Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Цимбаларь, только и ожидавший этого момента, вскочил, запер купе изнутри и вытащил из сумки банку с компотом. На первый взгляд в ней не было ничего подозрительного – содержимое в меру густое и прозрачное, абрикосы среднеспелые, без заметных повреждений.

Тогда он принялся трясти банку, но совсем не так, как таможенник, старавшийся разглядеть в слегка опалесцирующей жидкости блеск алмазов, а изо всех сил, как это делают молочницы, отделяя сливки от пахты.

Это странное занятие продолжалось довольно долго, и Цимбаларь уже стал опасаться, что банка в конце концов взорвётся, но вдруг что-то звякнуло изнутри о стекло. Из румяного абрикоса выглядывало жёлтое донышко патрона.

После этого Цимбаларь до самого Киева спал как младенец. Давил подушку и офицер, забравшийся на верхнюю полку. Только Чеботару, предчувствуя приближение российской границы, маялся без сна.

Глубокой ночью, где-то за Нежином, Цимбаларь, не открывая глаз, внятно произнёс:

– Ион Григорьевич, почему вы не любите свою мамашу?

– Да как вы смете так говорить! – Чеботару, ошарашенный этим вопросом, схватился за сердце. – Я её очень люблю.

– Любимого человека не станут угощать абрикосами с медно-железо-никелевой начинкой, содержащей и многие другие токсические вещества. Это просто садизм какой-то.

Чеботару молчал, и лицо его медленно багровело, пока не сравнялось цветом с самым спелым абрикосом. Цимбаларь даже забеспокоился, как бы с ним не случился несвоевременный инфаркт.

– Выпейте коньяка, – посоветовал он. – Коньяк расширяет сосуды… Бояться меня не надо. Я почти уверен, что вы делаете это не ради выгоды, а по принуждению. Верно?

– Да-а-а… – выдавил из себя Чеботару.

– Я посчитал: в каждой банке по двенадцать абрикосов, – продолжал Цимбаларь. – Если умножить на три, получается тридцать шесть… Вы везёте тридцать шесть патронов?

– Нет, только тридцать, – ответил Чеботару. – Больше я не сумел купить.

– Тридцать – тоже немало. Это десять-двенадцать человеческих жизней. Вы когда-нибудь задумывались над этим?

– Эта мысль преследует меня как наваждение. – Чеботару сдавил голову руками. – Ещё немного – и я сойду с ума. Моё положение безвыходно.

– Вот только не надо так убиваться. – Цимбаларь поморщился. – Вы не девочка, потерявшая невинность… Положение ваше действительно сложное, но отнюдь не безвыходное. И я, и мои друзья готовы помочь вам, причём совершенно бескорыстно. Неужели, объединив усилия, мы не одолеем одного-единственного свихнувшегося маньяка?

– Вы сильный человек, я это чувствую. – Оставив в покое свою голову, Чеботару теперь ломал пальцы. – Но ни вам, ни вашим друзьям его не одолеть. Создаётся впечатление, что сам дьявол помогает ему. Он совершает фантастические по дерзости преступления. Он неуловим… Я боюсь включать телевизор, давно не читаю газеты. Мне везде мерещится это чудовище… За себя я не боюсь. Но семья… У меня трое детей… Когда начался весь этот ужас, я хотел спрятать их в каком-нибудь безопасном месте, но он словно предугадывал мои планы… Куда я только не совался – и везде встречал его… Наглого, улыбающегося… Готового в любой момент открыть стрельбу…

– Причиной ваших несчастий является револьвер, который вы когда-то купили для него? – спросил Цимбаларь.

– Да… Но я не имел понятия, для кого предназначается это оружие. Об услуге меня попросил человек, которому я был многим обязан… Если бы я только знал, что эта сделка приведёт в мой дом маньяка-убийцу! И как он только меня разыскал…

– Это как раз и не сложно, – сказал Цимбаларь. – Преступное легкомыслие делает человека лёгкой добычей для шантажистов… Хотите вы того или нет, но вам придётся сотрудничать с нами. Кольцо вокруг вашего мучителя сжимается. Резвиться на воле ему осталось недолго. А на этот срок мы постараемся обеспечить безопасность вашей семьи.

– Один дьявол берётся защитить моих детей от другого дьявола, – горько усмехнулся Чеботару.

