Конечно, это были не шаровые молнии, но и не безобидные солнечные зайчики. Птичка, прямо на моих глазах угодившая в этот бродячий свет (иначе не скажешь), мгновенно околела. Однако вещун успокоил меня, объяснив, что подобные феномены есть не что иное, как продукт жизнедеятельности гриба, что-то вроде нашего пота, а птичка сама виновата – летела слишком быстро.

Он все чаще поглядывал за пределы гриба, туда, где пустыня уже давно уступила место столь милому для моего сердца пейзажу так называемой средней полосы – скудненько, без особых изысков, но зато и без всяких излишеств, вроде огнедышащих гор, малярийных болот, кислотных гейзеров и деревьев-живоглотов.

И вот настал такой момент, когда в последний раз перекусив плотью гриба, от которой меня уже воротило, как черта от святой воды, мы сошли с него на обыкновенную и, слава богу, несъедобную землю.

Световой сгусток, сопровождавший нас до самого последнего момента, превратился как бы в мутное зеркало, где мы отразились двухголовым, кособоким чудовищем, да вдобавок еще и вверх ногами.

Сфотографировали, гады, подумал я. Чтобы потом объявить персонами нон грата, которым запрещено появление на всей суверенной территории гриба.

Выбирая дорогу, вещун слегка замешкался, словно охотничий пес, уже взявший было след, но из тихого леса угодивший вдруг на шоссе, в бензиновый, асфальтовый и угарный смрад.

– Как там королевский зов? – поинтересовался я.

– Зовет, – сдержанно ответил вещун. – Все в порядке, – но я уже достаточно хорошо изучил его, чтобы понять: порядком здесь и не пахнет.

Очередной прямой вопрос я задал ему уже после того, как мы прошагали немалое расстояние и сполохи, маячившие над грибом, исчезли за горизонтом.

– Где же эта хваленая королевская обитель? Или мы опять дали маху?

– Я ведь уже говорил тебе, что все в порядке, – похоже, моя нетерпеливость раздражала вещуна. – Обитель здесь. Мы уже давно идем над ней. Однако приличия требуют, чтобы гости королевы являлись с парадного входа.

– Ага, понимаю. Ваша королева живет в подземном лабиринте, – я слегка притопнул ногой. – При ее богатстве это совсем не лишняя предосторожность.

– Дело не в этом. Королева может жить только в одном-единственном месте, там, где она сама появилась на свет и где буквально на всем лежит отпечаток ее присутствия. За бесконечно долгое время обитель не только разрослась, но и стала как бы неотъемлемой частью королевы. Повсюду ее глаза, уши, запах, голос. Ее воля пронизывает насквозь даже камень, и скоро ты в этом убедишься сам. Любой гость, пробывший в обители достаточно долго, невольно проникается этим духом, этой идеей постоянного воспроизводства потомства, что в конце концов заставляет переродиться и его самого.

– Вольготно живется вашей королеве. Впору и богам позавидовать.

– Для нас она и есть бог. Укажи мне хоть одно живое существо, из чресел которого вышел целый народ… Что, не можешь? То-то и оно. Вот почему вещуны обожествляют свою всеобщую мать и стараются сделать так, чтобы ее жизнь соответствовала столь достойному положению.

– В силу двуполой природы своего народа мне не совсем понятны нравы, царящие в обители. Мужья-то у вашей королевы имеются? Или она беременеет, так сказать, от святого духа?

– История эта столь же давняя, как и история Злого Котла. Зачатие, первое и единственное, случилось еще в те далекие времена, когда королева была совсем юным созданием, ничего не ведавшим о своем божественном предназначении. А вот про нашего всеобщего отца почти ничего не известно. Сказки о трех всесильных демонах, совместно оплодотворивших ее, внимания не заслуживают.

– Сбежал, подлец, обрюхатив невинное дитя, – посочувствовал я.

– Перестань язвить. Не то место. Да и момент неподходящий… По сути, он был лишь случайным избранником судьбы, скончавшимся при зачатии от ни с чем не сравнимого блаженства. Великое дело свершилось, и кому он после этого был нужен. Разве ты обеспокоен участью искорки, воспламенившей огромный костер? Конечно же нет! Ведь все внимание теперь следует уделять огню. Благодатному огню, дарующему жизнь. Не так ли? И тем не менее мы помним, что в жилах каждого вещуна течет кровь далекого предка, на краткий миг познавшего чувство любви и ради этого пожертвовавшего своей жизнью.

