Во второй раз Вера Алексеевна вернулась из магазина с баночками сока, причем количество баночек было невообразимое, словно баночки с соком не стояли изо дня в день на прилавке, а выкинулись однажды и на мгновение. Банки были рассованы Верой Алексеевной под мышки, прижаты локтями к бокам, зажаты в ладонях - они были повсюду; то одна банка, то другая банка падали и производили грохот разной силы, в зависимости от того, где приземлялись: на газон во дворе банки падали приглушенно, на дорожку, выложенную из бетонных плит, чуть громче, а когда Вера Алексеевна все же дошла до пансионата, звук падения стал ощутимей, и уже с грохотом банки падали на лестнице и катились вниз по ступенькам. Но, судя по всему, банки до номера Вера Алексеевна все же донесла, потому что через некоторое время она вновь промчалась, порожняя, к выходу и вернулась из магазина, экипированная яблоками. Яблоки, рассованные по всему телу Веры Алексеевны, как давеча банки, падали мягче. Затем - тут старухи немного подискутировали, летала ли Вера Алексеевна еще раз в магазин, или четыре раза магазин она посещала не вчера, а накануне, но, как бы то ни было, одно было бесспорно: Вера Алексеевна готовилась к грядущему утру, когда ровно в шесть ноль-ноль истекал срок очистительного голодания Анатолия Ивановича, и он начинал усердно поглощать пищу и питье. (Старухи были возмущены увиденным: сколько денег надо иметь, чтобы заплатить за путевку и не обедать в столовой, а покупать колбасу.)
В девятнадцать ноль-ноль шли по телевизору новости из столицы, и Анатолий Иванович, как обычно, за минуту до их начала сидел у экрана. В кресло он усаживался основательно, но, едва политические сообщения окончились, выпрыгнул из кресла и устремился к лестнице почти столь же поспешно, как и его жена.
12. Вера Алексеевна долго не могла уразуметь, что от нее требуется, и все порывалась помчаться в неопределенном направлении. У нее масса дел, и ей некогда болтать о пустяках. Ей надо охранять мужа. Охранять человека от неприятностей вовсе не такое легкое дело, как думают те, кто никого никогда не охранял. Чтобы успешно и повсеместно ограждать Анатолия Ивановича от угрозы, Вера Алексеевна в огромном количестве набирает энергию из космоса, а для этого ей необходимо периодически падать плашмя на постель и лежать на ней определенное время распростертой. Энергии Вере Алексеевне космос дает много, но и расход энергии на защиту мужа огромен. Вера Алексеевна не могла позволить себе расслабиться ни в выходные дни, ни ночью; она непрерывно находилась в сжатом состоянии, чтобы не опоздать из-за раскачки, а выстрелить в нужное мгновение в нужном направлении. Анатолий Иванович находился в опасности постоянно. На работе его травмировали придирками, замечаниями, угрозой сокращения. Его могли обидеть соседки и сослуживцы, что неадекватно воспринимали их брак, видели в Анатолии Ивановиче неуча с вечерним средним, а те женщины, для которых мужской интеллект не был непременным атрибутом гармоничного союза, находили Анатолия Ивановича непригодным в хозяйстве из-за его неумения починить утюг и повесить на стену ковер. Они не понимали, что их хозяйственные проблемы не проблемы для Веры Алексеевны, Вера Алексеевна с хозяйственными проблемами справляется блестяще, и не хозяйственные проблемы омрачают жизнь Веры Алексеевны. Жизнь Веры Алексеевны отравляет зеркало. Каждое утро зеркало пугает Веру Алексеевну землистым цветом лица, обилием морщин и отеками под глазами. И, глядя на серое свое лицо, Вера Алексеевна всякий раз видит лицо Анатолия Ивановича, покрытое розовым глянцем. Вера Алексеевна научилась довольно быстро приводить себя в относительный порядок: контрастные компрессы, постукивание, поглаживание, легкий грим, яркая помада и вот уже морщины не так бросаются в глаза, да и к тому, что видишь изо дня в день, привыкаешь, и фигура у нее мальчишки, а все знают, что маленькая собачка всю жизнь щенок, и только злые и завистливые бабы могут думать, будто Вера Алексеевна выглядит больной и старой рядом с холеным бездельником.
