– Ну и овчарок в цирке! И все злющие, - сказал Толик. - И эсэсовцев понаехало с артиллерией. Со станции шли.

– Стало быть, надо, - снизошел Захаренок до реплики.

– Ты по делу или так? - спросил Василь.

– Да есть дельце…

Василь положил напильник.

– Хозяин, я отлучусь на минутку?

– Господин хозяин… Ходят тут… - проворчал Захаренок. - А работать дядя будет?

– Я только на минутку.

Захаренок махнул рукой.

Василь вышел с Толиком во двор. В углу двора чернела у стены нерастаявшая куча снега, посыпанная мелкой угольной гарью. Ребята отошли к ней.

– Ну и тип твой хозяин, - сказал Толик.

– Я привык. Это он от важности. Буржуй, понимаешь… Что за дело?

Толик коротко поведал другу о том, что больше гнать самогон не из чего. Яблок нет, а буряк достать негде. Только в деревне.

– Подожди меня, - сказал Василь. - Пойду у хозяина отпрошусь.

Он спустился в мастерскую, подошел к Захаренку вплотную.

– Такое дело. Деду больше самогон гнать не из чего. Буряк нужен.

Захаренок продолжал медленно водить паяльником по запаянному месту. Наконец поставил примус на стол.

– Гнать обязательно надо. Деньги нужны. Может, деду к фрау сходить? Или к немцу этому, к повару? Так, мол, и так. Доставайте материал, останавливается производство.

– Может, Толик к немцу сходит? Они знакомые.

– Пусть Толик. Только аккуратненько.

Василь выбежал во двор.

– Не отпускает. Работы много. Знаешь, Толик, сходи-ка ты к немцу-повару. Пусть он своей фрау скажет. Ведь для них самогон! Им буряку достать - плевое дело. Только аккуратненько.

– Ясно. Тогда я пошел? - сказал Толик и кивнул другу.

Во дворе гостиницы топтался часовой. На кухню Толика не пустил.

– Зер, зер… - Толик, умоляюще глядя на часового, проводил ребром ладони по шее, показывая, как ему очень, позарез надо видеть шеф-повара.

Немец попался тупой.

Что делать? Попробовать с главного хода вызвать фрау Копф? Толик вышел из ворот на улицу. Там, у главного, не один, а целых два часовых.

Тогда он решил ждать. Может быть, выйдет фрау, или повар, или еще кто? Он подумал о близнецах. Злата говорила, что они ничего, какими были, не онемечились. Трудно им, наверно, с такой мамашей, если они сами не онемечились. А отец в Красной Армии. Мамаша фашистам прислуживает, а папаша фашистов бьет. Бывает же!…

Толик достал из кармана свой поломанный перочинный ножик. Огляделся кругом в поисках какой-нибудь щепочки, построгать. Панель возле гостиницы была как вылизанная. Он прислонился к стене. Мимо проходили два бобика, полицаи.

– Ты что тут околачиваешься? - спросил один.

– Жду.

– Кого?

– Фрау Копф.

– Кого-о?!.

– Фрау Ко-опф, - в тон ответил Толик и тут на свое счастье увидел идущего по панели одного из близнецов и крикнул: - Петя! Павлик!

– Павлик, - сказал близнец, улыбаясь. - Здравствуй, Толик. - Увидев стоящих рядом полицаев, он обратился к ним по-немецки с длиннющей фразой.

Полицаи только глазами захлопали.

А Павел обнял Толика за плечи и повел к входу в гостиницу.

– Чего они?

– А зачем стою… Уж и стоять нельзя!

Павел показал часовому пропуск и что-то сказал по-немецки. Часовой подозрительно посмотрел на Толика. Вид не ах какой! Старое пальтишко, зимняя ушанка, башмаки-развалюхи.

Толик вывернул карманы, чтобы часовой не подумал чего.

Его пропустили. Павел провел Толика через вестибюль на лестницу на второй этаж, по коридору.

– Заходи. Петя дома. Ангина у него. А я бегал собак смотреть. Ну и злющие! Как в "Хижине дяди Тома". Там собак на негров натаскивали.

– А тут на нас, - сказал жестко Толик.

– На нас, - подтвердил Павел.

– Ну, вас-то они не тронут!

Павел пропустил эти обидные слова мимо ушей. Толик же ничего не знает!

– Заходи, не тушуйся.

– Я не тушуюсь.

Киндер взвизгнул, бросился к Толику, норовил лизнуть в лицо.

Толик подставил ему ухо и зажмурился от удовольствия.

