- Хочу туда... - прошептал я.
- Полетишь, - говорил рядом Олег, - полетишь обязательно и очень скоро... Это что, это пустяки, то ли еще будет...
- А как они летают? - спросил я, оторвавшись от окна наконец. - Что у них за приборы?
- А у них нет никаких приборов! Разве тебе не ясно, что полет с помощью любого прибора только половина полета? Что бы тебя ни несло - будь то самолет или антигравитационный пояс, - но ты всегда будешь не столько летуном, сколько пассажиром... Главное счастье полета не в этом... У них _свои_ крылья. И летают они _сами_... Ты, кстати, не удивляешься тому, резко, как мне показалось, изменил Олег тему, - как мало я на тебя похож внешне, хоть и говорю, что я - это ты?
"Еще как удивляюсь!" - хотел было я воскликнуть, но тут заметил, что удивляться-то, собственно, стал только после его вопроса.
- Действительно, почему, спросил я, - почему ты так мало на меня похож и почему я так мало этому удивляюсь?
- Потому что я такой, каким бы ты и хотел себя видеть. Потому что мы теперь сами можем выбирать и _делать_ свою внешность. И крылья. И все, что угодно...
- Свобода формы, - понял я, - и скоро? Скоро я смогу?
- По-разному, - пожал плечами Олег.
- А ты? Как скоро смог ты?
- Не скажу, и ты сам поймешь почему... Не дай бог по какой-либо причине в день пробуждения у тебя не получится. Гарантирован ли ты от депрессии или хотя бы просто от досады?
- Нет, - ответил я, недолго подумав.
- Вот видишь? Зачем же сознательно идти на риск испытать досаду?
Вот так! Мне еще привыкать и привыкать к этому миру, где даже досаду стараются предвидеть и избежать!
- В общем, к планомерным занятиям ты приступишь с завтрашнего дня, и там видно будет, а сегодня только общее ознакомление... Тебе, кстати, не холодно? У нас все же не тропики!
- А где моя одежда?
- Вон в том шкафу.
Одежда мне понравилась.
- Ты выбирал?
Олег кивнул.
- А о сигаретах для меня ты не мог позаботиться? - спросил я, закончив одеваться и шаря в левом кармане пиджака, где обычно ношу сигареты.
- Бери эти. - Олег протянул мне свою пачку. - Я ведь уже не курю... Сегодня просто за компанию с тобой. Ты тоже вряд ли докуришь ее до конца, эту пачку, как и я. А мне ее дал Наш Первый. Сигареты, кстати, совершенно безвредные, и одного этого достаточно, чтобы бросить курить, правда?
Сигарета сейчас же потеряла для меня вкус. На тумбочке стояла пепельница, о которую я ее немедленно и загасил.
- Действительно, - сказали мы, - как унизительно быть рабом привычки, которая даже не вредит здоровью. Нужно избавляться от привычек, потому что привычки закабаляют, - сказали мы и рассмеялись.
А я добавил:
- Но пару раз я еще, пожалуй, покурю. По привычке.
И мы снова рассмеялись, а я положил сигареты в карман.
- Должен признать, - сказал я, отсмеявшись, - что встречу мне подготовили на уровне. Ведь все эти дома - это же специально для меня и для таких, как мы, верно? А для людей, скажем, из средневековья, тут ведь и оттуда имеются, правда? Так для них, что же, замки есть я города средневековые, да?
- Есть, конечно... Ты, очевидно, захочешь посмотреть? Увидишь немало забавного! Ведь для большинства из них инкубационный период длится куда больше нашего! И они продолжают жить, как жили, дерутся на турнирах, ходят в крестовые походы...
- Дерутся на турнирах? Значит, и убивают?!
- Конечно, но какое это сейчас может иметь значение? Всякого убитого немедленно оживляют...
- Однако! - возмутился я. - Оживляй не оживляй, но ведь убиваемому-то больно!
- А аппендицит вырезать не больно? Но ведь в наши дни шли на эту боль для более важного результата, а уж теперь...
- И каткой же результат достигается теперь?
