Седло оказалось просторным, как трон (на нем, наверное, и двое поместились бы), с высокой лукой, на которую были намотаны поводья. Вот жаль, стремян нет! Как говорил один мой знакомый жокей: скакать без стремян – то же самое, что заниматься любовью на потолке.

Поудобнее устроившись, я стал разбирать поводья, но, вероятно, сделал что-то не так, ибо бактриан дернулся, словно ужаленный в одно место осой, и проворно вскочил. Причем сделал он это в два приема – сначала выпрямил задние ноги, а потом передние. Меня так мотануло вперед-назад, что едва не вышибло из седла.

Первые шаги бактриана были неуверенные, враскачку, как у пьяницы, провалявшегося всю ночь в канаве, а теперь направлявшегося к родному очагу, где его однозначно не ждет ничего хорошего. Однако вскоре его ход приобрел плавность и стал ускоряться.

– Садись! – крикнул я вещуну. – Живее!

– А с этим что делать? – он инстинктивно вцепился в мешок с добычей.

– Бросай, если хочешь свидеться с королевой!

В самый последний момент я успел ухватить его за шкирку и забросил в седло позади себя. Заботливо собранные припасы остались валяться на месте схватки, проигранной нами в первом раунде по очкам, но, благодаря вмешательству яйца, выигранной нокаутом во втором. Впрочем, голод нам больше не грозил – переметная сума нашего бактриана раздувалась пузырем.

– Мы не туда скачем! – дабы я понял его, вещуну пришлось повернуть мое лицо к себе. – Поворачивай обратно!

– Сейчас попробую, – сомнения в этих словах было больше, чем надежды.

Бактриан, которому бегать взапуски с собственной тенью нравилось куда больше, чем валяться в беспамятстве, продолжал взвинчивать темп, и уже пора было проверить его управляемость.

Я потянул за правый повод, и бактриан послушно повернул в нужную сторону. Потянул за левый – опять удачно. Получается! От сердца сразу отлегло.

Теперь не мешало бы и остановиться. Логика подсказывала, что нужно потянуть поводья на себя, но не тут-то было – бактриан от этого только увеличил скорость. Неужели меня угораздило усесться в машину без тормозов?

Выход из положения нашел вещун, которого я уже записал в бесполезный балласт. Видя мои напрасные потуги, он наклонился назад и ухватил бактриана за хвост. Такой прием немедленно возымел действие, и наш рогатый скакун остановился как вкопанный. Меня опять качнуло, как ваньку-встаньку.

– Ловко у тебя получилось, – похвалил я вещуна. – А еще говорил, что никогда не ездил верхом.

– Верхом я и в самом деле не ездил, зато видел, как это делают другие. Нужно держать открытыми глаза, а не рот.

– Если ты имеешь в виду самого себя, то здесь я полностью согласен… А пока будешь старшим по хвосту со всеми вытекающими отсюда обязанностями, включая и постоянный уход за ним. И еще мне хотелось бы знать, в какой стороне находится обитель вашей королевы.

– Правь на ту скалу, что торчит у горизонта.

– Там их сразу три торчит.

– Правь на среднюю, не ошибешься.

– А потом?

– Когда доедем до скалы, узнаешь.

Бактриан бежал ровной, экономной рысью, и за все время пути мне пришлось воспользоваться поводьями не больше трех-четырех раз. Старший по хвосту, то есть вещун, вообще пока оставался не у дел.

Последнее обстоятельство вовсе не означало, что мы совсем не нуждались в остановке, наоборот, я просто мечтал об этом, но как потом заставить бактриана лечь, дабы самому вернуться в седло? Ведь веревочной лестницей мы не запаслись, а на помощь тщедушного вещуна рассчитывать не приходится. Ему хотя бы со своим тормозным устройством справиться.

Тут хочешь не хочешь, а посочувствуешь разбойникам, во время набегов никогда не покидавшим седел. И как они при таком образе жизни умудряются справлять свои нужды? Памперсами пользуются? Или деревянными затычками?

К сожалению, ясный ответ на этот вопрос не мог дать даже всезнающий вещун. А что ему – кто редко ест, тот оправляется еще реже. Одна проблема сразу побоку.

