Невнятно донеслись обрывки фраз: «В кроличьей шапке… среднего роста… в руках кулек с виноградом…»

… Жил Клещов на окраине, в ветхом бревенчатом домишке, давно предназначенном на снос, как впрочем, и все другие строения на улице. Однако по неизвестной причине снос этот постоянно откладывался, жилой фонд ветшал без ремонта, заборы заваливались, водоразборные колонки или бездействовали, или безудержно фонтанировали, тротуары зимой тонули в сугробах, а летом – в лопухах.

Цепной кобелина Пират, уступавший легендарному Церберу только количеством голов, но отнюдь не размерами и свирепостью, глухо заворчал, почуяв хозяина. Главной его страстью было наполнение утробы, однако Клещов не очень-то поощрял это, не без основания полагая, что неудовлетворенные желания должны побуждать людей к инициативе и творчеству, а зверей – к бессоннице и злобе. Не зажигая в доме света, Клещов спустился в подпол, где у него было оборудовано нечто вроде слесарной мастерской. Внимательно проверив одному ему известные тайные знаки, Клещов убедился, что никто из посторонних не побывал здесь в его отсутствие, и только после этого сдвинул в сторону старинный, наполненный всяким хламьем шкаф, за которым обнаружилась низкая металлическая дверца, запертая на навесной замок.

В потайной комнате было душно, пластами висел сизый табачный дым, пахло типографской краской и немытым человеческим телом. Почти все наличное пространство комнаты занимала гудящая, лязгающая машина – некий гибрид печатного станка Гуттенберга и современного промышленного робота. С большого барабана медленно сматывалась лента бумаги, снабженная водяными знаками, в чечеточном ритме шлепали разнообразные клише и штемпели, нумератор, управляемый датчиком случайных чисел, выставлял в положенном месте семизначный номер, гильотинный нож отрубал от ленты готовые купюры, которые, пройдя напоследок еще через один аппарат, придававший им потертый и засаленный вид, огромными бабочками выпархивали в картонный ящик из-под импортных консервов. В углу на табуретке дремал Боря Каплун, главный конструктор, единственный строитель и вечный раб этой машины – золотые руки, светлая головушка, голубиная душа, горькая пьянь.

Под тяжелым взглядом Клещова он проснулся и радостно осклабился:

– Кто к нам пришел! Шефу-у-у-ля! А я тебе, шефуля, миллион напечатал. Ты теперь богат, как Ротшильд. Надо бы спрыснуть это дело!

– Перебьешься, – буркнул Клещов, поймав в воздухе очередную купюру. Да, все точно! Имеются дефекты в защитной сетке. А про надписи на гербе он и раньше знал. Как-никак сам клише резал. Полжизни, считай, на это дело ушло, и все впустую!

Единственным предметом – кроме физкультуры, конечно, – по которому Клещов в школе, а потом и в училище полиграфистов имел твердую пятерку, было черчение.

Первую свою фальшивку он изготовил пятнадцати лет от роду на клочке синей тетрадной обложки при помощи линейки, школьного рейсфедера и туши. Это был билет в кинотеатр на популярный в то время двухсерийный фильм «Великолепная семерка».

Билет получился – лучше настоящего. В училище Клещов занялся изготовлением медицинских справок, освобождавших от занятий – не задаром, конечно. Печати и штампы перекатывал со старых, использованных бланков свежесваренным крутым яйцом. Научился виртуозно копировать любые почерки. Сгорел по глупости.

Понадеявшись, что никто не станет вчитываться в неразборчивые «медицинские» каракули, выставил в очередной справке диагноз: «Вывих пищевода».

Разбирательство было долгим и шумным, однако по молодости лет его пожалели – дали доучиться.

Впрочем, все это в конечном итоге можно было считать шуточками. Настоящая работа началась много позже, когда Клещовым уже овладела неудержимая страсть к деньгам.

Времена «трудные, но светлые» как раз сменились временами легкими, но темными.

В памяти Клещова этот момент почему-то ассоциировался с исчезновением в гастрономах колбасы, началом джинсовой эпопеи и первыми судорогами книжного бума. Многие его сверстники и, что самое обидное, даже знакомые стали обзаводиться машинами, дачами, кооперативными берлогами, импортным барахлом. Не за зарплату, само собой. Всего этого хотелось и Клещову. Да еще как хотелось!

Может быть, впервые в жизни он задумался всерьез и надолго. Единственное, что он умел делать в совершенстве, – чертить, рисовать, копировать. Вывод напрашивался сам собой. Первую фальшивую десятку он рисовал целый месяц, все вечера напролет.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.