Его слова невольно разбередили едва затянувшуюся рану в моем сердце, и я, с ничем не оправданной желчностью, вымолвил:

– Ты говоришь так, словно сам что-то понимаешь в любви. Но это по меньшей мере смешно! С таким же успехом слепой может судить о всех красках земли и неба.

– Слепой судит о мире с чужих слов, – спокойно ответил вещун. – По-своему, но судит. Для тебя любовь одно. Для меня совсем другое… Вспышка счастья, после которой уже нет смысла жить дальше.

Приступ раздражения прошел так же внезапно, как и возник. Я ощутил стыд.

– Прости… Меня что-то не туда понесло. Давай больше не будем о грустном… Лучше расскажи о самой королеве. У нее, наверное, большая свита?

– Целая армия, – вещун оживился. – Стражники, повара, уборщики, няньки, певцы, акробаты, всякие служки, хранители сокровищ. Всех и не перечислишь. Поговаривают, что здесь, в подземных чертогах, вещунов куда больше, чем во всем остальном мире… А еще я забыл упомянуть тех, кто находится на особом положении. Как у вас называются те, кто в случае гибели королевы наследует ее обязанности?

– Принцессы.

– Целая толпа принцесс окружает нашу королеву в тайной надежде когда-нибудь повторить ее судьбу.

– Вот уж кому не позавидуешь… – что-то опять укололо меня в сердце. – Прожить всю жизнь в ожидании любви и никогда не изведать ее.

– Век принцесс недолог. Краткий рассвет – и сразу смерть. Если их лоно не порождает потомство, оно порождает яд, отравляющий тело. А на смену погибшим сразу приходят другие, полные юного тщеславия и несбыточных надежд.

– Да, – задумчиво молвил я. – Всякая избушка своей кровлей крыта. Это я про то, что у каждого свои заботы.

– Сейчас у меня одна забота. Новое яйцо. И я его добуду, – сказано это было с такой несокрушимой верой, что ей мог бы позавидовать и автор сакраментального «А все-таки она вертится».

Тут и не хочешь, а вставишь свое слово:

– Со своей стороны, обещаю в лепешку разбиться, лишь бы помочь тебе.

Парадный вход в королевскую обитель выглядел словно обыкновенный глубокий овраг, над которым мирно паслись какие-то местные козочки. Все здесь дышало покоем и тишиной, которой, к сожалению, я не мог насладиться. (Тишина природы и тишина глухоты – совершенно разные вещи. Как глоток белого вина и глоток безвкусной дистиллированной воды.)

Вот бы построить в этих краях маленький домик и жить в единении с окружающим миром и в согласии с самим собой. Да ведь такое возможно только в сказках. И то не сразу, а после долгой борьбы с разными врагами, начиная от тривиальной Бабы-Яги и кончая трансцендентным горем-злосчастьем.

– Места у вас красивые, – я оглянулся по сторонам. – Только уж очень пустынные. Почему тут никто не живет?

– Места, может, и красивые, но слава у них дурная. Если кто и забредет сюда случайно, то такого страха натерпится, что каждому встречному наперед закажет. Ничего не поделаешь, мы ведь должны охранять свои владения. Посторонним сюда лучше не соваться.

– А как же я?

– За тебя я поручусь. Этим самым, – он провел ребром ладони по своей глотке.

– Постараюсь оправдать доверие… Ну что, войдем? Хотелось бы поскорее покончить со всей этой канителью.

– Учись ждать. Нас позовут. Здесь свои правила.

Я все время поглядывал в сторону оврага, полагая, что слуги королевы должны появиться оттуда, но они вдруг возникли прямо у нас за спиной – приемчик, вполне достойный тенетников.

Внешне они очень напоминали моего приятеля (и неудивительно, ведь из одинаковых яиц вылупились), но были разодеты и разукрашены, как балаганные шуты. Наверное, у обитателей подземных чертогов подобная безвкусица считается высшим шиком.