Миновав три совершенно одинаковые скалы, вблизи напоминавшие отнюдь не геологические, а скорее биологические образования, мы по указанию вещуна изменили курс. Новым ориентиром для меня стали тусклые сполохи, гулявшие по небу.

– Там твоя родина? – обрадовался я.

– Сам знаешь, что вещуны не связывают понятие «родина» с каким-либо определенным местом, – произнес он менторским тоном, что легко читалось даже по губам. – А если ты имеешь в виду обитель королевы, то ответ будет отрицательным. Однако из страны, в которую мы сейчас направляемся, до нашей цели уже рукой подать.

– А как же пресловутый зов, которому внимают все озабоченные потомством вещуны?

– Услышав зов матери, стоящей на противоположной стороне бездонного ущелья, ты ведь не бросишься к ней сломя голову, а отправишься искать мост. Так и в нашем случае. Зов слышен мне, но, чтобы добраться до зовущего, придется сделать изрядный крюк.

– Как я посмотрю, вся твоя жизнь состоит из крюков. Действовать напрямик тебе просто претит.

– Это черта, присущая всем вещунам. Только благодаря ей мы выжили в Злом Котле…

Неутомимость бактриана просто поражала меня, и вещун охотно пояснил, что в одном из трех его желудков имеются боковые ответвления, где и хранится однажды запасенная вода, а свои силы он черпает из жира, сосредоточенного в горбу. У изголодавшегося бактриана спина совершенно ровная, ну разве что с небольшой выпуклостью посредине. Спят же они на бегу, урывками, и подобным отдыхом вполне довольны.

Надо будет при случае завести парочку таких скакунов, подумалось мне. Вот только неизвестно, как они переносят стужу, которую я после всех нынешних злоключений как-то зауважал.

Пустыня окончилась совершенно внезапно, словно ее границу провели по линейке. Дальше простиралась серо-зеленая мшистая равнина, имевшая тенденцию к переходу в изволок, то есть в долгий и пологий подъем. Среди мха там и сям поблескивали лужицы воды, которую мы не видели воочию уже давным-давно.

Перед подобным искушением бактриан, конечно же, устоять не мог. Воспользовались вынужденной остановкой и мы – вещун предупредил, что процесс дозаправки водой будет длиться довольно долго. И верно – я уже давно удовлетворил все свои наиболее насущные нужды, а он все пил и пил, опустошая лужицу за лужицей.

Теперь, когда каждодневная, изматывающая жажда вспоминалась, как дурной сон (плохое забывается еще даже быстрее, чем хорошее), не мешало бы и перекусить. Против этого не возражал и вещун, при переходе через пустыню потерявший не менее четверти своего и так не очень большого веса.

Хлеб и сыр остались далеко за горизонтом, но, судя по тому, что мошкара, в изобилии водившаяся здесь, так и липла к переметной суме, там содержалось что-то скоромное. Мясо, например. Или рыба. А может, и мед. С удовольствием попробовал бы сладенького. Но это уже из области несбыточных мечтаний.

Приготовить в наших условиях бухарский плов было вряд ли возможно, однако шашлычок, пусть даже и пресный, без приправ, зелени и соли, виделся мне вполне явственно. Был бы только огонь.

Привязав поводья бактриана к его задней ноге (авось в таком виде далеко не убежит), я занялся разведением костерка. Мох горел не очень охотно, но жара давал изрядно. В ход пошли и корявые деревца, чем-то напоминавшие наш можжевельник.

Вещун тем временем пытался развязать переметную суму, доставшуюся нам вместе с бактрианом. В отличие от всех прочих она была затянута весьма хитрым узлом. Наверное, разбойники хранили там что-то особенно дорогое их сердцу.

Кое-как растянув горловину сумы, он сунул туда нос и сразу скривился, словно от приступа изжоги. Дальнейшие действия вещуна не поддавались моему пониманию – отыскав поблизости лужу поглубже, он без всякого сожаления утопил в ней суму.

– Решил, значит, рыбок накормить? – осведомился я, весьма заинтригованный таким поворотом событий. – А сами мы что жрать будем?