Но, несмотря на все негативные перемены, появившиеся с перестройкой, всё-таки спасибо Горбачёву! Вот новшество перестройки – «У Жанны»! Надо же, наша Жанна – кооператор. Да и я могу работать, так как мне нравится, оплатив за лицензию некоторую сумму. Говорят, что скоро появится налоговая служба – тоже веяние Запада. Ну что же. Надо привыкать к цивилизации. Вот, узнали, что курицу можно приобретать по частям, в виде окорочков. Да ещё американским. «Второй фронт» шутят старички, выстаивая очереди за этим новшеством. Если появится такая возможность, то я у Альки обязательно спрошу: у них там, в Америке, куда он уехал после развода с Лёлей, случайно куры автомобили не сбивают? Американцы сами-то едят то, что нам присылают?

Вот я и дома! Люблю свою небольшую квартирку. Всё моё детство прошло в этих стенах. Наверное, я, как и мой папа консерватор. Родители переехали в новый район на севере города, могла переехать и я с ними. Вместе получили бы квартиру большей площади, оставив эту. Но я решила остаться в нашей старой квартирке. Пусть небольшой, но такой милой и уютной, где на каждом сантиметре площади чувствуется тепло и частичка родительской души, а в каждом уголке комнаты, в каждой складке шторы на окнах прячется улыбка из моего детства. Да и жить вместе с родителями, тоже, как теперь говорят – не комильфо.

Только я ступила на порог квартиры, затренькал телефон. Чувствуется, что Лёлька очень нервничает? И опять она ничего толком мне не объяснила. Видно действительно хорошо Анатолий влип, коль сестра в таком подавленном состоянии. Что же могло произойти?

Размышляя на эту тему, я машинально разделала куриные окорочка. Дерьмо, конечно, эти «ножки Буша» но мама, выдумщица наша, любитель кулинарных экспериментов, столько придумала разных блюд из этого безобразия и научила меня им, что ничего, обходимся. Глеб очень любит «котлеты по-громовски». А что! Делать их пустяк, зато сытно и красиво на тарелке смотрятся. И что самое главное – их можно наделать впрок и заморозить. Потом при необходимости жарить перед подачей на стол. Для таких кулинаров, как я, рецепт самый подходящий. Пока месила тесто, опять затренькал телефон. Просто невозможно! Этот звонарь всегда трезвонит не вовремя!

– Глеб? Что!

– Что, что?! Сама же просила узнать! Чего ты сердишься?

– Руки в муке! Узнал?

– Узнал. Есть на примете один кадр. Не по телефону. Но он пока не в городе. Приедет, поговорю с ним. Вечером, расскажу. А что ты мне готовишь на ужин?

– Приедешь – обрадуешься. Всё, давай, пока, – раздражённо ответила я.

– Вот так, делай после этого добрые дела! Ты чесночка, побольше и перчика. Всё, молчу. До вечера. Целую родная.

Меня накрывает раздражение, когда слышу такие заявочки: скажу не по телефону. Вот сейчас всё КГБ или кто там сидит на прослушке, да и сидит ли вообще, непременно будет подслушивать именно наш разговор. Что можно услышать в наше новое время? Всё тоже, что и на улице. Разговоры везде: в трамвае, на лавочках, в семьях одни и те же: о курсе доллара, кто и по какой ставке меняет их. Да в каком магазине дают колбасу, а в каком выкидывают мясные кости.

Только я положила трубку на аппарат, раскатала тесто на одну котлетку, опять раздался звонок.

– Ну что ты будешь делать! Алло!

– Никусь, ну что? – услышала я голос Жанны, – пятнадцать тысяч под десять процентов в месяц. Но отдавать каждый месяц в равных частях. Такие условия. И под расписку, – говорила Жанна серьёзным голосом.

– Жанночка, я сейчас тебе перезвоню. Поговорю с Лёлькой, объясню ситуацию, – обрадовалась я решению проблемы.

Знала бы я тогда, что все мои проблемы только начинаются. Передав весь разговор с Жанной Лёле, и получив её согласие, я набрала номер телефона салона:

– Добро! Приезжай завтра часикам к двум, составим с тобой бумагу и получишь что хотела, – по-деловому отчеканила Жанна.

Только я успела сформировать остальные котлетки и подогреть подсолнечное масло для их жарки, пришёл Глеб.

– Как дела?

– Я завтра встречаюсь с нужным человеком. Она обещала помочь.

