В дорогу Игоря Вересова снаряжала мама, и вот как выглядел в ее представлении археолог: рубашка и шаровары из ткани мышиного цвета, панама с дырочками для вентиляции, через плечо - планшет и перламутровый театральный бинокль. Обувь - тапочки базарного пошива, по всем признакам, на картонной подошве, но тут ничего не поделаешь, три года, как война кончилась, а обувь все еще - острый дефицит...
Окончив погрузку, Сидорчук недоверчиво осмотрел экзотическую фигуру запоздавшего студента и скомандовал: "В кабину!" Сам полез в кузов, на ящики. Тронулись!
Тряска и пыль не могли умерить восторга, рвущегося из груди Игоря. Хотелось петь, разговаривать, но шофер, Самсонов, помалкивал и даже не реагировал на вопросы. Опустив боковое стекло, Игорь высунул голову, ветер ударил в лицо. Ветер нес запах полыни, дурманный, пронзающий, от него горчило во рту, надышаться им было невозможно...
- Глядите! - вскрикнул Игорь, дернув Самсонова за рукав: на телеграфных проводах сидела невероятная птица, вся, совершенно вся голубая, только темная оторочка крыльев мешала ей слиться с небом...
- Сизоворонка! - угрюмо бросил шофер. - Их тут тьма...
- Синяя птица, - бормотал Игорь. - И трава, она ведь тоже сизая, голубая...
- Шувак, - сказал шофер. - Трава она горькая, вот осенью морозом хватит, горечь уйдет. Овца хорошо ее жрет, жиреет... - покосился на Игоря: - В первый раз, что ли? Ну, ничего, поживешь, подышишь песочком. Этак через месяц начнется настоящая жара. Яйца сырыми довезти невозможно, в воздухе пекутся.
- Бр-р! - сказал Игорь. - Однако!
Самсонов смерил взглядом его плечи, углами торчащие под рубашкой, усмехнулся.
- И что вы за народ - археологи? Ну, понимаю, интеллигенция учится, чтоб работать, не прикладая рук. А у вас труд и умственный, и физический - гибрид. Иной землекоп столько не переворачивает грунту, сколько на вашего брата приходится!..
Игорь ни с того ни с сего захохотал: грунт!
- Да ты вовсе блажной! - заключил шофер. - Гляди, сейчас пески пойдут. Веселье твое повытрясут...
Кончились полынные заросли, голубыми языками врезанные в пески. Пустыня лежала, сколько хватало глаз - вся в серповидных барханах, словно в бесчисленных ехидных улыбочках.
Пустыня вцепилась в колеса... Самсонов газанул, мотор взвыл обиженно. Трехтонка вздрагивала, подпрыгивала - и ни с места, точно муха на липучке.
- Доехали! - сказал Самсонов и добавил словечко покрепче. Шалманить придется! Слезай, студент! - Выскочил, скинул рубашку. Крикнул: - Сидорчук, бросай шалманы!
Шалманы оказались обыкновенными досками. Самсонов объяснил, что надо делать:
- Этот - втисни под заднее колесо! Я газану, на ходу подсунь другой шалман, беги за первым и выноси его вперед!
На словах это получалось довольно просто. На деле выглядело так: мотор ревет, как раненый динозавр. Из-под колес гейзерами бьет песок. Под скатами трещат доски...
- Хватай! Тащи! Подсовывай! Ворон не считать! Ну, гляжу, ты сварился, студент? Сядь, передохни пять минуток!
Игорь плюхнулся на бугорок - и подскочил с легкостью теннисного мяча: на бугорке росло нечто, похожее и по виду, и по сути на морского ежа. Тридцать шипов на квадратный сантиметр!
...Вот так и ехали: с ветерком мчались по такырам, по ровным, как столешница, до звона прокаленным проплешинам глины, снова ныряли в волнистое море песка, снова шалманы, вой мотора, словечки Самсонова, лишающие остатков самоуважения. "Архи-олух!" - орал он.
Игорь примолк. Работал, закусывая губы, не отвлекаясь, не давая себе поблажек. Лезть к пустыне с восторгами оказалось неуместным. Пустыня была серьезней, чем он предполагал.
Но все же это она ревниво засыпала песочком, сохраняла для него тайны веков. "Ничего, поладим!" -думал Игорь. Таскал доски, уже не считая заноз...
Уф! Поехали! Игорь оттер залитые потом, засыпанные мельчайшим песком глаза. Высоко под синим потолком неба висел орел, как люстра. По прежде ровной ниточке горизонта начали прорисовываться какие-то зигзаги. Дальние горы? Или... оно?
