поинтересовался Рябой.

– Нет, этим порождениям потустороннего мира одинаково ненавистны все живые существа.

– Первый раз слышу о чем-то подобном, – Рябой испытующе глянул на меня. – Неужели я обманулся, приняв пустое место за свирепое страшилище?

– Вот именно. Мы оба обманулись. Ты с призраком, а я с твоими обещаниями. Согласно уговору, мне уже давно пора покинуть Ясмень.

– Я помню уговор. И сделаю все от меня зависящее, чтобы исполнить его. Но это случится не раньше, чем мы окончательно удостоверимся в правоте твоих слов. А вдруг Поводырь вредоносцев жив-здоров и скоро объявится нам на погибель?

– Сколько же времени понадобится вам, чтобы докопаться до истины? И возможно ли такое вообще?

– Полагаю, что возможно. Все разрешится довольно скоро. В случае благоприятного исхода ты убедишься и в нашей щедрости, и в нашем умении держать слово. А пока потерпи. Когда будет нужно, я сам позову тебя.

С этого самого момента меня повсюду сопровождали два неразговорчивых тенетника, глаза и иглы которых всегда были настороже. Таким образом, за мной было установлено наружное наблюдение, причем открытое. Ни сбежать, ни улететь, ни даже утопиться я теперь не мог.

Неблагодарный все же народ эти тенетники. Если поставить их на одну доску с вредоносцами, то еще неизвестно, кто кого перевесит. Хотя не следует забывать о том, что в критериях зла один такой довесок, как прытники, потянет на сто пудов.

Светоч продолжал понемногу опускаться (какая, спрашивается, сила вообще удерживала его на весу?), и жара чуть спала, поскольку большая часть теплового излучения сейчас устремлялась в небо. По степи мела настоящая поземка, уносившая к эпицентру грядущей катастрофы (а что та рано или поздно случится, я не сомневался), бурую труху, прежде бывшую сочной травой и пышными цветами.

Своим видом нынешний Светоч весьма напоминал классический ядерный гриб, по неведомой причине остановившийся в своем скором и гибельном развитии. Основанием ему, как и положено, служил сгусток ослепительного света. Ножкой – стремительно вращающаяся воронка падающих туч. Шляпкой – мутное, неспокойное небо, как бы стягивающееся со всех сторон в единую точку.

Это грандиозное зрелище рождало не восторг, а тревогу, которую нельзя было назвать душераздирающей только в силу ее затяжного характера. Беда неотвратимо приближалась, и тайная надежда – авось пронесет – сменялась почти открытой мольбой: уж скорее бы!

Тенетники продолжали совершать регулярные полеты, благо постепенно усиливающийся ветер способствовал этому, но почти вся добыча исчезала в башнях. Паек сестробратьев скудел раз от раза.

Большую часть времени я проводил на дне котловины, почти не покидая озерцо, что весьма не нравилось моим конвоирам, с предубеждением относившимся как к огню, так и к воде. Дабы позлить их, я иногда нарочно брызгался и швырялся грязью.

Однажды, намереваясь принять со скуки очередную ванну, я обратил внимание на то, что поверхность озерца, обычно спокойная, покрылась мелкой рябью, как это бывает, например в тазу, если его интенсивно трясти из стороны в сторону.

Заподозрив неладное, я приложил ухо к земле, успевшей окаменеть даже здесь, в постоянной тени, и ощутил частые подземные толчки, напоминавшие даже не судороги, а смертную дрожь. Ясмень ходил ходуном, и, похоже, этого не ощущали одни только тенетники.

Я уже собрался сказать им пару ласковых слов, вроде: «Спасайтесь, кто может!» – как земля, находившаяся в полуметре от моего лица, вдруг нанесла по нему сокрушительный удар. Искры, брызнувшие из глаз, можно было считать салютом в честь начала катастрофы.

А потом сбесившиеся твердь и хлябь взяли меня в такой крутой оборот, что я ощутил себя пшеничным зернышком, угодившим в кованые жернова.

Слава богу, это длилось недолго – я даже заупокойную молитву не успел прочесть. Но даже за такой краткий срок в Ясмене произошли разительные перемены. Рев ветра прекратился, сияние Светоча угасло, озерцо, вышедшее из берегов, быстро затапливало котловину.

Кое-как растолкав оглушенных тенетников, я бросился вверх по склону и достиг его края на минуту раньше, чем это сделала вода. Не умевших плавать тенетников спасло лишь то, что бушующий поток просто вышвырнул их из кратера вместе со всяким сором, скопившимся там за долгое время.

Вода между тем продолжала прибывать, растекаясь по иссохшей почве во все стороны. Подземные толчки еще продолжались, но в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветра. Вокруг было сумрачно, как поздним осенним вечером. Беспокойное, вечно бушующее небо превратилось в серый глухой шатер. Там, где еще совсем недавно стоял зловещий гриб, созданный неистощимой мощью Светоча, медленно оседало облако пара.

Все жилища поселка были сметены, словно карточные домики (видимо, в последний момент над степью пронеслась ударная волна), но башни устояли, в основном благодаря мощному фундаменту.

Последний совет, полученный тенетниками от Поводыря, пришелся как нельзя кстати.

Впрочем, меня это радовать не могло. Ветер, порожденный Светочем, стих, а значит, и полеты на «пуховиках» сделались невозможными. Моя надежда покинуть этот мир воздушным путем потерпела окончательный крах.

Какое будущее ожидало теперь Ясмень? Скорее всего, печальное. Любые перемены для страны с устоявшимся бытом – то же самое, что рана для живого существа. Тлетворные микробы устремятся к ней извне, а внутри вспыхнет пожар воспаления. Перебороть эту напасть удается далеко не всегда.

А что, если сбежать отсюда под шумок? Ведь заградительная сеть на границе, скорее всего, рухнула. Да и кому сейчас есть до меня дело?

Однако, оглянувшись по сторонам, я убедился в полной тщете своих замыслов. Слегка оклемавшиеся конвоиры уже вновь маячили за моей спиной.

Как гласит британский военно-морской устав: исполнение долга прекращается лишь с наступлением смерти. Говоря проще, беда бедой, а служба службой.

Впрочем, скоро выяснилось, что почти никто из тенетников, в момент падения Светоча находившихся на земле, не пострадал. Зато об участи летунов, которых катаклизм застал в воздухе, можно было только сожалеть.

Пар, какое-то время стоявший над свежей котловиной, окончательно рассеялся, а подземные толчки медленно затихали. Светоч уходил все глубже и глубже, двигаясь сквозь песок и камень, столь же легко, как и сквозь воздух. Не завидую я слепням, которых угораздит оказаться на пути этого огненного крота.

Для того чтобы достоверно судить о природе самого Светоча, я имел слишком мало пригодных для анализа фактов, но скорее всего его можно было идентифицировать с так называемыми «черными дырами», линейные размеры которых иногда не превышают булавочной головки.

Из этого предположения следовало, что свет и тепло, в конечном итоге едва не погубившие Ясмень, имели к Светочу лишь косвенное отношение. Они возникали при сгорании атмосферного вещества, падавшего в бездонные недра «черной дыры».