– А ты нужную сумму узнала у Лёльки? На какой срок, под какой процент? – спрашивал Глеб из ванны.

В новом импортном пеньюаре я подошла к ванной.

– Глеб, давай быстрее, ужин остывает. Подогревать не буду!

По телевизору идёт популярная передача «600 секунд». На читальном столике накрыт стол. Обёрнутые в тесто, румяные пожаренные во фритюре бывшие «Ножки Буша», распространяют по квартире аппетитный аромат чеснока, зелени и различных приправ.

Я протянула полотенце Глебу, но он схватил меня за руку и притянул к себе. Нашу страсть не смог удержать ни дождь тёплых струй воды, ни аромат вкусного ужина.

Позже, я рассказала Глебу о встрече с Жанной.

– Вот и хорошо. У знакомых всегда лучше. А то всякое бывает. Значит, я не заморачиваюсь? – говорил Глеб, увлечённо поедая свои любимые колеты-пирожки.

Встав раньше обычного и проводив Глеба на работу, я спешно собиралась в дорогу. Размышляя о том, что же всё-таки могло случиться у Лёльки, я машинально складывала нужные вещи. Долго ли собраться человеку лёгкому на подъём? Привычка держать «походную сумку» в шкафчике, пришла с детства. Вот и сейчас, позвонив родителям и сказав им, что мне надо срочно выехать в Москву поработать, получив от них кучу наставлений, я позвонила нашей родственнице работающей в аэропорту, чтобы та посадила меня на рейс до Москвы. Что в России можно сделать без своих знакомых и родственников?

Окинув взглядом на прощанье своё уютное гнёздышко, я присела в коридоре «на дорожку» и через минуту, взяв сумку с вещами, поехала к Жанне. Написав расписку на оговорённую сумму, указав их рублёвый эквивалент, прикинув, что для меня сумма долга неподъёмная, я успокоила себя тем, что у Анатолия большая адвокатская практика и богатая клиентура. Да и Лёля меня успокоила. Сумма конечно космическая, но раз Лёлька сказала, значит, она всё рассчитала. Деньги у них с Анатолием были всегда. Сложные ситуации встречаются у всех. Выкрутятся.

Глеб приехал в аэропорт, прочитал расписку и на «дорожку» я услышала о себе много нового, в том числе, что я «идиотка», подписывающаяся под чужие долги да под кабальные проценты.

– Ты читала под, чем расписалась?

– Читала. Лёля сказала под любые проценты, лишь бы сегодня были деньги в Москве. Ты это понимаешь?

– Я понимаю только одно. Что я люблю идиотку. Ты понимаешь, что подписала неподъёмную сумму. И требовать возврат долга будут с тебя, а не с твоей сестры. Нет, это надо же! И наверняка свой немалый процент сюда включила эта подруга за то, что нашла такую дуру. Ты хотя бы понимаешь, что она развела тебя по полной программе?

– Не кричи на меня. Не я буду отдавать, а Анатолий, я буду только передавать. Ты это понимаешь?

– Ты видишь, что вокруг делается? За меньшие суммы люди пропадают. У нас отдел забит заявлениями о таких разводах и о пропаже людей, детей. Ты-то что делаешь?

– Глеб, будь адекватен! Это моя сестра, она попросила о помощи. Они живы. Анатолий работает. Не переживай. Несмотря на мою неприязнь к Анатолию, он трудоголик. И этого не отнять! И потом, Ростов – не Москва. Это у нас тут бесконтрольный разгул бандитизма, а там всё под контролем. Всё, я минимум на три дня, успокойся, всё будет хорошо.

Но Глеб продолжал негодовать. А до меня никак не могло дойти, почему он так кричит?

– Сам идиот, – подумала я, но огорчать его этим не стала.

Из служебного помещения вышла давняя приятельница моих родителей, служащая аэропорта.

– Здравствуйте, мои дорогие. Глеб, Вероника, как родители?

– Хорошо. Передают вам привет, – чмокнула я её в щёку.

– Рейс задерживается. Вы сейчас погуляйте, регистрация на рейс пройдёт, я посажу тебя. Подходите сюда через часик, – обнадёжила она меня и скрылась за служебной дверью.

– Глеб, мне надо позвонить по межгороду Лёле. Сказать, чтобы выезжали встречать меня.

Мы прошли с ним к междугородным телефонным кабинкам, где, как обычно код Москвы был занят.