– Войны? Были раньше, – он задумался. – А может, и сейчас идут. Надо у Камелии спросить. Она в туалете всегда радио слушает… Эй, убогая!

Прежде чем я успел остановить его (не хотелось, чтобы в наш безмолвный диалог вмешивался кто-то посторонний), Настромо уже растолкал свою подругу, после дозы морфина почти вернувшуюся к нормальной жизни.

– Ну что тебе? – недовольно проворчала она.

– Тут эта приблудная душа насчет войн интересуется. Воюет сейчас кто-нибудь?

– А как же, – произнесла Камелия тоном знатока. – Недавно мы с олимпийскими фундаменталистами воевали. Вот только не помню, кто кого победил. А сейчас Северная Дионисия воюет с Восточной. Так их треплют, что только пух летит. Новый Крит свое уже отвоевал. Нынче там даже верблюжья колючка не растет. Пустыня. А недавно австралийские гераклиды напали на чайников. Не могут поделить острова Восходящего солнца. Про мелкие стычки и внутренние конфликты говорить не буду. Язык устанет.

– Грамотная баба, – эта оформленная в мыслях фраза предназначалась уже исключительно для меня. – Да только вся насквозь гнилая. Долго не протянет.

– Ты, похоже, за жизнь тоже не цепляешься.

– Какой смысл утопающему цепляться за кусок дерьма? Никакого. Разве не так?

– Не скажи. Некоторые за соломинку готовы уцепиться.

– Это те, кому есть что терять. А у меня все имущество – вот, – Настромо встряхнул инвалидную коляску Камелии, и та обложила его за это непотребными словами. – Плюс алкоголизм, наркозависимость и сто болезней, начиная от пяточной шпоры и кончая прогрессирующим иммунодефицитом… И почему ты нас всех раньше не уничтожил, еще до моего рождения!

– Не смог, значит. Кишка тонка оказалась. Я же, сам понимаешь, фантом, ничто. Условное понятие. Могу действовать только чужими руками. Вот и странствую по наследственной цепочке от предка к потомку и наоборот…

– При случае передавай привет моему папаше-покойнику.

– Не перебивай. Для того чтобы пресечь род кефалогеретов наверняка, мне нужно вернуться в далекое прошлое и отыскать там вашего прародителя. – О том, что такая встреча однажды уже состоялась, я решил умолчать. – Вот как раз это у меня и не получается. Раньше получалось, а теперь нет. Силенок маловато. Человек – это все же не кефалогерет. Пожиже порода.

– Понял. Твоей душе не хватает… как бы это лучше выразиться… пробивной силы. А у меня ее с лихвой. Запросто могу тебе помочь. Я, между прочим, если не ширяюсь, одним только взглядом свечи тушу и вилки сгибаю. С духами предков общаюсь. Но это, правда, только под кайфом. Мысли потаенные читаю. Ну и все такое самое. Прирожденный парапсихолог и экстрасенс. Когда будет надо, я поднатужусь и заброшу тебя в самое начало времен. Набьешь там морду богу Дионису. Пусть в следующий раз по пьянке миросозиданием не занимается.

– В Диониса, стало быть, верите? – осторожно осведомился я.

– Ни в кого мы не верим! Но некоторые прикидываются. Хотя и здесь согласия нет. Кто-то Зевсу поклоняется, как встарь. Кто-то Гераклу. Кто-то вообще Церберу. Моя бабка, помню, горгоне Эвриале тайком молилась, сестре горгоны Медузы. Новых сект тоже хватает. Особенно на востоке… Только ты меня не сбивай. Мы вроде о деле говорили. Не понимаю, как и почему ты вселился в меня, но хотелось бы знать, как ты собираешься выселяться. Чтоб, значит, в прошлое отправиться.

– Хорошая тема. Сам бы я ее, возможно, и не коснулся… Чаше всего я покидаю чужое тело во время его гибели. Кроме того, меня можно изгнать физической болью. Но только очень-очень сильной.

– Вот насчет боли ничего обещать не могу. Я ведь все время на наркотиках. Если не ширнусь вовремя, то с ума сойду. Придется тебе дожидаться моей смерти. Надеюсь, что недолго осталось. Слышал, что сегодня санитар сказал?

– Слышать-то слышал, но не очень верю. Это он со зла ляпнул. В качестве ответного комплимента.

– Я и сам не верю. Прощелыга… Дождется у меня! Они ведь, гады, нас не лечат, а потихоньку травят всякой гадостью. Чтоб такие, как я, землю зря не топтали. Вот и приманивают бешенкой… А куда денешься!