– За комплимент спасибо, но, к сожалению, я всего лишь смертный человек, у которого слабостей гораздо больше, чем этого хотелось бы… Досмотра на российской границе можете не опасаться, об этом есть кому позаботиться. А сейчас попытайтесь заснуть. Вам это просто необходимо.

Обретённая надежда способствует глубокому сну даже в большей мере, чем прохладный душ, монотонные звуки дождя или удачный половой акт. Эту истину подтверждал и пример Чеботару, сразу задавшего храпака. Цимбаларь, наоборот, не смыкал глаз, время от времени подкрепляясь коньяком.

Мыслями он уже был в Москве. По словам Чеботару, банки с компотом он собирался оставить на Киевском вокзале, в ячейке автоматической камеры хранения, код которой Окулист знал заранее. Проводить задержание прямо на вокзале было, конечно же, нельзя – это могло обернуться кровавой баней. Значит, за Окулистом следовало пустить хвост.

Уединившись в туалете, Цимбаларь позвонил Людочке и попросил её прислать к поезду Кишинёв—Москва лучших агентов наружки. Членам опергруппы предлагалось рассредоточиться на привокзальной площади. Всё дальнейшее зависело от массы обстоятельств, предугадать которые сейчас было просто невозможно.

Как и обещал Цимбаларь, досмотр на российской границе прошёл без сучка и задоринки, о чём заранее побеспокоился Пётр Фомич Кондаков. Правда, возникли некоторые проблемы с мертвецки пьяным офицером, но и их в конце концов удалось уладить.

За Унечей Цимбаларь снова заснул – нужно было поднабраться сил перед грядущим днём, обещавшим много самых разных сюрпризов.

Сон ему, надо сказать, приснился пренеприятнейший.

Смысл его вкратце сводился к тому, что в особом отделе учредили товарищеский суд, при котором Цимбаларь состоял в щекотливой должности исполнителя. На первом же судебном заседании Ваню и Людочку приговорили к высшей мере. Его – за чрезмерное употребление спиртных напитков, её – за низкопоклонство перед зарубежной модой. И как только Цимбаларь ни упирался, ссылаясь на то, что товарищеский суд не вправе назначать смертную казнь, ему всё же пришлось вести друзей на расстрел.

Цимбаларь проснулся, хватая ртом воздух. Оказалось, что его душит вовсе не кошмар, а тесёмка мезузы, скрутившаяся в удавку. Окулист был где-то рядом, а Цимбаларь даже пистолета при себе не имел.

Он вскочил и, поспешно одевшись, растолкал Чеботару.

– Надо уходить, – стараясь не потревожить спящего офицера, прошептал он. – Есть сведения, что человек, которого вы боитесь, находится в этом поезде. Если хотите увидеть своих детей, поторапливайтесь.

Спасаться бегством всегда хреново, но уж лучше это делать с верным, испытанным товарищем. А как быть, если у твоего случайного напарника отказали сразу и ноги, и руки? Неужто тащить его на себе?

Проклиная всё на свете, Цимбаларь кое-как одел Чеботару и, прихватив злополучную сумку, стал выталкивать его в коридор.

Но не тут-то было! Сверху каменной глыбой свалился офицер и, прошипев: «Стой, мусорило!» – сунул Цимбаларю под нос пистолет, явно не относящийся к категории табельного оружия.

Вот, значит, какой попутчик ехал с ними от самого Тирасполя! И как же это Цимбаларь сразу не раскусил его. Артист, да и только…

Впрочем, посыпать голову пеплом было некогда. Цимбаларь не собирался уступать ни Окулисту, ни, тем более, лжеофицеру, вознамерившемуся оглушить его рукояткой пистолета.

Насилия над собой Цимбаларь не позволял даже самым близким людям, а потому сразу впал в состояние боевого неистовства, некогда прославившего норманнских берсеркеров. Для этого ему даже не понадобилось пить отвар галлюциногенных грибов и грызть кромку своего щита.

В купе всё ходуном заходило. Освобождая место для схватки, Чеботару вылетел в коридор. На пол посыпались пустые бутылки со столика и постельные принадлежности с верхних полок. Выкручивая лжеофицеру руку с пистолетом, Цимбаларь бил его мордой то о плафон ночника, то о массивную дверную ручку.

74
{"b":"4342","o":1}