Медленно, но неотвратимо оно приближалось: стены с осыпавшимися зубцами, оплывшие книзу валы, полуразрушенные башни. Все виделось сквозь густую белесую пелену, смутно-загадочными силуэтами.
- Там пожар, что ли? - ужаснулся Игорь.
- Нормальная пыль, - сказал Самсонов. - Раскопки!..
По палаточной улице промчались с шиком: ящики гремят, белый пар валит из радиатора.
- Как на самоваре доехали, - определил Сидорчук. Кряхтя, соскочил с борта, осмотрелся. - Да где ж туг хоть кто-нибудь?
Игорь вывалился из кабины, как мешок. Ноги не держат, руки как не свои. Все же он жадно впитывал окружающие виды: палатки с приподнятыми краями. Стенд с рукописным объявлением, гласящим: "Занятия для новичков с 20 ч. 30 минут. 1) Методика полевых исследований. 2) Как работать заступом (с показом)".
Рядом с объявлением на стенде висела сатирическая стенгазета "Пустынная колючка". Открывала ее броская шапка "Копай глубже!". На одной из карикатур по смоляной, непроходимой шевелюре узнавался Галустян: он сидел верхом на паровозе, волокущем гирлянду платформ. На платформах, разрезанный на бочкообразные куски, лежал Хивинский минарет. На другом рисунке из узкогорлого сосуда вылетал джин в чалме, с лицом ассистента кафедры Терновского. У рта джина клубились слова: "Учет, порядок, скрупулезность!" Далее гражданин в брезентовой робе, отдаленно напоминавший Сидорчука, провозглашал: "Добросовестно перелопатим пустыню!"
- С прибытием, товарищи! - Звучный, уверенный голос Янецкого, его летящие шаги...
Оказывается, если очень требуется, даже и после шалманов можно принять бравый вид, рявкнуть почти по-солдатски: "Здравствуйте, Андрей Януарьевич!" и услышать с блаженным сердцем: "С приездом, коллега!"
Дела забурлили. Сидорчук командовал разгрузкой, вкусно произнося звук "ч": "Раскопошчный инструмент! Упаковошчный материал! Яшчики!" Рабочие, блестя потными спинами, тащили ящики, катали тридцатилитровые фляги. Возле склада выросли курганы всевозможной тары. "Вот бы где покопать!" - подмигнул Самсонов...
Набежали свои, друзья. Хотам, обросший узенькой бородкой, был похож на шаха с иранской миниатюры. Галустян, с головы до ног в пыли, обнимая Игоря и пачкая его, пропел: "Я здешний ме-ельник!" Вилька, сверкая взглядом из-под кавказской шляпы с мохрами, шепнул таинственно: "Просись в мой раскоп! Мне фартит - лезет крупный сосуд..." Набежали девушки, тормошили, расхватывали письма, требовали новостей, наперебой трещали...
Игорь, счастливо закруженный, только голову успевал поворачивать.
Ребята! Палаточное житье! А завтра... "До свиданья! Я пошел в глубь веков..."
------
Вилька предполагал, а располагал здесь академик Янецкий. Игорю было сказано: "Для начала поучишься у Алексеевой. Очень хорошие руки".
Он даже не сразу сообразил, что это - Маринка, из их же группы. До сих пор не удосужился к ней приглядеться. Ну, худенькая, лучинка в платье. Королева веснушек. Тем лучше - не будем отвлекаться от дела.
...Она шагала по барханам, поросшим то зеленовато-серебристой, то иссера-табачной, то желтой, как латунь, травой. Так легко шагала, что не вспугивала кузнечиков - у Игоря они то и дело взрывались из-под ног, рассыпались, серенькие, сливались с серым песком...
- Саксаул! - показала Марина.
Игорь с уважением осмотрел прославленного пустынножителя, заметив:
- Верблюд растительного мира...
Словцо было понято, оценено, Игорь приободрился, почувствовал себя остроумным и ловким.
- Вот мы и у себя! - сказала Марина.
С правой стороны - устремлялась кверху трехбашенная громада глиняного дворца. Слева - ровно, просторно раскидывалась пестропятнистая пустыня. Прямо перед носом - оплывшие валы крепости, у подножия их торчали вбитые в грунт колышки, белел трассировочный шнур, разбивающий площадку на квадраты. И вдруг - он едва не втоптал в пыль что-то зелененькое.