– Что ты там себе под нос бормочешь? – подала голос Камелия. – Бредишь?

– Нет, это я с приблудной душой общаюсь. С ней, не в пример тебе, хоть поговорить есть о чем.

– И к какому, интересно, полу принадлежит эта душа? – поинтересовалась Камелия.

– У души нет пола. А ты, похоже, ревнуешь?

– Очень нужно! Просто хотелось бы знать, кем она была раньше, мужиком или бабой.

– Сейчас узнаем, – минуту спустя, получив от меня исчерпывающий ответ, Настромо уже докладывал подруге: – Родился-то он мужчиной, но впоследствии прошел через такое количество перевоплощений, что сейчас затрудняется назвать свою истинную половую принадлежность.

Гомик, значит, – констатировала Камелия.

Тут нашим милым беседам пришел конец, чего и следовало ожидать с самого начала. Слишком жесток был этот ущербный, деградирующий мир, и расслабляться в нем нельзя было ни на секунду. А вот мои новые знакомые расслабились, что для них, родившихся и выросших здесь, было совершенно непростительно.

Трое молодых быкочеловеков, спешивших куда-то по своим поганым делам, внезапно заинтересовались этой несчастной парочкой.

Раньше все минотавры казались мне на одно лицо, вернее, на одну морду. Но при ближайшем рассмотрении это оказалось совсем не так. Если Камелия, к примеру, смотрелась телкой, а недавно протащившийся мимо работяга в грязном комбинезоне – усталым волом, то эти трое скорее напоминали свирепых буйволов с вечно налитыми кровью глазами.

– Красиво живете, старичье, – сказал один из них, раздавив ботинком пустой шприц-тюбик. – Морфинчиком балуетесь. А поделиться с нуждающимися слабо?

– Это не наше, – попытался отговориться Настромо. – Мало ли какой мусор вокруг валяется.

– Ваше, ваше, – ухмыльнулся громила. – По рожам вижу, что недавно ширнулись. А ну выворачивай карманы, пока мы вам потроха не вывернули!

Не надо было обладать даром провидца, чтобы заранее предсказать, каким финалом может завершиться эта неприглядная история. Однако из всех возможных вариантов разрешения конфликта Настромо выбрал наименее удачный – принял боевую стойку.

Бандюги заржали, и тот, который стоял к Настромо ближе всех, врезал ему своей массивной башкой в лицо. Это, скажу я вам, было посерьезнее, чем удар тарана в крепостные ворота.

Когда Настромо вновь пришел в себя, грабители были уже далеко. Его одежда, а равно и одежда Камелии, имела такой вид, словно ее черти выворачивали наизнанку. Наркотики искали даже в ботинках, потому что те валялись сейчас на середине мостовой.

– Вот и оттянулись, – пробормотала Камелия, подползая к перевернутой коляске. – Говорила я тебе, дураку, что надо было все сразу употребить.

– Конечно, как всегда, виноват я. – Настромо потрогал свое разбитое лицо. Боли он действительно не ощущал. Так, саднило немножко.

– А кто же еще! Сколько раз тебе говорила – меня слушай.

– Не кипятись… С чем пришли, с тем и уходим.

– А синяки, а шишки? Тебе, похоже, еще и нос сломали.

– Заживет. Не в первый раз…

Ситуация складывалась такая, что я счел необходимым лишний раз напомнить о себе, а заодно и отдать долг вежливости.

– Сочувствую вам, – произнес я мысленно. – Но, к сожалению, помочь ничем не могу.

– Тогда лучше помолчи, – ответил Настромо без прежней учтивости. – Сам видишь, у нас и без тебя проблем хватает. Потом о нашем деле потолкуем. Время еще будет.

А между тем, как выяснилось впоследствии, на завершение всех земных дел ему оставались считанные часы.

Место, в определенных кругах известное как биржа, когда-то было стадионом. С тех времен здесь сохранились бетонные остовы трибун, развалины раздевалок и просто груды камней, на которые можно было присесть. Не все местные завсегдатаи сохранили способность долго держаться на своих ногах.

Пристроив Камелию среди скучающих дам, чей образ жизни не требовал уточнений, Настромо обошел биржу по периметру, изредка здороваясь с приятелями. Никто не предложил ему выпить, закурить или нюхнуть, а свою законную добычу – бутылку мерзкой сивухи, чудом уцелевшую в драке, он решил приберечь на самый крайний случай.