Бронепоезд генерала Врангеля сопровождал добровольцев по степи почти до самого Симферополя, пока в 15-ти километрах от города не подорвался на заложенной под рельсами мине. С рельс не сошел, задним ходом начал медленно ползти обратно в Севастополь, дав на прощание отчаянным бойцам несколько ободряющих гудков.

Симферополь обошли стороной, пошли по направлению Карасубазара. Здесь начали попадаться разрозненные отступающие части белой армии. Люди были ободраны, изранены, многие без оружия. Плелись, понурив головы, не оглядываясь по сторонам. Никакого интереса не проявляли, правда, пару раз в сторону отряда все же прозвучало несколько выстрелов. Пуля слегка задела подхорунжего Плеткина.

Арабатская стрелка оказалась пуста. На Сиваше, несмотря на наступившую оттепель, лежал лед, по которому можно было даже идти. Но коней бы лед не выдержал, поэтому двигались исключительно по суше. Первый разъезд красных встретили уже под Ганическом. Четверо всадников с красными лентами на папахах напряженно взяли коней под уздцы, вскинули кавалерийские винтовки Мосина.

– Кто такие?

– Тебе ль не все равно? – грубо ответил Щетинин. Сразу было видно, что он уже имел плотное общение с большевиками. – А ну скачи сюда, раз зрение плохое.

Один из всадников закрутился на месте, потом ударил коня каблуками по крупу, осторожно приблизился к отряду. Хотел повторить вопрос, но Нестор Самуилович его опередил:

– Идем в расположение 8 бригады комбрига Засулевича. Слышал о таком?

– А то, – обиделся бородатый наездник с зазубренной шашкой за поясом. – Мы тут каждый опенок знаем.

– А коль знаешь, почему не приветствуешь? И что у тебя за вид, красноармеец?

Красный всадник напрягся, застегнул воротник на прожженном мундире, потом расслабился:

– Не старые времена, чтобы кричать. А вас не признал, потому как никогда не видел.

– Красных комиссаров в лицо не знаешь?

– Теперь у кого кожанка, тот и комиссар, а простым смертным только под пули беляков лезть. Юнкера с офицерьем, как осатанели, какой день по валу бьем, а они все живые.

– За такие разговоры под революционный трибунал пойдешь!

– Испугал до тифозного поноса.

Всадник заржал, махнул рукой своим приятелям. Те тут же приблизились. Уже без опаски, видно слышали издали разговор. Один из них, одетый в драный тулуп, поправил сбоку револьвер, заулыбался:

– Товарищ комиссар! Мы же с вами под Херсоном беляков рубали, вам тогда еще комбриг именной маузер вручил. Думали, вы сгинули, а вон живой.

Щетинин нервно вытер рукавом кожанки шею. Ему было очень неприятно слушать о своем героическом красном прошлом.

Повезло, что признали, – полегчало на душе у Грановского, – только еще перестрелки под боком у красных не хватало. А Щетинин сволочь, пулю бы ему в затылок. Как бы снова не предал.

– Слышал, к товарищу Засулевичу пробиваетесь? Так под Чонгаром в нашей 4 армии его ординарец с каким-то поручением. Слава Янберг, он и проводит.

Больше разговоров не вели. Отряд двинулся за разъездом и вскоре уже был у холмов с колючей проволокой. Заграждения ставила еще Добровольческая армия Деникина, теперь редуты служили красным. Из-за насыпных валов глядели стволы трехдюймовых пушек и пулеметов.

В штабе 4 армии не стали даже проверять документы. Свои и свои. Да и кому тут быть, если все беляки за Перекопским валом остались. От заместителя командира армии тут же был получен приказ выдвигаться в сторону Ново-Михайловки, соединиться с Махно и совместно двигаться на Дюрбинь, обойдя Перекоп стороной. А далее на Симферополь.

Грановский хотел было возразить, но Щетинин его остановил. На Дюрбинь, так на Дюрбинь. Получив устный и письменный приказ, отряд, развернув красные знамена, пошел действительно на северо-восток, а потом резко поменял направление и взял курс на Мелитополь, в окрестностях которого находилась 8 бригада 13 армии.

