– Но как же….

Выяснилось, что при случае голубица может посрамить смерч «Святой Игнатий».

– Поцелуй меня!!! Немедленно.

– О. Ну да. Конечно.

Смирившись перед неизбежной поступью рока, Джордж, глядя затравленным взглядом, наклонился к ней, Кэти закрыла глаза и… Что-то влажное неуверенно ткнулось ей в щёку. Кэти отшатнулась так резко, что едва не упала со скамейки. В гаснувшем свете майского дня уши Джорджа медленно заливались краской. Затем щёки, лоб, шея… Кэти вспомнила, что где-то читала – во Франции при изготовлении дорогих вин была традиция купать в чане с суслом самую прекрасную и невинную из окрестных девственниц. Очевидно, после ванны «Шато де Молин» (сухое, красное) невинные девственницы примерно так и выглядели. Она почти с жалостью посмотрела на смущённое, счастливое, ошалевшее лицо жениха. «Ну что с него взять? Понятно, не Этьен. И уж точно не Филип.»

Увлёкшись воспоминаниями, Кэти едва не упустила свою добычу и бросилась за мышью, которая свернула в старую часть сада. Здесь деревья были старше и выше, и вдруг Кэти охватило странное чувство. Как будто всё это с ней уже происходило. Ей пять лет, и она точно так же сбежала ночью из дома, но для того, чтобы забрать забытого в парке мишку. Тогда она задыхалась от быстрого бега и страха, что гувернантка заметит её отсутствие. Деревья казались выше, дорожка из розового гравия гораздо длиннее. Тогда в конце аллеи она повернула налево, к большому дубу, под которым надеялась найти свою игрушку, но вместо неё обнаружила там незнакомого джентльмена. Кэти смело подошла и спросила, не видел ли он её мишку. Незнакомец улыбнулся, присел на корточки и протянул ей игрушку, в этот момент луна вышла из-за облаков, и девочка смогла его рассмотреть. Высокий лоб, благородные, но немного резкие черты лица оттеняли иссиня-чёрные волосы, а глаза были голубые, прозрачные, как речной лед. Кэти поразила матовая бледность его кожи. «Будто сделана из алебастра, как те статуэтки, которые так любит моя мама». Он отдал девочке медвежонка и сказал: «Когда-нибудь мы встретимся ещё».

И тут Кэти поняла, что она стоит в тени того самого дуба, но нет уже давно ни того плюшевого медвежонка, ни старенькой гувернантки, ей восемнадцать и она совершенно одинока в ночном пустынном парке. Отсюда открывался вид на семейное кладбище. Старинные, покрытые лишайником и густой паутиной плюща, склепы резко выделялись гипсовой белизной на фоне чёрно-зелёной стены деревьев. Дорожки, заросшие мхом и дикой мятой, скрывали звук её шагов, и Кэти почувствовала себя призраком, блуждающим средь могильных плит. Пройдя немного вглубь, она остановилось у прекрасного памятника работы итальянского скульптора – два плачущих ангела сжимающих друг друга в объятиях. «Марджори и Роберт Бранн» – прочла она. «Ах, как печально! Два пылких сердца, некогда сгоравших от любви, теперь лежат под этими холодными плитами… (на самом деле дядюшка Роберт скончался от апоплексического удара, вызванного неумеренным потреблением крепких напитков и кулинарных изысков любимого повара, но думать об этом почему-то не хотелось.) Лишь шелест листвы и пение цикад…» Помимо пения цикад её слух уловил странный звук прямо за спиной. В испуге Кэти обернулась и увидела в нескольких метрах от себя громадного серого пса. Безумные, горящие яростью глаза, смотрели прямо на неё, с клыков капала слюна. Кэти застыла. Как в кошмарном сне она видела, как зверь, не сводя с неё глаз, пригибается к земле, готовясь к прыжку. Мощные мускулы под атласной шкурой напряглись, когти вонзились во влажную кладбищенскую землю. Кэти закрыла глаза.

Но не успела она даже вскрикнуть, как чья-то сильная рука подхватила её за талию и в следующий момент она оказалась в густой траве. Опираясь на ладони, она приподнялась и увидела мужчину, словно сошедшегосо страниц скандинавских легенд. Он стоял прямо перед ней, огромного роста, мощный, холодные, чуть насмешливые светло-голубые глаза… Где она видела подобные? Вся его одежда и лицо были залиты кровью, а в метре от него лежало изуродованное тело собаки. Кэти вскочила на ноги.

