Впрочем, не только в этом шутейном смысле назначение Бакланова в перестроечные годы главным редактором "Знамени" и впрямь знаменовало собой явственный шаг в некую "высшую фазу" общественного развития.

Былой глава журнала некогда, как рассказывали, вернулся из ЦК и убитым голосом сообщил, что "есть указание быть самостоятельным". Сменщик же его не только поспешил энергично воспользоваться переменой исторического "климата", но и сам приложил все усилия ради дальнейшего потепления.

На заседании последней в СССР партийной конференции Бакланов потребовал поименно назвать виновников афганской авантюры, а когда определенная часть зала попыталась устроить ему обструкцию, предупредил:

- Вы не волнуйтесь, я выстою здесь, выстою.

Как стоял со своей батареей и перед фашистскими танками. "На фронте у каждого свой передний край, - говорилось в "Пяди земли". - И в жизни, наверное, тоже".

Образцом поведения на литературной передовой был для Бакланова его "крестный" - Александр Трифонович Твардовский, опубликовавший эту повесть в своем журнале. И как характерно, что сразу же, на третий день пребывания в новой должности Григорий Яковлевич попросил у вдовы писателя рукопись его последней, семнадцать лет остававшейся под цензурным спудом поэмы "По праву памяти" и вскоре напечатал ее.

Не знаю, стоит ли перечислять другие произведения, которым Бакланов тоже открыл дорогу к читателям, называть авторов, которых в прежнем "Знамени", как говорится, и на порог не пускали. Упомяну лишь одного из них - кстати, тоже былого питомца Литинститута - увы, ныне покойного Владимира Корнилова, потому что в опубликованном тогда в "Знамени" его стихотворении прозвучало тревожное предостережение о тех волчьих ямах на якобы триумфальном пути к свободе, с которыми новому главному редактору вскоре привелось иметь дело:

Океаны здесь пота,

Гималаи труда!

Да она несвободы

Тяжелее куда.

"Свобода"

И можно только поражаться тому, как умело миновал Бакланов многие опаснейшие мели и рифы, поджидавшие в открытом рыночном море.

Он и здесь выстоял, сохранил свой журнальный корабль на плаву, прежде чем уступить место у руля молодому преемнику и, думаю, с немалым облегчением сменить важный редакторский стол на обычный, простой, письменный.

Пусть же ему и на этой "позиции" еще долго и славно воюется-работается!