- А такой, что почти каждому одного раза оказывается достаточно, чтобы проникнуться идеями гуманизма. После этого их развитие убыстряется во много раз... Впрочем, встречаются и упорные. Мне вот недавно попалась книжка, а для тех, кому они нужны, книги тут есть, и старые и новые, и вот ее автор, французский рыцарь Боэмон де Вильбуа, он уже достиг нашего уровня, а пишет про одного лотарингца, Вольфрама фон Грюбенау. За десять лет после своего первого оживления тот был убит восемь раз, но и не думает успокаиваться, все воюет... Сам Боэмон убил его разок случайно во время турнира, почему им и заинтересовался. А вообще, насколько я могу судить, с ними - с теми, кто был до нас, - очень много хлопот... Но подход дифференцированный.
- Это как?
- Ну, я не знаю, чем при отборе руководствуются; но вот, скажем, некоторым верующим говорят, что они попали в чистилище и что от их дальнейших поступков зависит их судьба. Представляешь, с каким рвением те берутся за науку?
- Представляю, - сказал я, - но ведь это обман?
- Обман? - хмыкнул Олег. - А это не обман? Ты, что же, действительно был оживлен в этой палате? - Он обвел руками стены. - Но ведь ты и не смог бы представить себе то место, где тебя оживили, иначе как палату, вот для тебя и создали вещественное оформление твоего восприятия... А те не могут себе представить иного места после смерти, кроме чистилища. Вот им, чтобы зря не волновались, и говорят, что они в чистилище. В ад сажать жалко, а из рая они уходить не захотят... Да, хлопот с ними много...
- А с нами?
- С нами все же легче. Нам куда скорее можно сообщить, где мы находимся...
- А ведь, пожалуй, - прервал я его, - наше представление о том, где мы находимся, не многим больше соответствует действительности, чем если бы мы считали себя в чистилище...
- Пожалуй, так, - согласился Олег и поднялся с кровати, на которую незадолго до того уселся. - Однако пора менять вещественное оформление твоего представления, не так ли? Не век же тебе жить в этой палате?
- А что, ее тоже можно... трансформировать?
- Разумеется, и сейчас я займусь именно этим. Надеюсь, за последние четыре года твои вкусы не слишком изменились?
- Да вообще, по-моему, не менялись! - пожал я плечами.
- Ну, так не бывает, но, в общем, я справлюсь... Спускайся вниз, я приду через пару минут...
- А мне нельзя посмотреть?
- Зачем? - возмутился Олег. - Я ведь готовлю тебе сюрприз! Придешь вечером и увидишь квартиру. А теперь иди! - И он подтолкнул меня к дверям из палаты.
За дверью оказался самый обычный коридор многоквартирного дома башенного типа. Как и везде, в конце коридора была дверь на лестничную клетку и к лифту. Хоть я и предполагал увидеть что-то в этом роде, а все равно подсознательно ожидал выйти не в обычный коридор, а в больничный, но, как ни велико было это мое изумление, прошло оно быстро, и вскоре я уже нажимал на кнопку вызова лифта. Надо ли говорить, что кабина оказалась на этаже и дверь немедленно распахнулась?
Внизу было прекрасно - трава, деревья, а впрочем, кто не знает, что это такое - майский день? Особенно для человека, который вчера, в декабре, умирал, а сегодня, в мае, здоров.
Нет, во мне не было ничего от состояния выздоравливающего. Тело не помнило болезни. О болезни помнила голова. То есть не помнила, а знала вчера была болезнь. А сегодня никакой болезни нет. Меня воскресили. Здравствуйте.
Здравствуйте, мои красивые новые современники. А кстати, действительно, до чего они красивы!
Люди попадались мне навстречу нечасто, все, как и я, шли куда-то неспешным шагом, очевидно, по делам тут ходят не пешком, и все - мужчины и женщины, были красивы на удивление...
"Вот они теперь какие... - подумал я, но тут же до меня дошло. - Стоп, это ведь не потомки мои, а старые современники! Они ведь все из двадцатого, и скорее всего из Москвы, очень уж дома вокруг напоминают именно Москву. Значит, все вы - мои современники, и любого из вас я мог встречать на улицах Москвы, так? Да нет, не так! Ничего похожего на эту вот девушку в удивительном платье я на улицах Москвы не встречал - такое бы не забылось... Боже, как она идет... А впрочем, вот эта разве хуже? Где ты видел парней как вон тот, например, что, смеясь, бежит за девушкой, от одного вида которой щемит сердце? Значит, все же потомки? Хотя, тьфу ты, черт, нет, конечно, нет! Свобода формы? Да, именно она!