– Вы не ранены?

Даже встав в полный рост, она едва доставала ему до груди. Мужчина окинул её с ног до головы безразличным взглядом.

– Кто выпустил тебя ночью из дома, дитя?

Кэти отступила назад с достоинством:

– Я Кэтрин Бранн. И кстати! Я, вообще-то леди и хозяйка этого поместья, и совсем недавно мой кузен Марк говорил, что я совсем взрослая и меня пора выдавать замуж. Вот.

Говоря это, она старательно, но безуспешно отряхивала перепачканные землёй коленки и порванное платье.

– Не понимаю, откуда здесь взялась эта собака. Роджер на ночь запирает внутреннюю часть сада, видимо, она как-то пробралась сюда…

Она предприняла ещё одну неудачную попытку поправить сбившиеся волосы.

– А вы? Могу я узнать ваше имя и что привело вас сюда?

Говоря это, Кэти попыталась придать голосу тон светской любезности и непринуждённости, хотя колени предательски дрожали. Её спаситель выслушал эту восторженную сбивчивую речь с лёгкой усмешкой.

– Мне кажется, ваш пёс ранил меня.

– Ах, боже мой, где, что случилось? – растерявшись и мигом утратив образ светской львицы, Кэти сделала шаг навстречу, но зацепившись ногой за предательски спрятанный под покровом мха край надгробия достопочтенного дядюшки Роберта, полетела вперёд. И упала бы, если бы её не подхватили.

Неожиданно для себя поймав в свои объятия это маленькое, несуразное существо, от которого пахло цветами и летом, незнакомец, казалось, сам растерялся. Её тепло и цветочный аромат волос ошеломил его, в этот мгновение Кэти, окончательно смутившись, попыталась отстраниться, опираясь ладонями о его широкую грудь. Но сделать ей это не удалось. Мощные руки обвили её талию, так сильно, что перехватило дыхание. Она в испуге подняла лицо:

– Вам больно?

Пьянящий запах её волос, нежный шелк кожи и огромные, испуганные глаза – всё это настолько сбило его с толку, что, не отдавая себе отчёт в происходящем, он повалил её на траву.

– Что вы делаете!? – пролепетала Кэти.

Он склонился над девушкой, опираясь на одну руку, а другой сжав её нежные, тонкие запястья.

– Что? Нет! – вскрикнула Кэти, судорожно пытаясь встать, вывернуться из-под его мощного тела.

– Тихо, – выдохнул на ухо низкий голос, посылая по телу волны паники. Она попыталась оттолкнуть его, упёршись ладонями в плечи, но с тем же успехом можно было пытаться остановить разъяренного носорога. Кэти вскрикнула, когда почувствовала, как одна мужская рука запрокинула её голову за подбородок, а другая очутилась на груди, и требовательный рот впился в нежную кожу на шее. Она судорожно всхлипнула, вцепившись пальцами в его короткие, белоснежные волосы, но это не только не остановило его, а будто только раззадорило. Мужчина, усмехнувшись, лениво тряхнул головой, как хищный зверь, которому докучает расшалившийся детеныш. Кэти почувствовала, как его бедра прижимают её, оцепеневшую, напуганную к земле. Он медленно, почти нежно провёл ладонью от её горла к тяжело вздымавшейся груди, и нетерпеливо рванул вниз плотный лиф атласного, ещё недавно белоснежного платья.

– Не надо, не надо, не так… – как в кошмарном сне повторяла Кэти, – так нельзя…

– А как? – хрипло выдохнул он, обжигая её шею отнюдь не нежными поцелуями.

Кэти на секунду смешалась. Она так часто представляла себе это «чудо любви», «миг священного экстаза» … Ну, то есть «он» (почему-то всегда высокий стройный брюнет с зелёными глазами и благородной сединой на висках), становится на одно колено, смиренно опустив взгляд, предлагает ей руку, сердце и кольцо, потом церковь, венчание, фата, флердоранж. Конечно, гости, колокола, большой торт, (и не такой, как у Каролин Сплит был на свадьбе, а получше, с розочками.) И вот, в алькове, на шёлке брачных простыней он касается её губ нежным поцелуем. Дальше мечты уносились в нечто радужно-прекрасное, но до крайности неопределённое. И как же это было не похоже на то, что происходило с ней сейчас!