Грановского поразило, что ординарец Засулевича Янберг не возражал против изменения отрядом маршрута. Правильно, говорил он, мало ли что в 4 армии прикажут. У тебя, товарищ Щетинин, командир один – комбриг Засулевич. Вот он даст тебе приказ идти на Симферополь, тогда и пойдешь. А пока давай домой, Даниил Пантелеймонович по тебе очень скучает. Такого, говорит, славного комиссара потерял. Отдохнете, в баньке попаритесь, а там и повоевать можно. Белым все одно крышка, они уже на свои лоханки грузятся, чтобы в Царьград плыть.

И здесь, в Северной Таврии, попадались какие-то разрозненные отряды – то ли белых, то ли красных, а может просто бандитов. Никто не проявлял друг к другу никакого интереса. Измученные войной люди, молча ползли куда-то. Как муравьи из разоренного муравейника.

Засулевич встретил Щетинина, как родного. Целовал его, обнимал и даже похлопал по ягодице, что заставило полковника Дубовала подозрительно прищуриться. Полторы сотни добровольцев расквартировали по хатам, потеснив бойцов 8 бригады, вторую неделю страдавших от безделья. А в доме, где обитал сам комбриг, накрыли богатый стол.

За горилкой, салом, трофейным немецким шнапсом и солеными огурцами с мочеными арбузами выяснилось, что корпуса полковника Свиридова уже не существует.

– Долго мы их мочалили, – бегал по хате в галифе и исподней рубахе комбриг Засулевич. – Дерзкими оказались, никак сдаваться не хотели. Но мы их шрапнелью покосили, а потом измором взяли. Вода кончилась. Куда им деваться было? Я Свиридова собственноручно кончил. Этими вот руками. Донцов часть порубали, а те, кто согласился нашей власти служить, под Перекоп отправили. Пусть кровью смывают свои преступления против народной власти. Так командарму, товарищу Фрунзе и доложили. Правильно, Слава?

Ординарец выпил полстакана мутной самогонки, хрюкнул что-то нечленораздельное.

Грановский побледнел. Получается все напрасно. Помощь их опоздала. Жаль донцов и полковника Свиридова. А баронесса Крутицкая? Тоже погибла? Боже, трудно представить, что с ней могла сделать красная солдатня.

– Но это все ерунда, – продолжал бегать с горящими глазами комбриг, тряся грязными тесемками рубахи. – Ко мне в силки одна птаха попалась. Штучка отменная. Вроде как из бывших, но такие амурные номера выделывает, что в доме терпимости не предложат. Эх, кровь по жилам разгоняет, лучше самогона. Не баба-динамит! Я ее в крайней хате с глиняной крышей держу. Охрану даже поставил, чтобы хлопцы не позарились. Моя добыча.

Неужели баронесса? – чуть не удержался от вопроса Грановский. Но Щетинин так посмотрел на штабс-ротмистра, что тот сразу прикусил язык.

Комбриг напился гораздо быстрее, чем ожидалось. Бегал-бегал, да и застыл у теплой печи, как приготовленная для топки головешка. Янберг аккуратно уложил командира на лавку, накрыл полушубком, разлил горилку по стаканам.

– Девица знатная, – вздохнул он, – того и гляди сам от нее загорюсь.

Не может быть, думал Грановский. Троюродная племянница Его Превосходительства, баронесса, дочь мирового судьи и такая шалава? Ради нее на смерть идти? Впрочем, офицерское слово дороже всех звезд на небе. Дал, держи. Не нам простым смертным о нравственности рассуждать. Но время терять нельзя.

Ночью собрались в бане, которую натопил сам Янберг. Оставил, слава богу, Грановского, Щетинина и Дубовала одних. Решили действовать быстро, пока враг ничего не подозревает. Перед рассветом всех краснопузых, что окажутся под рукой – на ножи. Необходимо оповестить отряд. Этим займется полковник Дубовал. Комбрига Засулевича и ординарца Янберга нужно повязать и забрать с собой. Помогут посты пройти. Это сюда проскочили на дурака, а обратно еще неизвестно как сложится. Жаль полковника Свиридова, да ему теперь ничем не поможешь.

– Баронессу Крутицкую я возьму на себя, – сказал с горечью в голосе Грановский. Никак не вязался образ на акварели с разбитной бабой, оказывающей невероятные услуги заклятому врагу барона Врангеля и всей России.