Последнее время Веру Алексеевну угнетала и другая мысль, и эта новая мысль была теперь с Верой Алексеевной постоянно, она и засыпала с ней, и просыпалась с ней: мысль о возможном сокращении. Тревогу Веры Алексеевны подогревали и сокращения, от которых последнее время содрогалась их, еще недавно такая мощная организация, и обещания повальной безработицы, что неслись из репродуктора и с экрана телевизора. Если Вера Алексеевна останется без приличной зарплаты, без возможности купить на предприятии по себестоимости дефицитные вещи, без ежегодных семейных путевок в санаторий или дом отдыха без возможности обеспечивать безбедное существование Анатолию Ивановичу, она станет ему не нужна.
С такими мыслями Вера Алексеевна и в пансионат приехала. И тут - приезжают Клиновы. Уму непостижимо, каким ветром занесло их в этот пансионат, но на работе к Клинову без дела не подойдешь, он ее и слушать не станет, и в гости его в городе не пригласишь, а тут: Целыми днями Вера Алексеевна теперь только о том и думает, как ей оказаться в одной компании с Клиновым. Каждый день она зовет его к себе в номер, посидеть, выпить, сыграть в карты, и каждый раз он явно не против, но смотрит на жену, а та морщится, словно Вера Алексеевна приглашает ее не на застолье за ее, Веры Алексеевны, счет, а на субботник на городской свалке. И каждый вечер Клиновы куда-то уезжают.
И не успела Вера Алексеевна решить эту проблему, как появляется новая, в лице следователя прокуратуры. Вера Алексеевна поняла, что от следователя исходит угроза для Анатолия Ивановича, но - какая?! Следователь не умалял достоинств Анатолия Ивановича, не оспаривал его право на особые жизненные блага, но в тоне, каким следователь задавал вопросы, Вере Алексеевне слышалась насмешка: он смотрел телевизор? А почему Анатолий Иванович не может посмотреть в холле телевизор? Он не обедал? Голодал? Да! Если очищение организма от шлаков и скверны вызывает у человека усмешку, то такой человек:
А следователь стал задавать вопросы уже и вовсе нелепые. Про женщину, что жила в номере под ними. Кто живет в номере под ними, Вера Алексеевна не знает. Она не знает, кто живет в квартире под ней, хотя прожила в доме семь лет: соседей она не затопляет, она аккуратная хозяйка, скандалов у них не бывает, ночных кутежей не бывает, они ведут здоровый образ жизни - соседям незачем являться к ней в квартиру. А тут - пансионат, чужие люди, она не знает, кто живет в номере за стенкой, не только что внизу. Почему она должна этим интересоваться?
Следователь хочет знать, чем они занимались вчера вечером?!
Сразу после ужина Вера Алексеевна мыла голову. Да, сразу после ужина, она хорошо это помнит. Анатолий Иванович ушел смотреть телевизор. Нет, она не пошла, ей необходимо было привести себя в порядок. Да, у них с собой кипятильник, стаканы; так и моет, нагревает воду в стаканах и банке, и под раковиной поливает, моет. А что делать? Воды горячей нет, тазы здесь в магазинах дорогие, дороже, чем у них в городе, сейчас же нет обязательных поставок, хочешь брать - заказывай да плати заранее, какому магазину это нужно? Они торгуют импортным тряпьем, что сдают им моряки. Хозтовары здесь дороже заморских яств, тащить таз с собой - громоздко, к тому же отсюда они едут не домой, они еще заедут погостить в город V.
Но ей же надо мыть голову, и, пока Анатолий Иванович смотрит телевизор, она успевает и голову помыть, и феном привести ее в порядок.
Шум - да. Был шум. Крики? Нет, никаких криков о помощи она не слышала, только шум. Ну, просто шум. Что-то тащили по полу. Или бросали на пол. Но недолго. Нет, не внизу. Шум был наверху. Да, точно же, конечно. Что-то так швырнули, чуть лампа не оборвалась. И в коридоре был шум, вернее крик. Может, не в коридоре, на лестнице, она вон, напротив их двери. Да, не шум и не крик. Ну, когда не тихо, спокойно идет человек по коридору, а ступает, как слон. И не один. Стадо. И при этом - нет, не крик, а разговор, но громкий очень, и какой-то... резкий... Да нет, не ругаются, но говорят как-то... крикливо. Нет, слов она не слышала. Зачем ей? У нее нет привычки подслушивать. И подсматривать.