Петр лежал на раскладушке в спальне, шея его была замотана белым пуховым платком.

– Привет! - обрадовался он. - Пришел все-таки.

– Я к фрау, то есть к вашей маме. По делу.

– Мама скоро придет. Она где-то здесь, - сказал Петр. - Садись. Как там Ржавый?

– Слесарничает в мастерской.

– Работает? - удивился Петр.

– Кушать-то надо!… Но он не на немцев, на частника, - ехидно добавил Толик, явно имея в виду Лужиных.

Разговор принимал ненужный оборот. Так и поссориться не долго.

– А помнишь наш "вигвам"? - спросил Павел. - Вот время было!

Толик пожал плечами. Еще бы ему не помнить "вигвам". Знали бы братцы, как они выхаживали там раненого Каруселина.

– Сухари в ящике под потолком, - улыбнулся Петр.

И вдруг скрестил руки.

И Павел скрестил руки.

– Помните еще… Детство все это, - сказал Толик и рук не скрестил.

– Ты что, думаешь, мы - за фашистов? - внезапно спросил Петр прямо и требовательно.

Толик обвел взглядом комнату: яркие шторы, кровать с красивым покрывалом, тройное зеркало у туалетного столика, пуфик возле, фотографии на стене.

– Красиво тут.

– Все это не наше, - зло сказал Петр.

– Ладно, - примирительно произнес Толик. - Вы мне скажите, вы у деда Пантелея жили?

Петр и Павел переглянулись.

– Я его голос за забором слышал, - Толик погладил свернувшегося у ног Киндера. Киндер поднял голову и посмотрел на друга влажными карими глазами. - Вот он подтверждает. А дед не признается.

Павел засмеялся.

– И мы не признаемся.

– Понятно, - улыбнулся Толик. - Я ж понимаю, что вы не виноваты, что так вот живете, - и он кивнул на тройное зеркало.

Киндер поднял голову, насторожился и выскочил из спальни.

– Мама пришла, - почему-то шепотом сказал Павел, словно у них тут было тайное собрание.

Вошла Гертруда Иоганновна в строгом черном платье со стоячим воротником, волосы аккуратно уложены. Как не похожа она на городских, измученных заботами женщин!

Толик встал.

– Здравствуй, малтшик. Мы ведь знакомы?

– Здравствуйте. Вот, зашел навестить. - Толик чувствовал себя неловко.

– Карашо. Больных товаришей нельзя бросать. Как, Петер?

– Да ерунда у меня. Я встану, мама.

– Завтра, если не послезавтра, - сказала Гертруда Иоганновна, как отрезала. - Вы догадались накормить гостя?

– Нет, мама, - ответил Павел.

– Некарашо.

– Спасибо. Я ничего не хочу. Я сыт, - пробормотал Толик.

– Сейшас все сыт, - кивнула Гертруда Иоганновна. - Есть хлеб, масло, котлета.

– Масло? - неожиданно вырвалось у Толика.

– Сейшас ты будешь кушать и пить шай.

Она вышла из комнаты.

– Вот так, будешь пить шай, - повторил Павел голосом Гертруды Иоганновны.

– Неловко как-то…

– Ты с нашей мамой лучше не спорь! - предупредил Петр. - Киндер, скажи Толику, чтобы он пил чай.

Киндер тявкнул.

Толик засмеялся.

– Гертруда Иоганновна, - обратился он к возвратившейся хозяйке, не чувствуя никакого смущения: атмосфера дружелюбия в доме успокоила его. - Я ведь к вам шел. Из-за самогона. Дед больше не может гнать.

– Как это?

– Не из чего. Мы все погреба вычистили в округе. Нет больше яблок.

– Как же быть? - встревоженно спросила Гертруда Иоганновна.

– Буряк доставать.

– Бурак?… Что есть - бурак?

– Свекла.

– Свекла. Борш, - уточнила Гертруда Иоганновна.

– Во-во… Борщ из нее делают.

– И надо много этот бурак?

– Чем больше, тем лучше. Ведь вам самогон нужен?

– Ошень.

– И деду заработок нужен.

– А где можно доставать этот бурак?

– В деревне. Где ж еще!…

– Понимаю. Мне надо подумать. - Тонкие брови ее сдвинулись, она устало потерла переносицу.

– У нас Роза есть, - сказал Петр.

– Будет лутше, если ты будешь помолшать.

Что-то решив, она вышла в кабинет и позвонила доктору Доппелю. Объяснила ему ситуацию.