- Ну ты, Гавриил Тимофеевич, даешь! - восторженно сказал Кротов. Целую нам лекцию о медицине прочел.

- Все, не буду! - засуетился старик, накрывая на стол скатерть. Вскоре появился котелок с супчиком, глиняный кувшин с парным молоком, миски, чашки, горячий деревенский хлеб.

- Тут одна бабка его печет, - признался Трубин. - Умница, а не бабка. Свой секрет не раскрывает. Вкусны-ый!..

- Ты, за ней, чай, не ухаживаешь тут, а, Тимофеич? - вновь позубоскалил Кротов.

- Какой! - замахал руками хозяин. - У меня все время на старинные рецепты уходит, на травы. Я по деревням хожу, записываю у старых людей. Да деревяшки вон строгаю...

Он кивнул на стену, где висели его творения, почти иконописные лики в дереве, объемные, радостные, светлые.

- Дерево знать надо, - добавил Трубин, заметив как заинтересовался изображениями Киреевский. - Чувствовать пальцами, ощущать его природу, теплоту.

Разговор за обедом шел о разном. И о простых вещах, и о сложных. Неторопливый и размеренный, бесхитростный, как обычно беседуют близкие или хорошо знакомые люди. Хорошо тут было, уютно. А потом Трубин вновь свернул на тему врачевания.

- Странный какой-то девиз у врачей... Не "исцели" или "спаси", а "не навреди"... То есть не сделай еще хуже своим лечением. Недаром один в анекдоте спрашивает: "Отчего он умер?", а второй ему и отвечает: "От лечения". Хуже нет, если доктор - докторша - суть ограниченная и упрямая самоуверенность. Мол, все знаю, а вы, больные, непосвященные. Тот же гнозис, тайные знания, гордыня. А без Веры, а следовательно и любви к больному, врач - вредитель. И тут Иосиф Виссарионович как всегда оказался прав. Есть, конечно, редкие исключения, а как правило, вывод у них один: "пожил - хватит, еще нарожаете" ... Что за деньги, что без денег, все одно. Денежному больному еще хуже, чуют, есть капиталец, и начинают тянуть денежки потихоньку, до самой смерти. У меня жена раком болела, я знаю. У меня ведь самого метастаза в горле была, самому вердикт вынесли окончательный - жить тебе, батенька, полгода, от силы год. Я уже и говорить перестал. Связки были нарушены, опухоль. А по правде говоря, и не хотелось ни с кем и ни о чем беседовать. Слова, слова ... Многоумие и многословие ведет к размягчению мозга, к рассеянности, к пустоте души. Молчание - вот истинное средство общения. Через чувства, мысли. Это я сейчас таким говорливым стал. А тогда полгода молчал, как зарок дал. Обет молчания. Думал, помру - так помру, без лишних фраз на устах, в одной лишь молитве. А потом сподобил меня Бог купить этот домик. Переехал. А в подвале нашел забытые бабкой, хозяйкой прежней, много банок с брусничной, черничной, ежевичной настойками. Рецепты она еще мне оставила, о силе разнотравья всякого. Я эти настойки попивал сначала, травы заваривал... И болезнь сама прочь ушла. Выздоровел.

- Редкий случай, - кивнул Кротов.

- Ничего не редкий! - возмутился Гавриил Тимофеевич. - По Руси таких тысячи. Это на Западе по любому прыщу на ягодице к доктору бегают, какая вошь в мозгу заведется - к психиатру. А все психиатры входят во всемирный заговор сионистов.

- Ну ты, Тимофеич, даешь? - усмехнулся Кротов. А Киреевский сидел да помалкивал. Чай пил. Действительно, вкусный, освежающий.

- Я даю? Это они дают, да еще вдогонку добавляют. Возьмем Фрейда.

- Возьмем, - улыбнулся Алексей Алексеевич. - За "помидоры".

- Я не люблю Фрейда за то, что он убежденный сионист, то есть еврейский фашист. И основу пропаганды идей Фрейда на начальном этапе взяли для себя именно сионисты. Психоанализ был им выгоден, поскольку он позволял разрушить традицию, взрывать изнутри общество и семью. Европа была сильна традицией, и чтобы ее поработить, сионизм направил острие своих атак против личной жизни каждого, превращая разумного человека в особь в человекообразном стаде. Не случайно, что и у нас, в России, приход к власти в 1991 году демофашистов ознаменовался бурной пропагандой и восхвалением темных бредней Фрейда. А ведь его доктрина, его теория, этого венского еврея, попросту украдена у немецких ученых. Много он слямзил у Юнга. Юнг умер в 1961 году, девяностолетним стариком, признанным патриархом психологии. Он был добр, снисходителен, велик, но и он боялся критиковать Фрейда, поскольку критиковать еврея в послевоенной Европе было небезопасно. Как и в наши дни. Русскому еврейские пропагандисты могут задать вопрос, сколько будет дважды два, а когда тот ответит - четыре, то они все равно завопят о его рабской, холуйской ментальности, что он совок и у него антисемитское сознание, поскольку он дает уныло-однообразный ответ на этот глубоко философский, фрейдовский вопрос. Холокоста ведь тоже не было, все это выдумано самими сионистами, но попробуйте сказать об этом в Европе - в тюрьму, а то и в психушку отправят. Сионистам выгодно, чтобы перед ними вечно каялись. А о распятом Христе они забывают.

- Фрейд, - напомнил Кротов.

- Да, воровал он у многих. Сама идея бессознательного в психике принадлежит Лейбницу и была выдвинута аж в XVII веке, то есть почти за 200 лет до нашего Зигмунда. Затем идеи Лейбница развивали Гельмгольц, Сеченов, Гербарт, Карпентер и многие другие. У всех у них Фрей шарил по карманам. Как и Эйнштейн, со своей "теорией относительности". Ее нет, есть отдельные элементы, кусочки фундаментальной физики, разработанные до него великими умами. Эйнштейн - такой же ворюга и шарлатан, как и Фрейд. Но тот еще и один из основателей еврейского государства Израиль в Палестине. А идея о том, что в психике, возможно, существует особая психическая энергия, принадлежит Полю Жане. Но Фрейд, ознакомившись с трудами этого французского психиатра, приписывает авторство себе. У венского ученого Мейнера Фрейд крадет идею о существовании особого "первичного Я". У французского ученого Шарко заимствует идею о том, что основе психического нездоровья часто лежит неудовлетворенная сексуальность. И ставит эту идею краеугольным камнем психоанализа. Юнг потом по этому поводу заметил: "Там, где у евреев находится бог Яхве, у Фрейда находится сексуальность". У Брейера, своего друга, Фрейд утягивает идею о "катарсисе" - очищении психики от бессознательных негативных импульсов путем перевода их в сознание. Фрейд это очень удачный компилятор, своего рода ростовщик от психоанализа. Кроме того, известно, что он сам был депрессивно-подавленным типом, стойким онанистом и кокаинистом. "Эдипов комплекс" вышел из его собственного онанизма, привел к обожествлению сексуальности. Как говорил Климов, у всех, у кого непорядок на нижнем этаже, то бардак и в голове. Еще и невротик, страдающий танатофобией - боязнью смерти. Так ее боялся, что даже не включил в свою теорию человеческой личности. А почему?

- Почему? - спросил Киреевский. Он не ожидал от старика столь модного напора и таких глубоких знаний в этой сфере. Но Трубин был высокообразованным, пытливым человеком, охватывающим своим сознанием самые различные проблемы. С ним можно было говорить часами, на любые темы, поэтому Кротов и привез сюда Анатолия.

- Вот почему, - продолжил Гавриил Тимофеевич. - Потому что Фрейд по существу был сатанистом, и впереди у него маячил ужас неминуемой тотальной пустоты. Он стоит перед всеми, кто не верует в Бога. И этот "отец психоанализа" был сам всю жизнь болен душой, а рассказывая другим, как надо лечить больных сам умер заурядным невротиком... Но личность Фрейда играет особую роль в еврейской пропаганде. Его концепции позволяют человека оскотинивать, превращать в гоев, а гои у евреев еще хуже скота, позволяют вести почти беспроигрышную пропаганду против великих людей любой национальности, против тех художников, ученых, изобретателей, полководцев, что имели наглость родиться не евреем. Сам Фрейд в свое время сочинил омерзительные, клеветнические, бредовые опусы о Леонардо да Винчи и Достоевском. Читать без ощущения запаха помойки этот бред нельзя. С каждой страницы там так и прет: "Достоевский?! Чем тебе гордиться, русское быдло, в творцы истории прешь?! А ну осади назад..." Нечто аналогичное сионисты, опираясь на этого затраханного венского еврея, могут проделать с любым национальным гением. Но особенно к русским гениям у них изуверская ненависть. К Пушкину, к Шолохову. Тут их явно зашкаливает.